Нет, я не боялась, что ты отречёшься от меня, но я не могу, пойми, не могу отказать Риве в праве на любовь к тебе и на сердечное общение с тобой. Она в самый ответственный и опасный момент вручила в мои руки самое дорогое, что у неё было, свою единственную кровиночку. Доверила мне тебя, твою будущую судьбу.

Ты даже представить не можешь, какой она прекрасный человек! Они ведь с твоим отцом, рискуя карьерой и своим благополучием, спасли меня и жизнь Стасика. Я тебе об этом когда-нибудь обязательно расскажу поподробней…

И даже если бы они не спасали мне с сыном жизнь, и даже если бы они были мне совершенно чужими людьми, я всё равно не могла бы отказать матери в праве знать, как дальше будет складываться судьба дочери. Она не виновата в том, что проклятая война разлучила вас.

Да, она отдала тебя, по сути, в чужие руки, но она не избавлялась от тебя, она тебя спасала, и я рада, что это именно мои руки приняли тебя, потому что я не представляю теперь жизни без тебя…

Это письмо не должно повлиять на тот разговор, который нас с тобой ожидает после ужина, мы и так с ним припозднились, хотя Басю с Сёмкой не оторвать от телевизора, не зря говорят, что старый, что малый… — и на лице Фроси опять заиграла улыбка.

Глава 9

Фрося решительно проследовала в ванную, где освежила лицо холодной водой, стараясь убрать с него следы недавних горьких слёз.

Быстро вдвоём с Аней накрыли стол и с трудом оторвав Басю с Сёмкой от экрана телевизора, уселись ужинать.

Пожилая женщина внимательно смотрела на Фросю, то через очки, то поверх их:

— Фгося, пагшиво выглядишь, от этих деточек одни цогосы, цогос, это гоге, пусть наши вгаги их знают…

И переведя взгляд на Аню, покачала осуждающе головой.

Мать заверила добрую женщину:

— Басенька, Аня пока здесь не при чём, просто сегодня выпал на мою долю очень тяжёлый день.

Раввин Пинхас передал мне письмо от Ривы из Израиля, и оно разорвало мне сердце.

Я знаю, что вы в курсе нашей истории, а трагедия заключается в том, что Риве через двадцать два года стало известно о том, что её доченька осталась жива.

Я обязательно дам вам прочитать это письмо, ведь вы для нас совсем не чужой человек…

— Ах, Фгося, Фгося, две мамы, гогаздо лучше, чем ни одной, а ведь и так могво свучиться…

После ужина старая и малый уселись опять у телевизора, а мать с дочкой уединились на кухне.

Вымыли посуду, налили по большой кружке чаю и уселись напротив друг друга:

— Доченька, а теперь давай по порядку.

Начнём, пожалуй, с рава Пинхаса, что ты мне должна была рассказать…

Видя неуверенность дочери, Фрося решила подтолкнуть её:

— Пинхас, мне что-то начал рассказывать про твой переход в иудаизм, но ты и так еврейка, и не качай мне головой.

Мы ведь справляли тебе, ты должна хорошо помнить, твою бат-мицву, я надеюсь, правильно назвала это посвящение в женщину…

Я знаю, что ты почти не снимая, носишь эту звёздочку на цепочке, прости, я забыла, как она называется на еврейском.

Думаю, что теперь тебе будет легче объяснить свой будущий поступок, зная, что я во многом в курсе происходящего…

Аня, выслушав словесный напор матери от души рассмеялась:

— Мамочка, от тебя никуда не денешься, повсюду у тебя связи, не успеешь ещё о чём-то подумать, а ты уже опережаешь события, люди просто наперегонки спешат поделиться с тобой информацией..

И посерьёзнев:

— Да, ты всё правильно говоришь.

В своё время, ты всё сделала для того, чтобы я почувствовала себя частью своего народа.

Мамулечка, но я ещё хочу и жить по возможности, выполняя какие-то заповеди, соблюдая традиции, и главное, я хочу знать историю своего народа.

Конечно, всё это я могу сделать, не принимая геура, но это будет как-то не честно.

Я не собираюсь стать глубоко верующей, носить длинные юбки, побрить после свадьбы голову и надеть парик, и многое другое, всё же мы живём в цивилизованное время.

Но я хочу каждую субботу зажигать шабатнюю свечу, соблюдать пост со всем еврейским народом в судный день, и по мере возможности соблюдать кашрут, то есть не кушать свинину и не мешать в еде мясное с молочным.

Ты не улыбайся, я не виновата, что ты сама привезла меня в Вильнюс, сама познакомила с раввином Рувеном, и позже ввела меня в еврейское общество, поселив у тёти Баси.

Фрося слушала аргументы дочери всё выше приподнимая от удивления брови, не скрывая снисходительной улыбки…

— Мамочка, ты, опять улыбаешься, да, тётенька Басенька, совершенно спокойно относится к кашруту и ко многим еврейским традициям, но она всегда зажигает субботнюю свечу и тихо молится.

Ты не знаешь, но она всегда постит вместе со мной в Судный день…

А если бы ты знала, как она интересно рассказывает про жизнь в местечке, про ортодоксальных религиозных евреев, и конечно про то, сколько досталось нашему народу горя за всю его длинную историю.

А ещё, мы здесь иногда собираемся по выходным у кого-нибудь на квартире, я имею в виду еврейскую молодёжь, читаем интересные запрещённые книги, учим еврейские песни и делимся новостями о жизни евреев в Израиле и в штатах…

Фрося слушала Аню не перебивая, но по мере того, как та загоралась в своём объяснении, возбуждённо излагая этот национальный бред, лицо у неё всё больше и больше хмурилось.

Тяжёлые мысли крутились в голове, отдаваясь болью в висках.

Ох, нелёгкий день выпал на её долю, но его надо было пережить и не наделать страшных глупостей.

А, главное, предостеречь от ошибок дочь, она не знала, как правильно это сделать, мягко или жёстко, но главное, как можно мудрей:

— Анютка, а кто такой Михаил Шульман, что он значит для тебя и для твоей будущей жизни?

Кое-что мне про него уже рассказали, поэтому не напрягайся, ответь только на мои вопросы…

Фрося видела, как у Ани передёрнулись плечи, как в её ясных глазах загорались и гасли огоньки, как её руки, лежащие на коленях, не находили себе места…

Нет, она не торопила дочь, а спокойно смотрела на Аню, ожидая ответов.

Пусть её словоохотливая дочь сама разберётся в своих чувствах и попробует дать оценку своим поступкам и отношениям с другими людьми.

Пусть она сама дойдёт до истины или опровергнет её аргументы, тут она ей пока не помощник.

Фрося видела по дочери, что та теряет уверенность в правильности своих суждений, что она явно растерялась.

Мать боялась спугнуть Аню она чувствовала, что своими поспешными оценками заставит замкнуться её в себе и тогда она потеряет в лице дочери свою надёжную подругу, а скорее наоборот, она перестанет быть для дочери доверенной подругой.

Нет, ни то ни другое было не приемлемо, они должны были с честью выйти из этого трудного разговора!

Глава 10

Фрося не сводила глаз с дочери, стараясь по её лицу определить, насколько больно ранили хрупкую девичью душу материнские суровые слова.

Молчание явно затягивалось:

— Ну, ну дочь, я слушаю…

Наконец Аня решилась нарушить тревожную тишину:

— Мамочка, я не знаю, что тебе уже рассказали и наверное у тебя уже сложилось определённое мнение об этом человеке, и мне будет трудно опровергать или выставлять его в каком-то ином свете, не совпадающими с твоими сложившимися предубеждениями.

Но, я всё же тебе выскажу своё мнение, что значит для меня Миша.

Это умнейший человек, на всё в жизни у него есть свой взгляд, свой подход и всему он может дать оценку, при этом, не стесняясь в выражениях.

Он смелый, честный, умеет пошутить, а если надо, вести серьёзные разговоры…

Фрося закипая от возмущения, перебила дочь:

— При чём тут смелый и находчивый, я хочу знать, что ты чувствуешь к этому парню кроме этих характеристик, насколько далеко зашли ваши отношения, какие планы на будущее, а ты мне честный и весёлый, я тоже в девках бывала на посиделках, там тоже парни из кожи лезли, хотели казаться и весёлыми, и смелыми, и умными…

Я бы хотела спросить у тебя, собираешься ли ты оканчивать университет, ведь впереди остался последний курс, потом ординатура и возможно аспирантура, а ты мне про еврейские песни, про еврейскую историю, про штаты Америки и Израиль…

Что ты думаешь, КГБ уже не действует и считаешь, что уже не доносят?!

Как мне сказали, этот находчивый с треском вылетел из газеты и живёт теперь, как побирушка.

И, ЧТО ЭТОТ УМНИК, тебя туда же хочет затащить…

Нет, моя дорогая доченька, так не пойдёт, время декабристок закончилось, я была последней из них!..

И она горько рассмеялась:

— Скоро каникулы, что ты будешь делать во время их, помнится, собиралась в студенческий стройотряд?

Я сомневалась раньше, стоит ли тебе туда ехать, а теперь уверенна, стоит и очень даже.

Итак, начнём сначала — в иудаизм или как там это называется, можешь вступать или готовиться.

Я со своей стороны на этот счёт препятствий чинить не буду, там ты только ума наберёшься, а бога ещё никто не отменял, не считая коммунистов.

По мне, можешь, как и раньше ходить в синагогу, хочешь молиться, молись, изучай на здоровье божьи заветы, историю народа, может и меня потом глупую просветишь.

Завтра я пойду к Пинхасу и мы с ним эту тему обсудим.

В ближайшие дни подавай заявку в стройотряд, физическая работа и свежий воздух тебе не навредит.

Что касается твоего парня, ты позволишь мне с ним поговорить или сама объяснишь ему, что хочешь всё же стать врачом, а не подзаборной бродягой или корячиться на моём огороде…

Фрося била словами наотмашь, не жалея хрупкую девичью душу, она понимала, что только этой жестокой правдой сможет удержать от пагубного влечения свою заблудившуюся дочь.