Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 3

Вначале они разомкнули уста, затем объятья и счастливый мужчина сполз на бок с тела женщины, примостив голову на её пышной груди:

— Марик, а зачем ты так сделал, разве в меня тебе было бы неприятно?

— Фросенька, а ты не боишься залететь?

Краска прихлынула к лицу женщины, деревня и есть деревня, не хватало ей на шестом десятке лет забеременеть, и при этом от женатого мужчины:

— Спасибо тебе, Марик, я совсем потеряла голову, а ведь мне, как никому надо остерегаться, почти каждый мой контакт с мужчиной заканчивался беременностью.

И она заливисто засмеялась.

В пылких объятиях, ласках и соитиях Марк с Фросей совершенно забыли про время, житейские заботы и хлопоты, и даже про семейные обстоятельства.

Постель Фроси для них стала крепостью с непробиваемыми стенами, в которой они скрылись от посягательств всего сущего на земле.

Фрося даже телефонный шнур вытянула из розетки, чтобы ничего и никто их не потревожил.

Она, правда, волновалась, что вечно занятой и деловой Марк, скоро подхватится, и понесётся по своим делам, выполнять какие-то обязательства перед работой и людьми, но он ни разу даже не взглянул на часы, даже не пытался повернуть разговор на тему семьи, гешефтов и их будущего.

На завтра Фрося пыталась вспомнить, о чём и о ком они говорили в перерывах между страстными соитиями, но в голове сохранились только обрывки ничего не значащих фраз и море слов с любовными глупостями.

Наконец, Фрося взглянула в окно:

— Боже мой, Марик, посмотри, уже солнце садится, мы мало того, что не ужинали, так и не обедали, а я и не завтракала…

— Ого, так мы, пожалуй, уже в ресторан не попадём, надо сгонять и что-нибудь хоть на вынос взять…

— А, ну его ресторан, хочешь, я быстренько яичницу сфарганю, есть колбаска и ветчина, откроем маринованные грибочки, огурчики и консервы какие-то есть…

— О, так это целый пир, мечи всё на стол, а я в душ и пару звоночков сделаю, если ты конечно не возражаешь…

Фрося, понизив голос почти до шёпота, неуверенно спросила:

— Марик, а ты сегодня останешься у меня на ночь?

— И, не сомневайся, для этого нет никаких помех, только часиков в шесть утра, я должен попасть домой, надо побриться, переодеться и впрягаться в работу.

Сама понимаешь, такие выходные, как я устроил себе сегодня, могут вылезти боком.

— А вечером придёшь?…

— Фросенька, давай, беги на кухню, чувствую, что и я проголодался, и мне, действительно, надо сделать несколько очень важных звонков, а за едой поговорим о наших будущих отношениях.

Фросе ничего не оставалось делать, как идти на кухню и выставлять на стол неприхотливый ужин, которым они сегодня должны были обойтись.

Из коридора до уха Фроси доходили обрывки разговоров Марка по телефону.

Он то кого-то распинал, не стесняясь в выражениях, то с кем-то разговаривал почти подобострастно, то шутил, то смеялся чьей-то шутке и вдруг до её слуха дошёл разговор, явно, касающийся проблемы Анютки, и она вся насторожилась, но по ответам и вопросам Марка, трудно было воспринять суть диалога.

Фрося оглядела сервировку на кухонном столе, не густо, здесь преобладали закуски, а не настоящая еда, к выше перечисленному раньше, добавилась селёдочка, которую она щедро посыпала нарезанным репчатым луком, и полила уксусом.

Трудно было сказать, как к этому отнесётся Марк, ведь Фрося ещё очень мало знала о вкусах, привычках и предпочтениях её любовника, а именно им, являлся на сегодняшний день для неё Марк, и она всё же решилась, выставив на стол бутылки водки, вина и ликёра. Пусть он сам решит, что сейчас предпочтительней.

Марк, зашёл на кухню и потёр руки, из одежды на нём были одни только плотно обтягивающие ноги трусы:

— Ух, славный столик, будем пировать, но закусочки годятся только под водочку, а ты, что предпочитаешь…

Фрося засмеялась, угодив в объятия мужчины:

— Я, обычно, только водку и пью, но если ты сейчас меня не отпустишь, то ужин придётся отложить на более поздний срок.

— В другой раз я бы не стал возражать, но у нас ещё впереди целая ночь.

Фрося высвободилась из объятий и водрузила посередине стола на подставку большую чугунную сковородку, на которой аппетитно шкварчала яичница пожаренная на сале.

Марк уверенно взял в руки бутылку Столичной водки и ловким движением, ухватившись за язычок, сорвал пробку.

Такими же уверенными движениями он наполнил хрустальные рюмки и поднял свою:

— Фросенька, ты необыкновенная женщина, угадать ход твоих мыслей и поступков, наверное, не дано никому.

Даже я, искушённый по разгадыванию чужих душ и то, оказался бессилен, и этому факту, очень даже рад.

Поэтому сейчас я и оказался в это время, в этом месте и с этой женщиной…

За тебя, моя женщина-загадка!

И он протянул свою рюмку на встречу Фросиной.

Та, не произнесла в ответ не единого слова, но не смогла отвести взгляда от лица мужчины, в голове крутилась, как заезженная пластинка, мысль, которая возникала уже много раз, почти сразу с их близкого знакомства, а точнее, с поездки в Вильнюс:

— Марк, Марк, на радость или на беду ты послан мне судьбой?!

Ужин любовников протекал в дружеской атмосфере и в приподнятом настроении.

Марк сыпал шутками, дарил Фросе комплименты, восхищаясь её красотой, формами тела, бархатистостью кожи, пышностью волос и, конечно же, не переставал восхвалять силу её характера и широту души.

Нельзя сказать, что женщине это не нравилось, она слегка смущалась и пыталась остановить поток комплиментов, переводя разговор на личность мужчины, но он только отмахивался:

— Фросенька, я среднестатистический образец мужского пола и если в твоих слабостях зачастую заложена твоя сила, то мои слабости или вредные привычки не вызывают ни у кого восхищения.

Мы оба с тобой прагматики, но мой прагматизм направлен на удовлетворение своего эго, на желание быть, как можно более независимым, и, чтоб, как можно больше людей чувствовали зависимость от меня.

Ты, прагматик другого плана, тебе нужна материальная база для того, чтоб близкие люди не испытывали нужды, чтоб ты, как можно меньше зависела от других и тебе плевать на значимость окружающих тебя людей, ты в них не ищешь источник обогащения, и получения каких-то привилегий для себя.

Ты, легко раздариваешь добрые поступки и с такой же лёгкостью их принимаешь от других, умеешь быть благодарной, и совершенно не ждёшь благодарности за совершённое тобой добро…

— Марик, Маричек, хватит, ты из меня делаешь святую деву Марию, а я простая баба и столько наворотила глупостей в своей жизни, что на десятерых хватит.

— Солнышко, самая большая глупость твоя, это я…

И с этими словами он увлёк женщину обратно в спальню, где их давно заждалась смятая постель после предыдущих любовных утех.

Фрося не противилась сексуальному натиску Марка, ей было приятно, что она в свои за пятьдесят, так ещё волновала плоть мужчины, для которого связь с женщиной, по всей видимости, не была такой уже редкостью.

Фрося проснулась на рассвете.

Сквозь прикрытые веки, она чувствовала на своей коже первые ласковые лучи солнца.

До слуха доходило карканье ворон и радостный щебет проснувшихся и радующихся новому дню птиц, и ещё, она явственно услышала тихое похрапывание рядом с собой, и в память ошеломляющим каскадом хлынули события вчерашнего дня.

Фрося осторожно прислушалась к себе и улыбка осветила её лицо: чуть болели припухшие губы от поцелуев, тело казалось невесомым, и оно до сих пор сохраняло прикосновение рук мужчины, утомлённое лоно при воспоминаниях сладко запылало будто предвосхищая новые наслаждения.

Приоткрыв глаза, скосила на часы, стоящие на тумбочке у кровати — почти пол шестого, надо будить Марка, ни о каких любовных утехах уже разговор не стоит, время подгоняет.

Так, вчера они и не поговорили об их отношениях в будущем.

Марк тщательно избегал этой темы и она не стала настаивать, пусть всё идёт, как идёт, сегодня её устраивает этот вариант в их отношениях, и так не хочется спугнуть своими вопросами и моральной щепетильностью хрупкое совместное завтра.

Фрося повернулась в сторону мужчины, приподнялась над его лицом и лёгкими поцелуями покрыла его глаза, нос, щёки и конечно губы…

Храп прекратился, но Марк не открывал глаза и ни чем больше не выказывал своё пробуждение.

Фрося скинула с его тела одеяло и её взору предстал готовый к наслаждению, выдающий всегда мужчину инструмент.

Ну, если он никуда не спешит, то она тем более и Фрося перекинула свою ногу через тело мужчины, нежно взяла в ладонь его достоинство, и медленно ввела в своё разгорячённое до крайности лоно, в ответ раздался сладкий стон.

Фрося всё больше и больше возбуждаясь, увеличивала и увеличивала темп, и Марк не в силах больше сдерживаться, поймал в руки мечущиеся над его лицом два пышных полушария, покрыл их поцелуями, при этом с удовольствием подчиняясь убыстряющемуся темпу партнёрши.

Казалось бы, этому соитию не будет конца, Марк оставил в покое пляшущие над ним пышные груди с налитыми багровым оттеком соски, ухватился за широко расставленные бёдра Фроси, и с хрипом дыша, довёл темп до умопомрачительного.

Тонкий крик женщины разорвал тишину спальни и почти в тот же миг раздался рёв тигра настигшего добычу, и Фрося в изнеможении вытянула ноги, всем своим весом придавив тяжело дышащего после бурного оргазма мужчину.

Она сделала попытку сползти с тела Марка, понимая насколько ему тяжело под ней, и как ему необходимо восстановить дыхание, но тот крепко обнял её за плечи, и по-прежнему тяжело дыша, покрывал поцелуями шею, шепча прерывистым голосом ласковые слова.