Часть письма Фрося прочитала скороговоркой, даже пропуская некоторые слова и слегка зардевшись. Потому что, отдельным абзацем шло обращение к ней, в котором было столько нежных слов любви и благодарности за её верность, отзывчивость, доброту. Он снова и снова возвращался к тому, что, как высоко он оценивает её хозяйственность, сноровку и предприимчивость. Особую благодарность выражал за посылку, все вещи и продукты пришлись кстати, а про сало высказался так, что Фрося радостно заулыбалась, когда прочитала:

«Дорогие мои люди, я резал сало на кусочки и душа моя наполнялась непередаваемым теплом, ведь его касались милые мне руки, а последний кусочек был самым вкусным, этот вкус я буду ещё долго помнить…»

Фрося повернулась к Стасику и поцеловала его в щёку, а тот только передёрнул плечами:

— Ну, мам, брось ты свои нежности, я что маленький.

— Нет сынок, такое маленький не придумает.

Дальше в своём длинном письме, Алесь просил Фросю не горячиться и сто раз обдумать прежде, чем решиться ехать к нему в Таёжный.

Он предупреждал насколько это сложно и как может плохо сказаться на будущем детей, хотя для него это было бы подарком судьбы. Фрося читала эти слова и весело посматривала на детей, а те ей в ответ улыбались. Вот, письмо дочитано, дети с матерью стали бурно обсуждать прочитанное, даже сдержанный Стасик и тот, стал выражать радость, что их затея удалась. На это Аня ему заметила, что бы он был такой умный в техникуме, а то уже три дня бьются с одной и той же задачкой по алгебре. Андрей, так вовсе начал пространно распространяться про то, как они скоро поедут с мамой в Сибирь, где будут делать пересадки, какие города будут проезжать и как он с папой будет ходить на охоту и рыбалку… Аня даже закрыла ему ладошкой рот, а Стас погрозил кулаком. Сквозь этот радостный шум вдруг все услышали громкий вздох Вальдемара и как по команде обернулись в его сторону, и увидели, что его лицо расслабилось, рот открылся, а два широко открытых глаза незряче уставились в потолок в последнем обращении к богу…

В последний путь проводить бывшего ксёндза на старое католическое кладбище пришло достаточно много людей. Бывшие прихожане на поминках тепло вспоминали отца Вальдемара, его проповеди, отзывчивое сердце и беззаветное служение богу. Закончились поминки, все разошлись, только Фрося сидела за разорённым столом, уронив голову на руки и тихо с подвыванием плакала. Никто её не трогал, Оля с Аней убирали со стола посуду и оставшиеся продукты, стараясь при этом громко не бренчать, а Стасик с Андреем разбирали, уносили в сарай столы и лавки.

Прошло девять дней, в узком семейном кругу отметили эту скорбную дату и Фрося одна отправилась на кладбище навестить, поговорить с Вальдемаром, как она это делала с ним живым все последние двенадцать лет. Даже своей смертью он как бы освободил дорогу для Фроси, что бы она могла осуществить задуманное, поехать к его мальчику оказавшемуся в таком тяжёлом положении…

Глава 57

Закончилась пасхальная неделя, а за ней подступила посевная, но на этот раз Фросе некогда было особо заниматься огородом, она совсем закинула базар, все помыслы и поступки закрутились вокруг предстоящего отъезда к Алесю.

В первую очередь надо было подумать о получении разрешения на въезд в зону поселения. Она записалась на приём в КГБ к знакомому ей начальнику, Владимиру Ивановичу. И снова тот же кабинет, те же пристальные глаза буквально пожирают её взглядом. Фрося не отводя от него своих сапфировых широко распахнутых глаз, поведала, в чём заключается её просьба:

— Владимир Иванович, я бы хотела к середине лета уже отправиться вместе с сыном к мужу в Сибирь, очень вас прошу, не тянуть с запросом. И в свете последних событий, происходящих в нашей стране, хотела бы ходатайствовать перед властями, чтобы вернуть доброе имя моего мужа, ведь я нашла несколько свидетелей его подпольной деятельности…

Молодой человек поднялся с кресла, обошёл стол, заложил руки за спину и стал нервно ходить взад-вперёд за спиной Фроси. После долгого молчания он, наконец, заговорил:

— Уважаемая Фрося, я думаю, что разрешение на поездку к Алесю Цыбульскому ты получишь, но это займёт какое-то время. Заявление с ходатайством о реабилитации надо написать, приложить документы и имена свидетелей и где положено, разберутся в этом вопросе.

Но сейчас не для протокола, ты только мне скажи, зачем тебе это надо, столько мороки, столько проблем, ехать к чёрту на кулички за лишениями к человеку с которым переспала несколько раз, к человеку который за двенадцать лет неизвестно в кого превратился, бросать хозяйство, достаток, привычный уже образ жизни. А я тебе предлагаю всё оставить, как есть и своё покровительство…

И с этими словами плотно положил ладони к ней на плечи. Фрося не вскочила, не закричала, осталась сидеть, как сидела, только руки лежавшие на коленях сжались в кулаки.

Не поворачивая головы, она заговорила:

— Быстренько сними свои нахальные, похотливые руки с моих плеч гражданин начальник, покровитель одиноких, обездоленных баб. Привыкли тут, что мы рта боимся открыть. Вам плевать на наших детей, на наши натруженные спины и руки в мозолях от тяжёлой, часто не женской работы. Вам стоит закорючку поставить и мы уже в Сибири. Ты можешь сейчас лишить меня возможности поехать к любимому и замечу, не на курорт, человеку, который под страхом смерти выполнял задания подполья в логове у врага, а его, толком не разобравшись, запёрли на длительный срок в неволю, на медленную смерть, от жены, от детей, от нормальной жизни. Так почему не воспользоваться бабёнкой и не предложить ей покровительство в постели, а куда она денется, раздвинет ноги, жить то хочется. У баб, ведь за детей сердце болит и страшно до жути, оказаться в лапах органов. Найдутся такие и немало, что примут изголодавшего кобеля в объятия, а куда нам деться. Но не на ту нарвался начальничек, не сделаешь то, что тебе положено сделать, так я на тебя управу найду, не те времена, кое-что тоже понимаем и слышали. А если всё же удастся тебе угробить мои надежды и своей властью ещё больше обездолить бабу, так я тебя из-под земли достану, своими вот этими руками, перелопатившими гектары земли, перевернувшими тонны навоза, шею твою перекручу, как курёнку!..

Последние слова она уже не говорила, а шипела. Молодой начальник уже давно убрал руки с её плеч, обошёл стол и уселся на своё место. В комнате воцарилась зловещая тишина, которую через пару минут нарушил, взявший себя в руки Владимир Иванович:

— Так вот, уважаемая Фрося, я тебе ничего не говорил, а ты мне ничего не отвечала. В самое короткое время тебе придёт разрешение на въезд в зону поселения, я сделаю для этого всё, что от меня зависит. Что касается апелляции, то это решается на верхах, приноси ходатайство, в том виде, как я тебе говорил раньше, пошлю в инстанции без промедления…

Он вновь устремил на Фросю свой пристальный взгляд, но на этот раз на губах его играла чуть заметная дружелюбная улыбка:

— А ты баба-гром, уважаю, ступай и не серчай на меня, ты мне с первого взгляда понравилась, но не с того края я к тебе подъехал, а может быть, и нет того края, с которого можно к тебе подойти. Повезло твоему муженьку, не часто встретишь таких верных и смелых баб.

Он кивнул Фросе, дав понять, что визит окончен. Она поднялась и пошла к дверям, и уже взявшись за ручку, произнесла:

— А я думала, что отсюда сама уже не выйду, выведут.

И широко улыбнулась молодому человеку, провожающему её совсем не казённым взглядом.

Глава 58

После посещения Комитета Госбезопасности Фрося утвердилась во мнении, что проблем с поездкой к Алесю не будет и она начала улаживать намеченное в хозяйстве и с детьми.

Отослав Алесю вторую посылку уже с вещами необходимыми в летний период и кое-какими продуктами, она на этот раз не стала рисковать золотой монетой. Кто знает, может так случиться, что они с Андреем раньше посылки прибудут в тот далёкий и манящий посёлок Таёжный.

В письме к Алесю, она с прискорбием сообщила о смерти Вальдемара, но не словом не обмолвилась о том, что ждёт разрешения на въезд в зону поселения и конечно о том, как она не дождётся минуты встречи с ним. Кто его знает, как всё удастся осуществить и когда, не стоит зря волновать любимого, ему и без этого не легко. Да и честно она себе признавалась, что хочет нагрянуть к нему, как снег на голову, вот, будет сюрприз…

Отсеявшись на своём не маленьком огороде, отправилась в Вильнюс, надо было срочно решить вопрос с Анечкой. И, вот новая встреча с весьма уже постаревшим раввином Рувеном, который как всегда тепло и приветливо встретил Фросю, и внимательно выслушал её рассказ, вникнув в суть проблемы. Что касается продажи золотых вещей или монет, то сразу предложил обратиться к Ицеку, у которого, он уверен, сохранились связи Соломона. А вот на счёт проживания и опеки Ани ответить однозначно в данный момент не мог, но был уверен, что они найдут выход. Он велел Фросе прогуляться по Вильнюсу, а пока займётся этим делом, надо с кое-с кем посоветоваться. Фрося не долго думая сразу же пошла к Ицеку, попробовать решить проблему с золотом. Тот встретил её приветливо и радостно, несмотря на недовольные косые взгляды его жены, которые сразу же потеплели после того, как Фрося вручила ей авоську с продуктами.

Пока «сердечная» Клара устраивала их на кухне, Фрося быстро шёпотом поведала Ицеку о цели её визита и тот заверил, что проблем не будет, пусть привозит, всё будет устроено, не хуже, чем было при дедушке Соломоне. Вскользь она поделилась по-дружески о проблеме с Анечкой, в то же время не допуская мысли, что может оставить девочку у него. В небольшой захламлённой старой мебелью квартире Ицека уже бегало двое маленьких детей. Как же не хотелось Фросе, чтоб Анютка превратилась в няньку, ведь её доченьку ожидали два последних класса школы, а впереди по плану институт. Ицек вдруг встрепенулся: