Политика могла быть очень опасной игрой. Гвинет знала, что Мария не желала свергать кузину с трона, но она хранила верность своей религии. И было совершенно ясно, что англичане не желали никакого другого правителя, кроме своей королевы. Они не хотели иметь ничего общего с королевой-католичкой, и в этом был зародыш возможной или даже неизбежной вражды.

Войны с Англией в течение многих столетий разрывали Шотландию на части. Никто из шотландцев не хотел, чтобы англичане снова заставили их проливать кровь, но каждый союз, заключавшийся тогда между государствами, вонзался, словно кинжал, в сердце какого-нибудь народа. Англичане настороженно следили за дружбой Шотландии с Францией, а испанцы наблюдали за ними обоими, поэтому шотландцы с французами, в свою очередь, приглядывались к испанцам. Все эти соображения имели значение для будущего замужества Марии. Она могла дать шотландцам союзника — или, наоборот, множество врагов.

Мария словно прочла мысли Гвинет и мягко произнесла:

— Я думаю, лучше всего мне со временем найти себе мужа в этом королевстве. А он хорош собой, правда?

— Кто?

— Лорд Дарнли.

— Он?

— Да.

Глаза Марии сузились, в них появилось веселое любопытство.

— По-моему, ты думаешь, что кто-то другой тоже красив? И кажется, я знаю кто.

— Кто же?

— Лорд Рован.

Гвинет вздрогнула и почувствовала, как ее позвоночник теряет гибкость.

— Он очень грубый.

— Это не грубость, а прямота. Ты же сама учишь меня быть такой, как мой народ, значит, должна понимать, что такой знатный шотландец, умелый и в бою, и в политике, говорит обо всем прямо. Он — образец шотландского дворянина.

— В таком случае почему же вы сами не обратили внимания на лорда Рована?

— Ты шутишь или нет?

— Я вовсе не шучу, — нахмурилась Гвинет.

— Ну, если так, то, похоже, слухи о нем не так широко распространились, как можно было ожидать, — рассмеялась Мария.

— О чем вы говорите, Мария? Объясните, пожалуйста!

— Ты ведь знаешь: у моего отца было тринадцать внебрачных детей, которых он признал своими. Некоторые из них — просто чудесные люди. Например, мой дорогой брат Джеймс, — произнесла королева, и Гвинет показалось, что она услышала в ее голосе немного горечи.

Одно время говорили о том, что Джеймса Стюарта надо признать законным сыном, но этого так и не произошло.

Складка на лбу Гвинет стала еще глубже.

— Разве он один из внебрачных детей вашего отца? — недоверчиво спросила она.

Мария усмехнулась в ответ и пояснила:

— Нет, сын одного, точнее, одной из его внебрачных дочерей. Мать лорда Рована была первым ребенком одной из первых возлюбленных моего отца.

— Это правда или только слух? — спросила Гвинет.

— Не волнуйся так из-за этого, дорогая подруга, иначе у тебя на лбу будут ужасные морщины. Уверяю тебя, у лорда Рована вполне приемлемая родословная. Но посчитать собственного племянника привлекательным мужчиной — это совсем другое дело. К тому же он женат.

— Ох! — пробормотала Гвинет.

— Да, и это очень печально. Он женат на леди Кэтрин Бречмен.

— На дочери лорда Бречмена. Но его земли — они же в Англии, — сказала Гвинет, понимая, что сейчас услышит правду о таинственном и трагическом прошлом лорда Рована.

— Да. Как же вышло, что я все это знаю, а ты нет? — спросила Мария, которая, казалось, была довольна, что может поделиться с подругой тем, что знает сама. — Должно быть, дело в том, что я за последние месяцы очень часто встречалась со своим братом Джеймсом. Наверное, он рассказал мне эту ужасно печальную историю. Они были безумно влюблены друг в друга, и Рован отважно явился к отцу Кэтрин просить ее руки. Мой брат Джеймс и королева Елизавета дали разрешение на этот брак. Молодая жена сразу же зачала ребенка. Но незадолго до того, как он должен был родиться, она разбилась, когда ехала в карете, во владениях своего отца, очень тяжело пострадала, и у нее началась сильнейшая горячка. Ребенок не выжил. Леди Кэтрин с тех пор повредилась рассудком да так и не окрепла телом. Теперь она совершенно больна и живет в замке лорда Рована в горном краю. Там за ней ухаживают сиделка и управляющий лорда, люди добрые и верные. Она очень слаба и, вероятнее всего, скоро сойдет в могилу.

Гвинет молча смотрела перед собой. Мария грустно улыбнулась:

— Закрой рот, моя дорогая.

— Я… я… как это печально.

— Да, — согласилась Мария и, внимательно глядя на нее, добавила: — Не влюбляйся в него!

— Влюбиться в него? Он… неотесанный мужлан.

Мария улыбнулась:

— Я это вижу. Но хотя тебе это, может быть, не интересно, я должна сказать, что он больше не живет со своей женой. Жить с ней было бы жестоко с его стороны, потому что у нее теперь ум как у маленького ребенка. И он в этом положении ведет себя, можно сказать, с достоинством.

— С достоинством?

— Конечно, я знаю это только со слов Джеймса, но говорят, что лорд Рован не живет как монах, правда, его любовные увлечения… скрыты от посторонних глаз, и он сходится с женщинами, которым это не может причинить вреда. А я никогда не захочу, чтобы тебе причинили вред, моя дорогая подруга, — серьезно сказала Мария.

— Вам не нужно волноваться, — заверила ее Гвинет. — И никогда не будет нужно. Я не намерена влюбляться. Любовь делает нас всех глупыми и опасными. А если бы даже я оказалась такой идиоткой, что влюбилась, то не выбрала бы дикого горца вроде лорда Рована.

Мария, глядевшая на огонь, отрешенно улыбнулась и ответила:

— В этом и есть разница между нами. Как я хочу влюбиться, чтобы узнать такую сильную страсть!.. Ну, хватит. Для меня замужество — это сделка. И все-таки — узнать бы когда-нибудь такую любовь…

— Мария, — неуверенно пробормотала Гвинет.

— Не волнуйся, дорогая подруга. Когда я снова буду выходить замуж, не забуду про свои обязательства перед моим народом. И все-таки даже королева может мечтать. — Она помахала Гвинет рукой, давая понять, что отпускает ее. — Сегодня был длинный трудный день. И впереди у нас еще много таких дней.

Королева ясно дала ей понять, что пора спать, и Гвинет поспешно направилась к двери.

— Доброй ночи, моя госпожа…

— Гвинет…

— Я ухожу, и теперь вы — моя королева.

— Но ты остаешься моей подругой, — заверила Мария.

Гвинет наклонила голову, улыбнулась и вышла. Ей очень хотелось как можно скорее добраться до своей постели в этом огромном шотландском дворце, который стал ее домом. Торопливо идя по длинному залу в свою комнату, она услышала голоса и замерла на месте, понимая, что случайно слышит разговор, происходящий в одной из малых комнат, которые были предназначены для государственных дел.

— Больше ничего нельзя сделать. Вы не можете взять назад свое слово.

Это произнес низкий мужественный голос, который легко было узнать. Голос лорда Рована Грэма.

— Мы напрашиваемся на неприятности.

Голос второго собеседника она узнала так же легко. Это был Джеймс Стюарт. Действительно ли брат королевы — друг своей сестры? Или он тайно мечтает сам носить корону и считает, что ее должны были надеть на его голову?

— Может быть, и так, но другого выхода нет. Мы можем лишь надеяться, что твердая решимость королевы не допустить преследований за веру окажется сильней.

— Раз так, то, как вы уже сказали, мы должны быть готовы.

— Да, и постоянно.

Внезапно дверь открылась, и ошеломленная Гвинет увидела выходившего из комнаты лорда Рована. Он застал ее здесь, в зале! Любой поймет, что она подслушивала! Рован смотрел на нее суровым, пристальным взглядом, а она только моргала ресницами и старалась проглотить комок в горле.

— Я… заблудилась, — наконец выговорила она.

— В самом деле? — усомнился он.

— Это правда! — гневно ответила она.

Он хмуро улыбнулся, словно услышал что-то забавное:

— Комнаты придворных дам вон там. Вы должны были бы повернуть в ту сторону — конечно, если искали именно свою постель.

— А что еще я могла здесь искать?

— Что еще? — повторил он и насмешливо поклонился, но ничего не ответил, а просто повернулся и ушел.

Гвинет испугалась и очень рассердилась, что он так легко отпустил ее.

— Господи, почему?

Лорд Рован был ей почти противен. Конечно, ей было жаль жену этого несчастного человека, но, похоже, он вел не слишком праведную жизнь, к тому же был грубым и раздражал ее. Он слишком много о себе мнил, и…

У нее больше нет сил. Она идет спать в свою постель, она вполне заслужила сон. А о нем она больше вообще не будет думать.

Ее комната была маленькой, но предназначалась для нее одной. Это было не так уж важно. Во время поездок с королевой по Франции Гвинет иногда имела отдельную комнату только для себя, а иногда спала в общей постели с кем-то из Марий. Тогда девушки много веселились, потому что любили передразнивать почтенных князей и дипломатов, с которыми встречались. Как и королева, они любили танцы и азартные игры и, конечно, очень любили музыку. Они пробыли вместе так долго, что стали почти одной семьей, и были так добры, что принимали в эту семью Гвинет. И все же она понимала, что никогда не войдет в их круг полностью.

«Здесь, в Холируде, я буду спать одна», — подумала она, осматривая свой новый дом. У нее было крошечное окно и даже маленький камин. Горевший в нем огонь освещал окно, и Гвинет увидела, что это был витраж: тени от языков пламени играли на изображении голубки, сидящей на дереве. Под этим рисунком был изображен герб Стюартов, цвета которого ярко выделялись в полумраке комнаты.

Гвинет решила, что в Шотландии, у себя дома, она будет рада жить без соседок. Марии многое забыли о Шотландии. Она любила их и не хотела лишиться их дружбы, но не могла слушать, как ее родину будут постоянно сравнивать с Францией — и, конечно, в пользу последней.