Дверь Элверстоук-Хаус отворил лакей. Это был отлично вышколенный молодой человек, однако при виде процессии, ожидающей пропуска в дом, его глаза едва не вылезли из орбит.

– Доброе утро! – с дружеской улыбкой поздоровалась Фредерика. – Надеюсь, его лордство еще не ушел?

– Нет, мисс, – ошеломленно отозвался лакей. – Но…

– Слава богу! – прервала Фредерика. – Должно быть, вы удивлены, увидев меня с таким… эскортом. Меня это тоже удивляет. Будьте любезны сообщить его лордству, что пришла его кузина, мисс Мерривилл, и хочет переговорить с ним.

Она шагнула в дом, приглашая спутников следовать за ней. При виде подобной уверенности лакей инстинктивно шагнул в сторону, не препятствуя вторжению странной компании в хозяйский дом, и пробормотал, что его лордство все еще в гардеробной.

– Тогда скажите ему, пожалуйста, что дело не терпит отлагательства, – попросила Фредерика.

– Может быть, вы повидаете секретаря его лордства, мисс? – неуверенно предложил лакей.

– Мистера Тревора? Нет, благодарю вас. Просто передайте мое сообщение его лордству.

Лакей никогда не слышал о кузине маркиза по имени мисс Мерривилл, но упоминание мистера Тревора облегчило его душу. Он подумал, что девушка, должно быть, в самом деле кузина его лордства, хотя не мог понять, что она делает в такой странной компании и почему привела в Элверстоук-Хаус двух сторожей из парка и какого-то мужлана. Лакей понимал, что должен проводить мисс Мерривилл и ее пожилую спутницу в гостиную, но чувствовал, что его лордство и, что еще страшнее, мистер Уикен не будут довольны, обнаружив в доме провожатых мисс Мерривилл мужского пола.

От необходимости решать социальную проблему его избавило появление на сцене самого мистера Уикена. Впервые в жизни обрадовавшись при виде своего ужасного наставника, лакей поспешно сообщил ему, что мисс Мерривилл, кузина милорда, хочет его видеть.

Лакей Джеймс мог никогда не слышать о мисс Мерривилл, но мистер Уикен был не настолько несведущ. Дворецкий вместе с камердинером, управляющим, экономкой и старшим конюхом маркиза знали все о Мерривиллах, которые, будучи позднейшей затеей его лордства, уже несколько дней служили главной темой разговоров между ними. Ни на момент не утратив величавой осанки, Уикен поклонился мисс Мерривилл, окинул бесстрастным взглядом ее свиту и двинулся через холл к двери библиотеки.

– Его лордство будет информирован, мэм. Не будете ли вы так любезны посидеть в библиотеке? Разумеется, вы также, мэм, – любезно добавил он, кланяясь пожилой леди, которую принял за гувернантку или платную компаньонку.

– Да, только этих людей лучше тоже впустить, – сказала Фредерика.

– Разумеется, мэм, если таково ваше пожелание, – отозвался Уикен. – Но я рискну предположить, что им будет вполне удобно в холле.

С этим мнением был согласен даже пастух, но Фредерика возразила:

– Нет, так как они тоже хотят поговорить с его лордством.

Она предложила пожилой леди сесть, а Уикен, ничем не обнаруживая своих эмоций, придержал дверь библиотеки, пропуская остальных.

Тем временем Джеймс поднялся к гардеробной маркиза и постучал в дверь. Стук был очень тихим, ибо маркиз был крайне нерасположен к персонам, являющимся к нему в комнату до полудня. Ответа не последовало, и Джеймс постучал чуть громче. Дверь открыл камердинер его лордства, который, очевидно, рассматривая появление Джеймса как форму святотатства, осведомился негодующим шепотом, что ему нужно.

– Это срочно, мистер Нэпп! – прошептал в ответ Джеймс. – Мистер Уикен сказал, что я должен сообщить его лордству!

Как он и надеялся, эти слова послужили пропуском. Нэпп позволил ему войти, но предупредил все еще вполголоса, чтобы Джеймс не отходил от двери и не шумел, пока его не позовут. Затем он бесшумно шагнул назад в гардеробную, где милорд был занят важным делом, повязывая шейный платок.

Элверстоука считали щеголем только его сестры. Он не принимал никаких крайностей моды, которые придавали нелепый вид более молодым представителям высшего общества и наверняка вызвали бы отвращение мистера Браммелла[6], если бы этот замечательный человек все еще являлся законодателем лондонских вкусов. Печальные обстоятельства вынудили мистера Браммелла удалиться на континент, где он жил в безвестности, но франты его поколения все еще не выбрались из расставленных им сетей. Будучи на три года младше Браммелла, Элверстоук познакомился с ним в дни бурной молодости и сразу же отказался от ярких жилетов, сверкающих булавок для галстука и многочисленных кармашков для часов и печатей. Человека, чей наряд привлекает внимание, говорил мистер Браммелл, нельзя назвать хорошо одетым. Признаками принадлежности к высшему свету являются опрятный, отлично скроенный костюм и аккуратно повязанный шейный платок. С тех пор Элверстоук неуклонно придерживался этих правил, завоевав с помощью терпения и практики репутацию одного из самых элегантных людей города. С презрением отвергая крахмальные воротнички, высокие до такой степени, что препятствовали зрению, а также такие ухищрения моды, как платки с математическими и восточными узорами, он выработал собственный стиль – скромный и в то же время настолько изысканный, что возбуждал жгучую зависть у более молодого поколения.

Джеймс был хорошо осведомлен об этом, и, так как его тайной честолюбивой мечтой было возвыситься до положения «джентльмена при джентльмене», предостережение Нэппа являлось излишним. В такой момент маркиза не следовало беспокоить ни по какой причине, и Джеймс не усматривал в этом ничего смешного – он лишь сожалел, что не успел увидеть, как его лордство ловко оборачивает вокруг воротничка отрез муслина шириной в фут. Очевидно, операция прошла успешно, ибо Нэпп отложил в сторону шесть или семь шейных платков, которые он держал наготове на случай, если первая попытка окажется неудачной, а маркиз сидел, уставясь в потолок. Джеймс как зачарованный следил, как постепенно опускается его подбородок, искусно создавая складки нужной формы в белоснежном муслине. Нэпп поведал ему в минуту откровенности, что его лордство добивается этих безупречных складок, всего лишь опуская подбородок четыре или пять раз. Это выглядело предельно простым, однако инстинкт подсказывал Джеймсу, что в действительности все не так уж просто. Во время процедуры он затаил дыхание, позволив себе сделать выдох, только когда маркиз, критически обследовав результат своей деятельности, отложил ручное зеркало и промолвил:

– Да, пожалуй, это сойдет.

Поднявшись, он продел руки в отверстия жилета, который держал Нэпп, и посмотрел на Джеймса.

– Ну?

– Прошу прощения, но мисс Мерривилл желает видеть ваше лордство! – выпалил Джеймс. – Она говорит, что это срочно.

Маркиз казался удивленным.

– Вот как? Сообщите мисс Мерривилл, что я сейчас спущусь. Мой сюртук, Нэпп!

– Кажется, она в библиотеке, милорд.

Таким образом ловко сняв с себя ответственность за нарушение дворецким правил приема посетителей, Джеймс быстро вышел. Встряхнув носовой платок и передавая его Элверстоуку, Нэпп выразил удивление, что Уикен не проводил мисс Мерривилл в гостиную, но маркиз, надевая через голову длинную ленту монокля, всего лишь сказал, что у Уикена, возможно, были на то причины.

Спустя несколько минут Элверстоук в темно-синем сюртуке, скроенном точно по его фигуре, светлых панталонах и начищенных до блеска ботфортах спустился, к ожидающему его дворецкому.

– Почему вы отвели мою кузину в библиотеку, Уикен? – осведомился он. – Вам не кажется, что она достойна гостиной?

– Разумеется, милорд, – ответил Уикен. – Но мисс Мерривилл не одна.

– Так я и думал.

– Я не имею в виду сопровождающую ее женщину, милорд. Но есть еще трое, которым, по-моему, лучше подождать в библиотеке, чем в гостиной.

Зная своего дворецкого с детских лет, Элверстоук не впал в заблуждение, предположив, будто неизвестные лица принадлежат к профессорскому сословию. Другим, не столь близко знакомым с Уикеном, его лицо могло бы показаться непроницаемым, как у сфинкса, но маркизу сразу стало ясно, что он крайне неодобрительно относится к «свите» мисс Мерривилл.

– Кто они? – спросил Элверстоук.

– Боюсь, милорд, что я не в состоянии вам ответить, хотя двое из них, судя по облачению, занимают какое-то официальное, правда самое низкое, положение.

– Господи! – воскликнул Элверстоук.

– Кроме того, там еще собака – и очень большая. Я не смог распознать породу.

– Интересно, какого дьявола… – Маркиз оборвал фразу. – Что-то подсказывает мне, Уикен, что в библиотеке меня подстерегает опасность!

– О нет, милорд, – заверил его дворецкий. – Собака явно не злая.

Он распахнул дверь в библиотеку и придержал ее, пропуская Элверстоука. После этого дворецкий испытал легкий шок, ибо, когда маркиз задержался у порога, окидывая взглядом присутствующих, Лафра, лежавший у ног Фредерики, признал в нем дружелюбного визитера, чьи волшебные пальцы точно нашли у него на спине то место, которое он не мог почесать сам. Вскочив на ноги, пес с громким лаем бросился вперед. Уикен быстро понял, что собака не собирается нападать на маркиза, но леди с продолговатым лицом, не замечая прижатых ушей и бешено вращающегося хвоста Лафры, завопила, призывая всех в свидетели, что она с самого начала требовала застрелить свирепое животное.

– Спасибо! – сказал маркиз, пытаясь умерить пыл Лафры. – Я тебе очень признателен, но этого довольно! Лежать, Лафра! Лежать!

Сторожа парка обменялись многозначительным взглядом – собака, несомненно, принадлежала маркизу. Фредерика, чувствуя, что Лафра сделал достаточно, чтобы искупить свое плохое поведение, встала и направилась к Элверстоуку со словами:

– Вы не представляете, кузен, как я рада, что застала вас дома! Ваша неугомонная собака втравила меня в жуткую переделку! Больше я никогда не стану ее прогуливать!

К ее глубочайшему облегчению, маркиз не стал делать комментариев, а всего лишь промолвил, наклонившись, чтобы погладить Лафру: