Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 3

Мужчина блеснул глазами, но Фрося не отреагировала.

— До моего приезда из Сибири, пусть посидит на даче, а потом надо определить Риту в школу, Майю в детский сад, и хочу Аню куда-то устроить на работу, а то она свихнётся дома сидевши.

— Всё правильно и я подсоблю тебе в этом.

Двое недавно ещё почти незнакомых людей вели непринуждённо разговор, касающийся очень важных жизненных проблем и вопросов, где были необходимы взаимное доверие и поддержка друг друга.

Далеко за полдень Фрося вернулась домой.

Ани ещё не было, а ей не терпелось померить вещи, так заманчиво выглядывающих из красивых целлофановых импортных упаковок.

Удивительней всего, что Марк даже не поинтересовался её размерами, а так на глаз выдал ей такие пикантные вещи.

Первым делом она померила бюстгальтеры, один был чехословацкий, другой французский.

Грудь Фроси уютно улеглась в изящные чашечки приятного для тела материала, вокруг сильно открытого декольте струились нежные кружева.

Глянув на советские бюстгальтеры, что она сама купила в отделе нижнего белья в магазине у Марка, она их сразу же положила, не меревши в полку, на каждый день пойдёт.

Через прозрачную упаковку она с вожделением смотрела на колготки — одни телесного цвета, другие потемней, но их она открывать не будет, ещё затяжки сделает своими грубыми руками после работы на даче.

Посмотрела на свои ногти… Какая срамота, одним словом, деревня, надо будет перед полётом к Аглае сделать маникюр, пора уже полностью соответствовать статусу москвички.

И, всё же не выдержала, и распечатала ажурные колготки, натянула их на свои длинные стройные ноги…

Вот, это да, какая красотища…

Она иногда видела такие в театре у жён высокопоставленных лиц, даже мысли не было приобрести где-то, а на тебе, они уже на ней.

И, вот, в её руках голубая кофточка с перламутровыми маленькими пуговками.

Фрося продела в рукава тончайшего шёлка руки и вдруг в зеркале заметила, стоящую в дверях спальни дочь, которая с широко раскрытыми глазами смотрела на наряжавшуюся мать:

— Ой, Анютка, я и не слышала, как ты вошла…

— Ничего удивительного, такие шмотки на тебе, не грешно, что голову потеряла.

Аня восхищённо пощупала кружева бюстгальтера и материал кофточки.

— Полный отпад, мамуль, можно в высший свет выходить, равных тебе не будет.

Застегни пуговки, дай на тебя посмотреть, надо только юбку какую-то подходящую надеть, а то с этими колготками смотрится вульгарно.

Фрося шутя, хлопнула смеющуюся над ней дочь ниже пояса:

— Всё, хватит смеяться над старой матерью, лучше расскажи, что у тебя нового, настроение, похоже, стало гораздо веселей…

Они прошли на кухню и принялись разогревать на плите вчерашнюю еду к обеду.

Пока они кушали, Аня выкладывала новости:

— Мамуль, меня там встретили очень хорошо.

Правда, вначале чувствовалось какое-то недоверие, а, как иначе, вдруг подосланная, они мне так потом сказали.

После того, как я им отдала письмо от доверенного человека из Вильнюса и рассказала свою историю, они просто обласкали меня словами.

Заверили, что в ближайшее время будет послабление отказникам, что даже людей замешанных в Ленинградском процессе и то, стали выпускать в Израиль.

Ты, наверно не знаешь, о чём идёт речь?!

Так, коротко, год назад группа евреев и не только, хотели угнать самолёт в Финляндию, а, точней, они делали вид, что угоняют.

Естественно их задержали, как и многих, кто входил в их сионистскую организацию, был громкий процесс в декабре, а теперь под нажимом Штатов и инициативы Израиля, стали потихоньку этих активистов выпускать.

Правда, им дают короткий срок на сборы, чемодан в руки и вперёд на историческую Родину.

— Спасибо доченька, что просветила, а ты сюда с какого бока…

— Мама, как ты не понимаешь, эти люди борются не только за себя, а за всех отказников в Советском Союзе, наши имена уже известны на западе, а Миша является политическим заключённым, и его участь далеко не безразлична крупным политическим деятелям во многих странах мира…

— Ах, доченька, как я далека от этого и приближаться не хочу, меня только волнует твоя судьба, и если бы ты от всего этого отказалась, могла бы восстановиться в своей профессии на работе, и осталась со мной, то не было бы счастливей человека на земле.

Но, я понимаю, что это невозможно, поэтому, уезжай быстрей к маме Риве, а я, как она раньше, буду ждать от тебя с нетерпением писем.

— Мамуль, я с тебя сионистку и не пытаюсь сделать, просто делюсь сокровенным, и очень надеюсь, что в будущем мы сможем ездить друг к другу в гости, ведь в последние годы, мы тоже не так часто виделись, и от этого не стали любить друг друга меньше.

— Анютка, завтра возвращайся на дачу, сама понимаешь, что Розе Израилевне тяжело с этой бандой управиться в одиночку, а я задержусь на парочку дней, мне надо ещё много проблем решить.

Утром прикупим краску, продукты и я посажу тебя на электричку.

И, самое главное, я недолго потом побуду с вами на даче, мы с Сёмкой улетаем к Аглае. Сколько там пробуду, пока не могу точно сказать.

— Мам, а вдруг в это время завертятся дела вокруг моего вопроса, как я без тебя…

Фрося рассмеялась:

— Маечку как-то без меня соорудила.

Аня покрылась краской:

— Мамуль, тебе не идёт быть пошлой.

— Анюточка, прости, вырвалось, но пора уже тебе тоже становиться по-настоящему взрослой, то за моей спиной сидела, то Миша за тебя всё решал, а ты ведь и сама далеко не простушка, пора уже в твоём положении зубами за жизнь цепляться и не ждать, когда кто-то решение преподнесёт тебе на тарелочке с голубой каёмочкой…

— Мама, ты серьёзно так думаешь или хочешь показать свою значительность?

— Ах, оставь ты эти обиды и подозрительность, конечно, серьёзно, но думаю, что ты пока ещё не готова самостоятельно вершить большие дела, но, похоже, скоро научишься.

Утром позвонил по телефону вездесущий Марк и сообщил Фросе, что он скоро подъедет к ним, и поможет сделать покупки для дачи.

Дело в том, что он тоже получил строгое задание от Сони, завести туда для матери и дочек продукты и сменную одежду.

Фрося передала эту новость Ане, не скрывая радости:

— Анютка, мы сможем сэкономить уйму времени и сил…

Дочь, не преминула съязвить:

— Мамуль, мне кажется, тут время и силы не при чём, ты рада, что снова скоро увидишь предмет своего обожания…

— Послушай дочь, мои отношения с мужчинами, тебя совершенно не касаются, а, особенно, эти гнусные намёки в сторону Марка.

Все твои измышления беспочвенны, но если даже в них была бы заложена правда, то и тогда, это моё личное дело, я сама себе судья и адвокат.

— Мама, а чего ты злишься на мои шутки, я, что бегаю и кричу на всю округу, просто предостерегаю, у тебя уже сто лет так не горели глаза.

Фрося вдруг как-то вся обмякла:

— Доченька, мне надо самой в себе разобраться.

Думаешь, я не понимаю, что у нас нет с Марком будущего, но, поверь, нет и настоящего, он ещё не пол словечком не обмолвился на эту тему, ни одним движением не выказал своего желания закрутить со мной роман, а ты, лезешь и лезешь с этим в душу, поэтому и злюсь.

Я тебе уже говорила, у нас завязались деловые отношения, нравится тебе или нет, это уже совсем другое дело, но и это мы уже обсуждали…

— Мамуль, хоть ты и злишься, а я всё же выскажусь до конца, мы же с тобой подруги.

Поверь, у меня нет никакой дочерней ревности или бабьей зависти, в своё время я радовалась, когда у тебя на горизонте появился Виктор, я была совсем не против, если и с дядей Алесем у вас снова что-нибудь похожее на любовь получилось.

Я бы была самая счастливая дочь, если бы какой-то вдовец или разведённый обратил бы на тебя внимание и у тебя бы, так же горели глаза, как сейчас, но это ведь другой случай…

— Ну, не выдумывай…

— Мамуль, это видно невооружённым глазом и хорошо, если это вижу только я.

Но, и это ещё не всё, я же наблюдаю, какими глазами он смотрит на тебя, и это не выдумки, я же взрослая женщина, и такие вещи трудно не заметить.

— Анютка, я тебе уже сказала, мне надо самой во всём разобраться, я уже тебе сообщала, что очень скоро мы с Сёмкой уезжаем к Аглае, и это мне даст возможность на расстоянии всё перечувствовать, и, возможно, успокоиться…

— Мам, ты всё же меня бросаешь одну…

Фрося со смехом обняла тридцатилетнюю дочь:

— Как осуждать мать и встревать в её сердечные дела, так, ты очень даже взрослая, а тут затосковала, словно сиську от младенца отнимаю, как только без меня Маечку соорудили.

— Мама, ты повторяешься, с этой своей пошлостью, я от тебя такого раньше никогда не слышала.

— Ну, не злись, не злись, хотела, чтобы ты улыбнулась, а то ты у меня чересчур серьёзная и правильная.

— Мамуль, ты же понимаешь в каком я сейчас состоянии и, что в любой момент могут возникнуть чрезвычайные обстоятельства, а я одна, совершенно, остаюсь одна…

Улыбка слетела с лица Фроси:

— Дочушка, я уезжаю ненадолго, максимум на две недели, а если возникнут какие-то трудности или вопросы, с которыми тебе будет сложно самой справиться, повторяю, обращайся смело к Марку, я его об этом попрошу, но он и так тебе не откажет.

— Ах, мама, если бы у меня был такой сильный характер, как у тебя, а мне всё время нужна опора.

Вот, Миша не находится сейчас рядом со мной и я вся в растерянности, а тут ещё ты, хочешь от меня уехать…

— Я тебе уже сказала, отдыхай пока на даче, вернусь, и мы постараемся устроить твою жизнь в Москве, надо подумать о школе для Риты, про садик для Маечки, и тебя ведь тоже надо трудоустроить, не будешь же сидеть на мамином горбу.