Улыбка Карлтона стала еще шире.

– Уверен, что вы будете самой любимой тетей на свете, потому что ваша душевная бодрость очарует детей так же, как чарует и взрослых. Но побудьте немного серьезной и подумайте, не явится ли муж преимуществом для вас, как для сестры. У вас есть три брата – хотя я знаю, что Харри совершеннолетний, все же не думаю, что он настолько взрослый, что не нуждается в руководстве, – и со свойственными вам и вызывающими мое восхищение мужеством и благородством вы приняли ответственность за них. Но в состоянии ли женщина, даже самая любящая и с самым возвышенным умом, успешно выполнить подобную задачу? Едва ли. Рискну предположить, что вы часто ощущаете нужду в мужской поддержке.

– Нет, – ответила Фредерика. – Мальчики меня слушаются.

– Ничего себе слушаются, когда один отправляется в Маргейт без разрешения, а другой берет напрокат опасную машину и, как и следовало ожидать, попадает в аварию! – рассмеялся Карлтон.

– Не думаю, что машина была такой уж опасной. Как бы то ни было, я не запрещала никому из них это делать, так что вопрос о непослушании отпадает.

– И они не опасаются последствий своего поведения!

– Ни этого, ни чего-либо другого. Мои братья очень смелые!

– Так и должно быть, и я не пожелал бы вам обратного, но смелые мальчики нуждаются в направляющей руке. Так было и с моим младшим братом, поэтому я знаю, что говорю. Леди Бакстид всегда была строгой матерью, однако согласилась уступить мне воспитание Джорджа, понимая, что мужчине более пристало определить, как и когда применить выговор или наказание.

Фредерика едва удерживалась от смеха. Она не была знакома с Джорджем, но, если верить его младшей сестре, он был веселым молодым джентльменом, которого ничто на свете не раздражало больше проповедей старшего брата. Строгая нотация, прочитанная лордом Бакстидом Феликсу, не только выбила из головы последнего всякое раскаяние в том, что он заставил тревожиться своих сестер, но и превратила Джессами в его горячего защитника. Сразу ощетинившись, Джессами осведомился, какое право имеет кузен Бакстид совать нос в чужие дела, и хотя позднее он извинился перед Карлтоном за свою неучтивость, но искренне соглашался с Феликсом, что их кузен невероятный зануда, а может быть, и тупица.

Вспомнив этот инцидент и сдержав смех, Фредерика ответила:

– Очевидно, вы правы, кузен, но даже если бы я и вышла замуж, то не затем, чтобы снабдить моих братьев… ментором!

– Я заговорил об этом, подумав, что вы, возможно… более благосклонно отнесетесь к моему предложению!

Робкие нотки в голосе Карлтона тронули Фредерику, но она покачала головой, и, когда он начал в высокопарных выражениях перечислять качества ее характера, вызвавшие сначала его восхищение, а затем горячее желание сделать ее своей женой, она остановила его более решительно:

– Я очень признательна вам, кузен, но, пожалуйста, не продолжайте! Только подумайте, как бы отнеслась к подобному союзу ваша мама!

Карлтон помрачнел и вздохнул, однако ответил достаточно твердо:

– Надеюсь, меня нельзя упрекнуть в недостаточном уважении к моей матери, но в таких делах мужчина должен решать сам за себя.

– Нет-нет, вы не должны разочаровать ее неподходящим браком! Вспомните, какие надежды она на вас возлагает!

– Не думайте, что я забываю о сыновнем долге или что я сделал вам предложение без долгих и тщательных размышлений, – серьезно сказал он.

В ее глазах заплясали огоньки.

– Разумеется, я так не думаю! Я необычайно польщена вашим предложением, но дело в том, что я вообще не собираюсь замуж – мне нисколько не хочется расстаться с моей свободой! Мое нынешнее положение подходит мне куда больше, чем я подошла бы вам, Карлтон, – можете в этом не сомневаться!

Бакстид выглядел безутешным и какое-то время хранил молчание. Но, подумав как следует, он улыбнулся и промолвил:

– Я был излишне тороплив, в чем повинно естественное нетерпение влюбленного. Очевидно, до сих пор ваши мысли были настолько посвящены семье, что подумать о собственном будущем вам просто не хватало времени. Сейчас я больше ничего не скажу, но, тем не менее, я не теряю надежды.

Он удалился, а Фредерика с присущим ей благородством воздержалась от рассказа Кэрис об этом эпизоде. Она не хотела никому рассказывать и о предложении мистера Мортона, так как он ей слишком нравился, чтобы обсуждать с кем-то его неудачу. Фредерика отклонила предложение так мягко, как только могла, но когда он со вздохом произнес: «Я этого боялся!» – в ее глазах мелькнули веселые искорки.

– И теперь вы повергнуты в уныние?

– Разумеется!

– Но одновременно испытываете некоторое облегчение! Признайтесь!

– Клянусь, что нет, мисс Мерривилл!

– Значит, еще испытаете, – заверила она его. – Вы ведь отлично знаете, как удобно быть холостяком и как бы вас раздражало ощущать себя привязанным к юбке жены!

Он рассмеялся, но покачал головой.

– Я отнюдь не возражал бы быть привязанным к вашей юбке.

– Или играть роль ментора при моих братьях? – с усмешкой спросила Фредерика. – Вам бы пришлось терпеть их в своем доме!

– Да… хотя почему они не могут жить со старшим братом?

– Ну нет! Они доведут бедного Харри до белого каления! Он слишком молод для подобной ответственности и вряд ли сможет требовать от них уважения и послушания. Кроме того, они с Джессами переругались бы через неделю!

– Понимаю. Конечно, я ничего не знаю о воспитании мальчиков, но сделал бы все, что мог! – героически заявил мистер Мортон.

Фредерика рассмеялась и протянула руку:

– Хотя у вас кровь стынет в жилах при одной мысли об этом! Как же вы добры, мой дорогой друг! Благодарю вас! В хорошеньком положении вы оказались, если бы я приняла ваше предложение! Но я его отклоняю, так что можете быть спокойны!

Он взял ее руку и поцеловал ее.

– Увы, это не совсем так. Могу я, по крайней мере, продолжать считать себя вашим другом?

– Я на это надеюсь, – искренне отозвалась она.

После его ухода Фредерика не смогла удержаться от смеха, правда вполне добродушного. Хотя испуганное выражение лишь на момент мелькнуло на лице мистера Мортона, оно подтвердило ее уверенность, что вскоре он возблагодарит небеса за свое избавление. Мысль о вторжении в его безмятежное существование таких предприимчивых юных джентльменов, как Джессами и Феликс, сразу же пробудило в Фредерике чувство юмора. Только Бакстид мог бы взять на себя тяжкую обязанность обуздывания ее младших братьев. Правда, Элверстоук был в состоянии осуществить это, не вызывая в них и тени враждебности, так как мальчики по непонятной причине считали его особой, достойной всяческого уважения. Но в этом месте мысль ее прервалась. Фредерика встряхнулась, повторив про себя обещание не думать об Элверстоуке. Это было не так легко. Знал ли об этом маркиз или нет, но он приобрел раздражающую привычку вторгаться в ее размышления, и позволять ему это делать и далее не привело бы ни к чему хорошему. Фредерика надеялась, что у нее достаточно здравого смысла и гордости, чтобы не прибавлять себя к списку его жертв. Маркиз был куда более убежденным холостяком, чем Дар-си Мортон, в чьей груди билось горячее сердце. В Элверстоуке не было ни тепла, ни нежности. Он мог проявлять доброту и любезность, когда ему этого хотелось, становясь самым очаровательным собеседником, но его обращение с сестрами и со всеми, кто вызывал у него скуку, было поистине безжалостным. Элверстоук просто черствый эгоист и к тому же повеса, если верить слухам! Возможно, они правдивы, но нужно быть справедливым даже к такому распутнику – он никогда не проявлял подобных наклонностей по отношению к ней или ее красавице сестре. Правда, она однажды заподозрила его в попытке флирта, но вскоре решила, что ошиблась. Более того, справедливость требовала признать, что, хотя маркиз согласился покровительствовать ей и Кэрис исключительно с целью позлить свою сестру Луизу, он был необычайно добр к Джессами и Феликсу. Фредерика вспомнила поездку в Хэмптон-Корт, которая наверняка была для него нестерпимо скучной, готовность, с которой он избавил Лафру от безвременной кончины, и опыт, с которым он обошелся с Джессами. В этих действиях было невозможно усмотреть какие-либо низменные мотивы: Элверстоук вел себя так, словно на самом деле являлся их опекуном, поэтому Фредерика постепенно стала считать его таковым, обращаясь к нему при любом затруднении. Это раздражало ее, так как раньше она никогда не искала поддержки и совета на стороне. Фредерика понимала, что если она не хочет потерять собственную силу и энергию, то не должна слишком рассчитывать на помощь маркиза. По какой-то неизвестной причине дружба с Мерривиллами забавляла его, но она в любой момент может ему наскучить, и тогда он стряхнет заботу о них с той же легкостью, с какой возложил на себя. В конце концов, что она о нем знает? Ничего, кроме того, о чем сообщали сплетни; она не знала даже того, нравится ли она ему. Иногда ей казалось, что да, но затем, когда на каком-нибудь приеме маркиз едва находил время, чтобы обменяться с ней несколькими словами, она начинала думать, что он к ней абсолютно равнодушен. По всей вероятности, так оно и было, ибо если Элверстоуку быстро надоедали даже ослепительные красавицы, выражавшие готовность принять его ухаживания, то как же должна была ему наскучить деревенская кузина, не блещущая красотой и к тому же не первой молодости? Когда Фредерика думала о миссис Пэрраком или хорошенькой вдове, которую считали его последним увлечением, она могла лишь удивляться, что он продолжал интересоваться ее делами. Если бы ей сказали, что она быстро становится для маркиза навязчивой идеей, Фредерика ни за что бы этому не поверила.

Глава 17

Маркиз между тем вел себя с присущей ему осмотрительностью, стараясь не давать досужим болтунам поводов для сплетен. Зная о своей дурной славе и понимая, какие скандальные слухи вызовут малейшие признаки его интереса к старшей мисс Мерривилл. он предпринимал не свойственные ему усилия с целью уберечь ее от злобных и завистливых языков. Дабы удовлетворить любопытство тех, кого могло заинтриговать, почему он стал доставлять удовольствие стольким хозяйкам, появляясь на их балах и приемах, маркиз для виду флиртовал с миссис Илфорд, прекрасно зная, что проницательность прелестной вдовушки не уступает ее красоте; несмотря на репутацию повесы, он не желал разбивать ничьи сердца, никогда не делая объектами своей галантности невинных простушек. Если же какая-нибудь девица заигрывала с ним слишком настойчиво, он применял эффективный, хотя и безжалостный метод: вовсю ухаживал за ней на глазах шокированных сверстниц, а при следующей встрече не мог вспомнить даже ее имени. Эта бессердечная тактика сделала Элверстоука опасным в глазах родителей, которые предупреждали дочерей, чтобы те не поощряли его авансы. Один или два раза они даже просили мистера Мортона повлиять на своего ближайшего друга, но ответом на обвинение в жестокости служили презрительная усмешка и холодно выраженная надежда, что жертва получила хороший урок. Начиная с первого выхода в свет маркиз считался выгодным матримониальным трофеем, но годы не научили его спокойно относиться к этой ситуации, терпеть интриги мамаш, подыскивающих женихов, или смеяться над приманками, подбрасываемыми их честолюбивыми дочками. Со дня открытия, что его первая любовь была готова выйти замуж хоть за горбуна, лишь бы тот обладал большим состоянием и высоким положением в обществе, Элверстоук становился все более циничным и в возрасте тридцати семи лет, когда Фредерика неожиданно ворвалась в его жизнь, имел не больше намерений вступить в брак, чем броситься в Темзу.