– Вы пугаете меня, Фредерика. Что он натворил?

Три человека заговорили одновременно, но маркиз прервал их:

– Пожалуйста, не все сразу, если вы хотите, чтобы я понял, в чем дело.

Фредерика и пастух умолкли, но пожилая леди была сделана из более твердого материала. Она заявила, что не верит ни единому слову о «барселонских колли» и что можно ожидать чего угодно, если уже нельзя пойти в парк подышать воздухом, не подвергаясь при этом нападению злобных собак.

Маркиз прибегнул к своему самому смертоносному оружию – поднес к глазу монокль. Многие сильные мужчины отступали, когда он смотрел на них через это стекло. Пожилая леди не отступила, но слова замерли у нее на языке.

– Вы должны простить мне мою прискорбно короткую память, мэм, – заговорил Элверстоук, – но я не припоминаю, чтобы имел удовольствие быть с вами знакомым. Пожалуйста, кузина, представьте меня.

Фредерика, быстро пересмотревшая первоначальное неблагоприятное мнение о нем, сразу же отозвалась:

– Не могу, потому что я не знаю, кто она и зачем пришла сюда. Разве только удостовериться, что вы в самом деле мой кузен, в чем она, кажется, сомневалась.

– Это не кажется мне вполне адекватной причиной, – заметил маркиз. – Однако, если по какому-то непонятному мне поводу вы нуждались в подтверждении этого факта, мэм, то вы его имеете. Мисс Мерривилл и я действительно кузены.

– Это меня не интересует, милорд! – покраснев, ответила пожилая леди. – Более того, я не пришла бы сюда, если бы не считала это своим долгом и не увидела, что, как только мисс Мерривилл упомянула о своем кузене-маркизе, эти два подхалима были готовы позволить свирепой зверюге набрасываться в парке на кого угодно!

Сторожа издали протестующие возгласы, но маркиз не обратил на них внимания.

– Я понятия не имел, что пес настолько опасен, – сказал он. – Надеюсь, мэм, вы не пострадали?

– Я не говорила, что он напал на меня! Но…

– Он ни на кого не нападал! – вмешалась Фредерика.

– Неужели? А разве он не сбил с ног маленького мальчика и не напугал до смерти других бедных малюток?

Фредерика рассмеялась:

– Лафра никого не сбивал с ног! Действительно, дети сначала его испугались, но, когда поняли, что он просто хочет с ними поиграть, сразу пришли в себя и даже просили меня завтра привести его в парк снова!

– Зато он напал на моих коров! – вмешался пастух. – А вы сказали, мисс, будто он хотел их пасти, так как этому его учили в Испании! Ничему такому его никогда не учили! Сам я в Испании не бывал и не жалею об этом, потому что не шибко люблю иностранцев, но коровы во всем мире остаются коровами, и даже невежественный язычник не стал бы учить собаку распугивать стадо, как сделала эта поганая псина! Мистер Манслоу говорит, что она дворняга, прошу прощения, сэр, – но только я знаю, что это не колли: ни барселонская, ни какая еще!

Младший сторож, вертя в руках шляпу и бросая умоляющие взгляды на маркиза, сказал, что никого не хотел оскорбить, но мисс заявила, будто пес – барселонский колли, а он этому ни за что не поверит, кто бы ему такое ни говорил.

– Еще бы! – воскликнул маркиз. – Разумеется, вы правы! – Обернувшись к Фредерике, он добавил скучающим тоном: – До чего же вы забывчивы, кузина! Он не колли, а гончая, и не из Барселоны, а из Белуджистана! Бе-лу-джи-стан, Фредерика!

– Господи, ну конечно! Как глупо с моей стороны! – не слишком уверенно отозвалась Фредерика.

Казалось, оба сторожа нашли приемлемыми объяснения его лордства. Старший благоразумно заявил, что теперь ему все понятно, а младший напомнил остальным, как он с самого начала не поверил в испанское происхождение собаки. Но пастух явно не был удовлетворен, а пожилая леди резко заявила:

– Я не верю, что такое место существует!

– Конечно существует! – ответил Элверстоук, подходя к окну и поворачивая один из стоящих там двух глобусов. – Подойдите и взгляните сами!

Все последовали приглашению, а Фредерика с упреком промолвила:

– Если бы вы предупредили меня, что это в Азии, кузен!

– Ах, в Азии! – воскликнул старший сторож, радуясь, что его просветили. – Значит, это индийская собака.

– Ну, не совсем, – отозвалась Фредерика. – По крайней мере, я так не думаю. Но Белуджистан где-то рядом с Индией. Это очень дикая местность, и собаку пришлось вывозить контрабандой, так как туземцы настроены враждебно. Вот почему я сказала, что это очень редкая порода. Лафра – единственная белуджистанская гончая в Англии, не так ли, кузен?

– Искренне надеюсь, что так, – сухо ответил его лордство.

– Ну, должна сказать, что это еще хуже! – заявила пожилая леди. – Приводить в парк дикое иностранное животное, да еще вывезенное контрабандой! Вынуждена вам заметить, милорд, что я не одобряю подобных вещей и намерена сообщить об этом в таможенное управление!

– Боюсь, что в Белуджистане его нет, – виновато произнес маркиз, возвращаясь к камину и протягивая руку к шнуру звонка. – Как нет и почтовой службы. Полагаю, вы можете отправить туда курьера, но это вам обойдется очень дорого, к тому же его, скорее всего, там убьют. В таком деле трудно что-либо посоветовать.

– Я говорю об английском таможенном управлении, милорд! – сердито поправила пожилая леди.

– От него вам не будет никакой пользы! Я ведь не ввозил его контрабандно в Англию, а только поручил вывезти таким образом из Белуджистана.

– Как бы то ни было, – дрожащим от ярости голосом сказала она, – вы не имели права выпускать дикую собаку бегать по парку, и я предупреждаю вас, милорд, что сообщу об этом соответствующим властям!

– Что мне за дело, дорогая мэм, если вам хочется выставить себя на посмешище? К тому же я не понимаю, почему вас так беспокоит эта злополучная история? Вы информировали меня, что моя собака на вас не нападала, чему я охотно верю, и что пришли в мой дом, так как поняли, что эти люди, которых вы назвали подхалимами, узнав о моем титуле, были готовы позволить собаке набрасываться в парке на кого угодно, чему я никак не могу поверить. Мне кажется, что вы вмешиваетесь в чужие дела. Если бы меня попросили доложить об этом разговоре, мне бы пришлось сказать, что эти люди пришли сообщить о плохом поведении моей собаки и потребовать, чтобы ее не спускали с поводка, но, так как их, по непонятной мне причине, сопровождала назойливая личность, которой недоставало хороших манер и здравого смысла и которая решила узурпировать их полномочия, прошло слишком много времени, прежде чем они сумели изложить мне свою жалобу. – Он посмотрел в сторону открытой двери, где с непроницаемым лицом стоял Уикен. – Будьте любезны проводить эту леди и пригласить ко мне мистера Тревора.

Эта блистательная речь, выслушанная Фредерикой с благоговением, а сторожами с одобрением, лишила пожилую леди способности изъясняться членораздельно. Запинаясь, она пыталась сообщить его лордству, что еще никогда не подвергалась столь оскорбительному обращению. Однако его лордство, утратив к ней всякий интерес, молча взял понюшку табаку, а Уикен, прервав этот бессвязный монолог, произнес голосом, лишенным каких-либо человеческих эмоций:

– Прошу вас, мадам!

Леди выбежала из комнаты; на ее скулах пламенели алые пятна. Никто – а менее всех Уикен – не был удивлен ее капитуляцией, а младший сторож позднее признался старшему товарищу, что ему ни за что бы не хватило духу так отделать эту старую перечницу.

Однако пастух, одобряя в целом изгнание пожилой леди, ни в коей мере не был умиротворен. Он начал объяснять маркизу всю чудовищность преступления Лафры, обратившего в бегство молочных коров, и судьбу, которая ожидает его самого, если их хозяин обнаружит, что они хотя бы немного пострадали.

– Это просто невероятно! – воскликнула Фредерика. – По вашим словам можно подумать, будто коров гоняли по всему городу! А если вы предпочитаете держать коров в общественном парке, то я должна сказать…

– Нет, кузина, не должны! – вмешался маркиз, пользуясь возможностью отомстить за утомительную сцену. – Я велел вам отвести Лафру в Гайд-парк, а не в Грин-парк, поэтому считаю вас полностью ответственной за это досадное происшествие!

Фредерика, ища убежища за носовым платком, дрожащим голосом согласилась, что ее кузен прав.

– Не бойтесь, – обратился маркиз к пастуху. – Дело будет решено ко всеобщему удовлетворению. А, Чарлз, входите!

– Вы посылали за мной, сэр? – осведомился мистер Тревор, удивленный представшей перед его глазами сценой.

– Да, посылал. Моя белуджистанская гончая, которую кузина вызвалась прогулять, вовлекла меня в неприятную историю. С прискорбием сообщаю, что она… э-э… забылась, находясь среди коров в Грин-парке.

На какой-то момент мистер Тревор был ошеломлен, однако он отнюдь не являлся тугодумом и не нуждался в предупреждающем взгляде из-под лениво полуопущенных век хозяина, чтобы верно оценить ситуацию. Секретарь сказал, что сожалеет слышать об этом, а когда он посмотрел на «белуджистанскую гончую», с интересом обнюхивавшую его ноги, только слабое дрожание уголков рта нарушало серьезность выражения его лица.

– Я знал, что вы будете шокированы, – продолжал его лордство, – и уверен, что могу передать дело в ваши руки. – Повернувшись к жалобщикам, он добавил: – Мистер Тревор все уладит, поэтому прошу вас проследовать с ним в его кабинет. Да, Чарлз, я забыл вам представить посетителей: это два сторожа парка и пастух.

Элверстоук кивнул им на прощание, и они охотно удалились, справедливо рассудив, что вскоре смогут разделить между собой щедрое даяние, и чувствуя, что с мистером Тревором будет легче иметь дело, чем с маркизом.

Чарлз подал им знак идти вперед и, когда они вышли из комнаты, задержался, глядя на Фредерику.

– Пес причинил много вреда, мисс Мерривилл?

Убрав носовой платок, Фредерика продемонстрировала ему не заплаканное, а, напротив, смеющееся лицо.

– Не думаю, чтобы он вообще причинил какой-либо вред, так как мы его поймали, прежде чем он успел это сделать!