Фрося зашла вслед за ксёндзом в ризницу и опустилась перед ним на колени:

— Святой отец, я хочу исповедаться, рассказать Вам о своей недолгой и такой запутанной жизни. О моём грехе — о безумной любви к Алесю. Покаяться в том, что я не смогла противостоять искушению и начала жить с мужчиной, не скрепив союз с ним законными узами брака, освящённого католической церковью. Помехой этому было не расторгнутое до сих пор официальное замужество с другим человеком.

Более того, от греховной связи с Алесем у нас есть ребёнок, которого мы незаконно тайно крестили…

Слёзы непрестанно текли по бледным щекам молодой женщины:

— Отец Вальдемар, я приношу своё искреннее покаяние перед ликом святой девы Марии, но не могу отречься от своей любви к Алесю…

Ксёндз слушал Фросю с напряжённым вниманием. В его глазах можно было прочитать не столько осуждение, сколько сочувствие и понимание. Дослушав до конца не то исповедь, не то рассказ Фроси, он поднял её за плечи с колен и усадил напротив себя на стул:

— Дочь моя, ты нарушила святые каноны католической веры и отступиться от содеянного не можешь и не хочешь. Я по-человечески тебя понимаю и готов смириться с твоей волей и волей моего племянника. Дети не несут ответственности за поступки взрослых, хотя изрядно принимают на себя страдания за эти прегрешения. Поэтому и ваш сын — незаконно крещённый парой, не состоящей в законном браке перед ликом Господа, не несёт на себе грех родителей, хотя его крещение не является действительным.

Дочь моя, мне ведомо, что ты скрываешь от фашистов еврейское дитя, но не кори моего племянника за то, что он открыл мне твою святую тайну. Я обещал ему унести её с собой в могилу. Твой благородный поступок заслуживает всякого Божьего поощрения, дитя Иисусова народа, спасённое католичкой, обласкано Божьей милостью, да и будет так, аминь.

Дочь моя, я не вправе отпустить твои грехи, ты каешься, но не отрекаешься, поэтому на всё воля Божья, только воля Божья, аминь…

А теперь пройдём в мои покои и поведаем друг другу о мирских делах, обсудим события текущие и подумаем о будущем…

Они вышли из костёла и вошли в небольшой домик, стоящий невдалеке от бокового выхода из храма, где находились спальные покои ксёндза Вальдемара и где раньше с ним проживал его племянник. Дядя Алеся усадил Фросю в кресло, приготовил для них чай, поставил на столик лёгкие закуски и сел напротив. Фрося, не сводившая с него глаз, тут же прервала молчание:

— Святой отец, умоляю, только скажите мне сразу, жив ли Алесь?.. — и её глаза, наполненные любовью и мукой, буквально утопили священника безмерным страданием…

— Не знаю дочь моя, не знаю, но я поведаю тебе о том, что мне известно до последних вестей о нём, но тогда, по тем слухам, он был жив.

После рейда гитлеровцев против партизан где-то в конце апреля или в начале мая были доставлены в Поставы и помещены в застенки несколько пленных, среди них и твой по закону муж Степан. Все пойманные партизаны были раненными. Начались допросы и пытки пленных гестаповцами, и Алесь вынужден был присутствовать при этих изуверствах переводчиком.

Однажды ночью он и ещё один из подпольщиков ликвидировали охрану и на подводе вместе со спасёнными пленными бежали в лес. Они скрылись в неизвестном направлении.

Хорошо, что в неизвестном, ведь назавтра разъярённые немцы пытали меня, дознаваясь, где находится сейчас мой племянник, но ничего вразумительного я им сообщить не мог и поклялся в этом именем Божьим, и нисколько не покривил душой.

Поверь мне, дочь моя, до сих пор мне ничего не известно о судьбе беглецов, хотя я пытался выяснить у властей победителей что-нибудь об участи этой группы, но они или впрямь не знают ничего или надёжно скрывают правду. Будем надеяться с тобой на лучший исход и помолимся за них Господу нашему…

А теперь поговорим о тебе и твоих детках, дочь моя Фрося… Алесь меня очень просил — в случае, если, не дай Бог, с ним произойдёт что-то ужасное или сложится ситуация, подобная этой, разыскать вас и оказать всяческую помощь. И, безусловно, я не мог отказать ему в этой просьбе, он единственный мой племянник, оставшийся от рано упокоенной моей сестры, я его любил с детства и многое сделал из того, что в моих силах, чтобы он получил достойное образование, воспитание и обзавёлся добропорядочной семьёй.

Мой грех, ох, мой грех, что я воспротивился вашему браку, за это вы — в большей степени — и я несём Божье наказание. Но, что сделано, того не вернёшь, поэтому выслушай старика и попробуй внять доброму совету…

Ты должна знать, что в любом случае, пока я жив, вас не оставлю без поддержки — ни тебя, ни всех твоих трёх деток, среди которых мой кровный внук.

Так вот, пока не закончится окончательно война и пока всё вокруг не успокоится, оставайся в своей деревне, подальше от лукавого, что сидит в душах злобных людей. Я буду наведываться к вам как можно чаще и постараюсь сделать всё, что в моих силах и возможностях, чтобы облегчить твою участь.

Где находится деревня, в которой ты нынче проживаешь, где вы с Алесем свили греховное гнездо, я знаю, и даже если бы ты не пришла сегодня ко мне, я бы вас всё равно отыскал…

Я буду постоянно справляться о судьбе той группы партизан, бежавших вместе с Алесем и, возможно, мне повезёт и удастся что-то выяснить, и при любой вести я буду держать тебя в курсе, какой бы не была эта весть. А пока буду молиться за жизнь своего племянника, за тебя и твоих деток…

Фрося снова упала на колени перед ксёндзом Вальдемаром и стала целовать ему руки:

— Святой отец, я не могу подыскать нужные слова для выражения своей благодарности за то, что не убили во мне надежду, за Ваше доброе и отзывчивое сердце. Я буду каждый день вместе с вами молить Бога, чтоб даровал жизнь моему любимому человеку…

Ксёндз поднял её с колен, по-отечески приобнял и, поцеловав в лоб, растроганным голосом тихо сказал, подталкивая мягко в спину к выходу:

— Ступай с богом, дочь моя, тебя ждут твои детки…

Глава 23

Никем из знакомых не замеченная в городе, Фрося благополучно добралась пешком обратно в деревню, и дни в ожидании вестей от любимого потекли в унылом однообразии. Спасала только возня с малыми детьми, которые не давала ей времени на то, чтобы придаваться постоянной хандре. Подрастающие ребятишки своими шкодами, милым лепетом и любовью непроизвольно отвлекали её от горьких мыслей о неизвестной судьбе дорогого сердцу человека.

Жизнь в деревне в эти месяцы трудно было назвать спокойной, невдалеке в лесах шастали бандиты и бежавшие от возмездия Советской власти полицаи. Они часто наведывались к сельчанам за провиантом и, в случае отказа или скрытия необходимого для их выживания, грабили, угрожая смертью, а иногда угрозы воплощали в жизнь.

Советские власти на территории западной Белоруссии, где местное население не очень-то их жаловало, продолжили довоенные репрессии и высылку неугодных элементов на необъятные просторы Сибири. Заготовительные команды шныряли по сёлам и действовали почти так же, как в своё время немцы с полицаями и партизаны.

В эти команды входили зачастую офицеры и солдаты после контузий и ранений, на их милость и снисхождение уповать не приходилось, поэтому они не оставляли в покое местное население, требуя сдачи продуктов для нужд армии и безжалостно подчищали подполы, клети и сараи.

От всех этих налётов Фросю оберегали малолетние дети, не поднималась рука у военных обездолить эту симпатичную, молодую многодетную мамочку. Были уже попытки проникнуть в постель под тёплый бочок молодухи, но пока хранил её Бог, твёрдый характер и спрятанный у входа топор.

До наступления осенней распутицы дважды в деревню наведывался ксёндз, привозил подарки детям, кое-что из продуктов и баловал сладкими угощениями. Фрося с дядей Алеся сидели за кружками травяного чая и обсуждали текущее положение дел. Пожилой человек сокрушался, слушая рассказы мужественной женщины, но ничем пока успокоить не мог. В Поставах, как и по всей стране, была установлена карточная система, и многие жили впроголодь, спасали только подсобные хозяйства. Вестей об Алесе не было никаких, как и обо всей группе, бежавшей с ним в ту ночь.

Фрося со священником приняли трудное решение зимовать ей с детьми в деревне, на том он и покинул их, немного понянчившись перед прощанием с внучатым племянником, не оставляя без внимания и других двух деток.

Зимой сдохла так долго спасавшая семью от нужды старая корова, и Фросе стало намного тяжелей обеспечивать питанием детей. Выручала иногда тётя Маня, но это были уже крохи по сравнению с тем, когда было собственное молоко.

Наступила весна, отсеялись тем, что осталось от всех набегов мздоимцев, и вместе с посевной докатилась до их местности долгожданная весть о победе, но не было в их глухомани фейерверков и криков «ура». Неумолимый голод подступал и к этим недавно ещё зажиточным усадьбам Фросиных односельчан, что уж можно было говорить о матери с тремя малолетними детками…

В погожие майские дни, после долгого перерыва, их приехал навестить старый ксёндз. Он привёз с собой кое-какие продукты, собранные из своих скудных запасов, чтобы хоть как-то поддержать Фросю и её ребятишек, всё больше ощущающих нужду. К сожалению, у него не было утешительных вестей о судьбе Алеся.

Печально глядя на молодую женщину, он не советовал пока переезжать в город, очень уж неспокойно было вокруг, шли аресты пособников и тех, кто сочувствовал фашистам, а также попали под репрессии властей и семьи полицаев. К нему тоже уже наезжали энкэвэдэшники справляться об Алесе, и почему-то их не убедило его заявление о подпольной деятельности племянника.

В течение лета старый Вальдемар несколько раз наведывался к Фросе с детьми в деревню, даже иногда оставался ночевать, если его заставала здесь непогода. Всё больше и больше молодая женщина и пожилой человек находили друг с другом общий язык. Безусловно, их роднила тоска о пропавшем любимом человеке.