– Возражал бы – и притом решительно!

– Но почему? – настаивала мисс Мерривилл. – Ведь вам понадобится только ввести в общество Кэрис и, может быть, меня. Естественно, я не ожидаю, что вы будете проявлять интерес к чему-либо еще, касающемуся нас. Откровенно говоря, это и не доставило бы мне большого удовольствия.

– Можете этого не опасаться. Но вы, кажется, не понимаете, мэм, что мое покровительство не явится для вас пропуском в высшее общество.

– Каким образом? Я думала, маркиз всегда вхож в высший свет.

– Это, мисс Мерривилл, зависит от маркиза.

– О! – Девушка старалась понять услышанное. – Папа говорил, что вы вели себя как… как петух в курятнике. Это означает, что вы… неподобающая персона?

– В высшей степени! – заверил он ее.

Она рассмеялась:

– Какая чушь! Я этому не верю! Даже бедный папа был не настолько плох!

– Даже бедный папа? – Маркиз поднес к глазу монокль, внимательно изучая собеседницу с видом человека, столкнувшегося с редким образцом.

– Да, – кивнула мисс Мерривилл, оставаясь нечувствительной к его внимательному взгляду. – Хотя до встречи с мамой он был жутко необузданным – и то, что он бежал с ней, было не слишком достойным поступком, должна это признать. Мне всегда казалось странным, что мама на это согласилась, так как она была очень порядочной и респектабельной женщиной. Думаю, люди, которые страстно влюблены, часто совершают странные поступки, а мама, очевидно, была легко внушаемой. Не то чтобы я очень хорошо ее знала – мама умерла вскоре после рождения Феликса, но Кэрис на нее похожа, а ей можно внушить что угодно! И конечно, они оба были тогда очень молоды. Только подумайте – папа достиг совершеннолетия всего за неделю до моего появления на свет! Представить себе не могу, как ему удавалось содержать семью, потому что его отец не давал ему ни гроша, а папа вряд ли занимался чем-нибудь прибыльным. Но, женившись на маме, он бросил все свои беспутства, и, учитывая, что они так тревожили его родителей, с их стороны было очень несправедливо не принять маму в семью.

Маркиз хранил тактичное молчание. Его воспоминания о покойном мистере Мерривилле, с кем он встречался несколько лет назад, едва ли соответствовали образу раскаявшегося грешника.

– По-моему, – продолжала мисс Мерривилл, – они получили по заслугам, когда мой дедушка и мой дядя Джеймс, который был его наследником, умерли от тифа в один и тот же день. Таким образом, наследство досталось папе – и как раз вовремя, так как в Грейнарде скоро должен был родиться Харри – ну а потом родились Кэрис, Джессами и Феликс. – При виде выражения лица маркиза она улыбнулась. – Я знаю, о чем вы думаете, и вы абсолютно правы. У всех нас, кроме Харри, такие нелепые имена! Уверяю вас, они служат нам тяжким испытанием. Когда я родилась, маме пришло в голову назвать меня Фредерикой – в честь папы. Следующим был Харри, потому что маму звали Харриет. Папа назвал мою сестру Кэрис, так как она была самым милым ребенком, какого он когда-либо видел. Джессами назвали в честь дедушки, а Феликс[3] – фантазия мамы, потому что мы были такой счастливой семьей. Я имею в виду, до маминой смерти. – Она сделала паузу, но почти сразу же заговорила снова, слегка тряхнув головой, словно отгоняла печальные воспоминания: – Приходится нам соответствовать нашим абсурдным именам! Джессами и я поклялись никогда не называть друг друга Джесси и Фредди и другим не позволять это делать.

– И они не делают?

– Ну… почти. Должна признаться, что Феликс иногда называет Джессами Джесси, но только когда тот слишком важничает. А когда мы с Харри наедине, он тоже зовет меня Фредди, но не для того, чтобы поддразнить. Но Джессами он никогда не называет Джесси, как бы тот его ни провоцировал, потому что Харри – глава семьи и на четыре года старше Джессами и считает подлым затевать с Джессами драку, зная, что может нокаутировать его одним ударом. К тому же Харри говорит, что для драки у Джессами кишка тонка… О боже, я болтаю неизвестно о чем, а до дела так и не дошла! На чем я остановилась?

– По-моему, на кончине вашей матушки.

– Да-да! Это было ужасно! Папа был так потрясен, что врачи опасались за его рассудок. Тогда я была слишком мала, чтобы все понимать, но я помню, что он долго болел, а когда поправился, то стал не таким, как прежде. Папа почти перестал бывать дома – ему было тяжело там без мамы. Конечно, тогда нам бы это не понравилось, но я часто думаю, что было бы лучше, если бы он снова женился. Я знаю, что мне не подобает так говорить, но вы ведь знаете, какой он был ненадежный…

– В общем, знаю, – согласился Элверстоук. – Но неужели он предоставил вам самим заботиться о себе? Мне трудно в это поверить.

– Конечно нет! После смерти мамы к нам приехала тетя Серафина – мамина незамужняя сестра – и осталась с нами жить.

– И она все еще с вами?

– Разумеется. Разве мы смогли бы приехать в Лондон без ее поддержки?

– Вы должны меня простить. Не видя вашей тети – а до этого момента и не слыша о ней, – я пришел к выводу, что вы решились обойтись без старшей компаньонки.

– Я еще до такого не дошла! Почему вы думаете… А, ваше чувство приличия оскорблено тем, что я принимаю вас без старшей по возрасту леди! Тетушка Скрэбстер предупреждала меня о таком, но я ведь не девочка, которая сбежала из классной комнаты. К тому же, хотя мы привыкли к тете, я не уверена, что она бы вам понравилась. Во-первых, она туга на ухо, а во-вторых, немного эксцентрична. Если она войдет, пожалуйста, не ссорьтесь с ней!

– Могу вам это обещать, – заверил маркиз. – А что, она такая сварливая особа?

– Нет, но тетя ненавидит мужчин, – объяснила Фредерика. – Мы думаем, что в молодости она перенесла какое-то глубокое разочарование. Думаю, увидев вас, она тут же удалится.

– Едва ли это идеальная компаньонка, – заметил Элверстоук.

– Да, и что еще хуже, тетя начинает испытывать неприязнь к Харри. Она ненавидела папу, но это было вполне понятно, так как он не только вел себя с ней невежливо, но и тратил деньги направо и налево. К счастью, прежде чем он успел разорить нас, его хватил удар.

– Действительно, к счастью, – согласился маркиз, оставаясь серьезным.

– Да, не так ли? Хотя двигательные способности у него восстановились почти полностью, мозг остался слегка поврежденным. Не то чтобы папа потерял рассудок, но он стал забывчивым и… другим. Он больше не был необузданным, беспокойным и несчастным. Я еще никогда его так сильно не любила! Папа позволил мне распоряжаться состоянием и вести все дела, поэтому я смогла, с помощью нашего адвоката мистера Сэлкома, спасти нас от разорения. Это было пять лет назад, и я думаю, что, если Харри сможет удержать имение в руках еще несколько лет, он и сам будет хорошо обеспечен и сумеет обеспечить Джессами и Феликса. Он намерен сделать это в любом случае, так как считает несправедливым, чтобы все досталось ему только потому, что папа не оставил завещания.

– Господи! Что же будет с вами и вашей сестрой?

– О нас нечего беспокоиться, – заверила его Фредерика. – Мамино состояние завещано дочерям, так что на каждую из нас приходится по пять тысяч фунтов. Вам это, наверное, не кажется кучей денег, но это делает нас независимыми, и Кэрис не будет бесприданницей.

– Значит, она помолвлена?

– Еще нет. Вот почему я решила, когда папа умер чуть более года назад, привезти ее в Лондон. Понимаете, в Грейнарде она оказалась бы заживо похороненной. Там поблизости нет даже курортов – где же ей найти подходящую партию? Я чувствую, что время уходит впустую, лорд Элверстоук! Когда вы увидите Кэрис, то сами поймете, почему я сочла своим долгом вывезти ее в Лондон. Она такая красивая, никогда не сердится, не капризничает и заслуживает самого великолепного брака!

– Судя по описанию моего секретаря, она бриллиант чистой воды, – сухо промолвил его лордство. – Но великолепные браки, мисс Мерривилл, обычно зависят от великолепного приданого.

– Не всегда, – быстро возразила девушка. – Вспомните сестер Ганнинг. Одна из них была замужем за двумя герцогами, и я знаю, что она не являлась богатой наследницей, так как папа рассказывал мне о них и говорил, что они обе Кэрис и в подметки не годятся. Разумеется, я не ожидаю, что Кэрис выйдет за герцога или какого-нибудь аристократа – если только кто-нибудь из них не сделает ей предложение. Но я рассчитываю, что она найдет себе очень хорошую партию, если я только смогу достойно представить ее в обществе. Вопрос состоял в том, как это устроить. Когда я уже чувствовала себя в тупике, мистер Сэлком спросил, не хотела бы я снять на год меблированный дом. Он слышал о каком-то человеке, который недавно удалился от дел и хотел приобрести недвижимость в Херфордшире, но, не найдя того, что ему нужно, решил взять в аренду дом в этом графстве, чтобы спокойно заниматься поисками, а не мотаться туда из Лондона каждый раз, когда получает очередное предложение, которое, как правило, оказывается неподходящим. Можете себе представить, с какой охотой я согласилась!

– Разумеется, могу. А ваш брат не возражал?

– Ну, тогда он еще не был совершеннолетним, но, конечно, я бы ничего не сделала без его согласия. Сначала он был недоволен – думаю, это ранило его гордость. По правде говоря, мне самой это не слишком нравилось, но нелепо корчить из себя невесть что, когда живешь на грошовое содержание. Мы можем не влезать в долги, только соблюдая строжайшую экономию, и, не заключив договор о сдаче дома с мистером Портом, я никогда не смогла бы осуществить эту лондонскую авантюру. Даже если бы я могла пустить на это свой капитал, чего я не имею права делать, я бы вряд ли так поступила, потому что это поставило бы меня в зависимость от бедного Харри. – Она серьезно посмотрела на маркиза. – Сейчас я ничего ему не говорю, так как он очень молод и считает вполне естественным, если мы все будем продолжать жить в Грейнарде. Но я бы не удивилась, если бы через год или два Харри захотел жениться. Только подумайте, как бы его жена невзлюбила своих золовок, торчащих в Грейнарде, и как бы это все было неловко для нас!