Глава 48

Фрося с большим нежеланием остановила ненасытные ласки мужчины:

— Маричек, мне очень приятно от твоих рук, губ и каждой частички тела, но я не хочу стать причиной твоего плохого настроения после того, как ты оторвёшься от меня.

Уже четверть седьмого, а ты собирался в шесть выезжать…

— Выеду в семь, ты того стоишь, чтоб мне нарушить свои некоторые привычки и планы, но я и правда запаздываю, у меня сегодня очень насыщенный день.

Надеюсь на твою чашечку кофе.

И с этими словами он мягко отстранил от себя женщину, и поспешил в душ.

Фрося мигом следом сорвалась с кровати, последовав по тому же маршруту, что и мужчина.

Пока он одевался на столе уже дымилась чашечка кофе, напротив неё стояла вазочка с печеньем, хотя Фрося уже знала, что Марк пьёт свою первую только с сигаретой.

Одетый и причесанный мужчина появился на кухне, благодарно чмокнул её в щёчку, взял чашку с кофе и перенёс на подоконник, закурил сигарету, и сделал блаженную первую затяжку и глоток.

Фрося в накинутом на голое тело халатике, сидела на табуретке и не сводила глаз с Марка, но не решалась задавать вопросы, боясь спугнуть этот хрупкий момент почти семейной идиллии, которой она по-сути никогда не знала.

После очередной затяжки и глотка кофе, Марк отвернулся от окна и посмотрел на Фросю:

— Почти до самого вечера я буду очень занят, а потом мне надо ехать на дачу за Соней.

Я умоляю тебя, не задавай мне много вопросов, особенно таких, на которые у тебя самой есть ответы, а мне совершенно не хочется на них отвечать…

— Марик, у меня только два вопроса и очень коротких.

— Валяй.

— Я слышала отрывки твоего разговора вчера по телефону на счёт моей Анютки, расскажешь, в чём суть, и ещё, заберёшь ли ты меня заодно с собой вечером на дачу, где я собираюсь денька на два-три задержаться.

— По дороге на дачу я тебе расскажу всё, что мне удастся выяснить на счёт этого дела, связанного с твоим ненаглядным зятем. Идёт?

Марк, быстрым шагом подошёл к Фросе, поднял её лицо, вытер большими пальцами слезинки в уголках глаз, нежно поцеловал в губы и не прощаясь, поспешно вышел из квартиры.

Давно за любовником закрылась дверь, а Фрося всё сидела и сидела на кухонной табуретке, и смотрела в некуда, а точнее, вглубь своей души.

Какие у неё могут быть претензии к мужчине, он разве ей что-то обещал, дарил какие-то надежды или она, с самого начала не понимала, что связь с ним причинит ей неминуемую боль и новые душевные муки, но только совершенно другого содержания, чем те, что испытывала с другими своими мужчинами по прошлой жизни.

Боль болью, мука мукою, но она опять, если и не любима, то желанна, совершенно, точно, её тело опять ощущает на себе ласки и напор неуёмного желания мужчины, которых она так мало получала в своей уже не короткой жизни.

Ах, сиди, не сиди, а ничего уже не изменишь и менять в ближайшее будущее ей ничего не хочется, пусть хоть совместно проведённые часики, но её.

Боже мой, она хочет, хочет, хочет быть с ним и ей было так хорошо в эти подаренные Марком сутки.

А теперь другая сторона монеты — это СОНЯ… А вот с ней, встречаться совершенно не хочется.

Ей трудно было объяснить самой себе, что это страх, стыд, а может даже ревность…

В этих размышлениях она прошествовала в спальню и стала снимать с кровати пропахшее их с Марком телами, и похотью постельное бельё.

Фрося улыбнулась своим дурацким мыслям — разве я могла бы подумать ещё месяц назад, что со мной приключится такая история, что я буду вдыхать запах мужчины от своей постели и буду ждать новых встреч, и проявления сексуального влечения к своему телу…

Из этих размышлений её вывел телефонный звонок.

Фрося подняла трубку:

— Солнышко, это я… Как настроение и чем занимаешься?

— Ах, Марик, ты уже на работе…

— А, как же, куда денешься, надо одевать и обувать советских граждан, но ты мне не ответила на мои вопросы.

— Настроение нормальное для покинутой, но осчастливленной страстными ласками любовника женщины.

А про занятие даже стыдно рассказывать — перестилаю постель и вдыхаю запах твоего тела, и нашей любви…

— Фросенька, можешь злиться на меня, но я ужасно хочу оказаться на чистом белье и вынудить тебя, как можно чаще избавляться от моего запаха, запуская стиральную машину.

— Ну, это зависит только от тебя…

— Не только, не забудь с тобой живут твои дети и внучки, поэтому впредь нам придётся порой искать пристанище, подходящее время и избегать посторонних глаз.

— Марик, не надо меня ни о чём предупреждать, я ведь сделала добровольно к нашей близости первый шаг и готова ко второму и третьему, но о последнем пока думать не хочется, но на него у нас есть у обоих право…

— Фросенька, я бы не хотел, чтоб наш нынешний разговор принял серьёзный характер, мы же только вначале наших любовных отношений.

— О, это радует, значит, будет и продолжение…

— Конечно, будет, мы же теперь любовники и компаньоны в одном лице.

— А кем я тебе больше нравлюсь?

— На провокацию не подамся, тем более, находясь не в посредственной близости…

И, тут же посерьёзнев:

— Фрось, тебе же через несколько дней ехать на свадьбу сына, а у тебя есть подходящий наряд?

— У меня есть хорошие выходные вещи, мы же с мамой Кларой посещали театры и всякие званные вечера для высокопоставленных лиц, но они, наверное, уже несколько вышли из моды.

Может ещё и Анютка поедет со мной на свадьбу брата, определённо, через два дня надо будет вернуться в Москву и поискать что-то подходящее…

— Для тебя я уже подыскал, а сейчас займусь твоей дочерью, только скажи, у тебя размер обуви тридцать девятый и назови размер обуви дочери…

— Про меня у тебя, похоже, нет никаких секретов, а у Анечки тридцать седьмой…

— Всё, пока больше вопросов нет, до вечера.

Глава 49

Фрося сбегала в ближайший гастроном и закупила различных продуктов для дачи.

Никогда к её добродетелям не относилась готовка изысканных блюд.

С ранней юности, начиная с жизни в родительском доме и позже, в её семье обходились простой пищей без особых изысков.

Мама Клара тоже была не привередливая в еде и поэтому Фрося никогда не заморачивалась на сложных блюдах, а часто ей это делать было просто некогда.

Сейчас было полно времени, но готовить для самой себя вовсе не хотелось и она сварила несколько картофелин, и достала из холодильника оставшиеся после их ужина с Марком закуски, этим и ограничилась.

Кормить ей было некого, Марк не обещал зайти, а вечером она уже будет на даче.

С нарастающим напряжением ждала телефонного звонка и вздрогнула, когда вдруг раздался дверной.

На пороге, шурша упаковками с новыми вещами, стоял Марк:

— Не ждали, а я вот он…

— Ждала, ещё как ждала, только думала, что ты позвонишь, чтобы я спустилась к машине.

— Нет, моя милая, пойдём в спальню на примерку.

— Ты сумасшедший, для тебя есть что-то невозможное…

— К сожалению, есть, я не могу покинуть свою семью, они пропадут без меня.

На лицо мужчины набежала тень и Фрося благоразумно не отреагировала на его последние, сказанные в запале, слова.

Они зашли в спальню и Марк стал расстёгивать пуговицы её халата:

— Ах, ты не голенькая, как жаль…

— Марик, я ведь бегала в магазин, надо же кормить ораву на даче.

— Глупенькая, я уже набил пол багажника всякими продуктами.

Давай, давай, помогай мне, нет времени, снимай быстрей эти произведения советской промышленности и надевай один из своих импортных, тот, который бежевого цвета.

— Ну, отвернись, не могу я пока при тебе это делать…

— Вот, выдаёшь, так я же за прошедшие сутки видел тебя во всяких ракурсах.

В этом пакете платье, в коробке туфли, а я пойду на кухню, перехвачу чего-нибудь, кроме твоего утреннего кофе ничего во рту ещё сегодня не было.

Марк удалился и застучал тарелками на кухне, а Фрося поспешно переодела бюстгальтер, аккуратно натянула колготки телесного цвета и развернула пакет…

В её руки скользнуло воздушное платье из шифона в бледно-голубых тонах с белой отделкой по краю подола.

Тело запорхнуло в обволакивающий материал, на ноги, как влитые вошли итальянские туфельки на шпильке и из зеркала на Фросю смотрела испуганными глазами почти незнакомая женщина, у которой на фоне платья ещё больше загорелись сапфирами широко раскрытые глаза.

В проёме дверей спальни показался Марк с тарелкой и вилкой в руках:

— Красавица, жаль меня там не будет рядом, на таком фоне сошёл бы за эмира Бахрейна.

У тебя есть золотишко с голубыми камешками?

— Кажется, есть, что-то такое мне Ицек оставил, подожди пару минут, я сейчас вернусь…

И она убежала в зал к тайнику в кресле Вальдемара.

Фрося держала на ладони перед глазами Марка два колечка и изящные серёжки, в которых переливались зелёно-голубым сиянием камешки:

— О, изумруды, это то, что надо, намерь.

Фрося вдела серёжки в уши и одно из колец, которое подошло ей по размеру.

Марк к этому времени отнёс тарелку на кухню, тщательно вымыл руки и подошёл к своей королеве:

— Ты неотразима, на тебе вещи и украшения являются огранкой, подчёркивая твою колоритность и величественность, ты великолепна.

Он достал из кармана брюк бархатистую коробочку и вручил Фросе:

— Примерь и это…

Фрося с замиранием сердца открыла коробочку, на неё смотрели золотые маленькие часики с браслетиком:

— Это мне?