— Смотря какой маркиз, мисс Мерривилл.

— О, папа говорил, что вы были своенравным задирой, но это же не значит, что вы недостойный человек.

— Но достаточно предосудительный.

— Вздор! Я не могу поверить в это. Даже бедный папа не был таким, — рассмеялась она.

— Даже бедный папа!.. — повторил маркиз, поднес к глазу монокль и стал рассматривать ее с любопытством коллекционера, который обнаружил какой-то редкий экземпляр.

Ничуть не смущенная таким бесцеремонным исследованием своей персоны, она сказала:

— Нет, хотя я думаю, он был весьма распущенным до того, как встретил маму. И должна признаться, всегда удивлялась, как мама дала ему согласие, ведь она была в высшей степени добродетельна. Наверное, когда люди влюбляются, они часто совершают странные поступки. И я иногда думаю, что ее легко можно было убедить. Я не очень хорошо ее знала, ведь она умерла вскоре после рождения Феликса. Черис вся в нее и тоже очень доверчива. Конечно, родители мои тогда были так молоды! Ведь отец только за неделю до моего рождения достиг совершеннолетия! Не представляю, как он ухитрялся содержать семью, ведь его отец оставил его без гроша, а я не думаю, что он мог заниматься каким-нибудь доходным делом. Но он прекратил вести разгульный образ жизни после женитьбы на маме; и поскольку родителей его беспутства в свое время очень сильно огорчали, по-моему, было очень неблагодарно с их стороны не принять маму в семью.

Маркиз промолчал. Его воспоминания о покойном мистере Мерривиллле, которого он встречал несколько лет назад, не очень совпадали с портретом внезапно исправившегося человека.

— На мой взгляд, — продолжала мисс Мерривилл, — они понесли заслуженную кару за свою несправедливость, когда дед и дядя Джеймс, которого он сделал наследником, погибли от тифа почти в один день! Поэтому папа смог вступить во владение имуществом, и Гарри родился уже в Грейнарде. А потом, конечно, родились и Черис, и Джессеми, и Феликс, — она заметила удивление маркиза и улыбнулась. — Я знаю, о чем вы подумали, и вы совершенно правы! У всех нас, кроме Гарри, такие странные имена! Для нас это тоже большая проблема. Видите ли, когда я родилась, мама не придумала ничего лучше, как назвать меня Фредерикой в честь папы. Затем появился Гарри, так как маму звали Гарриетта. Затем папа выбрал такое имя для моей сестры, поскольку она, по его словам, была самым грациозным ребенком на свете. Джессеми был назван в честь своего крестного отца, а Феликс был назван так мамой, потому что у нас была такая счастливая семья! Так оно и было до самой ее смерти. — Она снова умолкла, но тут же встряхнула головой, как бы стараясь избавиться от дурных воспоминаний, и сказала уже веселее: — Ну а нам пришлось довольствоваться такими чудными именами. Мы с Джессеми пообещали не называть друг друга Джесси и Фредди и не позволять этого другим.

— И это удается?

— Да, почти всегда. Правда, Феликс иногда называет брата Джесси, но только когда Джессеми разозлит его; иногда Гарри зовет меня Фредди, но не затем, чтобы рассердить. Но он никогда не называет Джессеми Джесси, как бы тот ни провоцировал его, потому что Гарри на четыре года старше, к тому же он глава семьи и не считает нужным препираться с Джессеми… О боже, как я отвлеклась! На чем же я остановилась?

— По-моему, на смерти своей матери.

— Ах да! Последствия ее были ужасны! Папа был настолько потрясен, что опасались за его рассудок. Я была слишком мала, но помню, что он долго болел — или мне так казалось, — а когда поправился, был уже не таким, как раньше. По сути, он стал совсем чужим, так как почти не бывал дома. Он не мог выносить дома без мамы. Признаюсь, я часто думала позже, что ему надо было бы снова жениться, хотя в свое время вряд ли нам бы это понравилось. Я знаю, что мне не пристало так говорить, но, видите ли, он был непостоянен в своих связях.

— Да, я знаю, — согласился Алверсток. — Но не предоставил же он вам самим заботиться о себе? В это трудно поверить!

— Нет, конечно нет! С нами стала жить тетя Серафина, незамужняя сестра мамы, она с нами с самой маминой смерти.

— Она и сейчас с вами?

— Конечно! Боже мой, как мы могли отправиться в Лондон без ее моральной поддержки?

— Вы должны извинить меня: но поскольку я не видел ее и до этого момента ничего о ней не знал, у меня создалось впечатление, что вы решили обойтись без сопровождения.

— Я еще не сошла с ума! Почему вы решили… О! Ваши правила приличия не позволяют мне принимать вас без присутствия старшей по возрасту дамы! Тетя Скребстер предупреждала меня об этом, но я не школьница. К тому же, хотя мы и привыкли к причудам тети Серафины, я не думаю, что вам она понравится. Во-первых, она почти глухая, а во-вторых, она немного странная! Если она войдет, пожалуйста, не перечьте ей!

— Это я могу вам обещать, — сказал он. — Она такая сварливая?

— Нет, но она ненавидит мужчин, — объяснила Фредерика. — Кажется, она пережила какое-то разочарование в юности или что-то в этом роде. Скорее всего, она уйдет, как только увидит вас здесь.

— Пожалуй, слишком эксцентрична для сопровождающей юных леди в общество! — заметил он.

— К тому же начинает относиться все хуже к Гарри. Она положительно ненавидела папу. Но это понятно. Ведь он не только был с ней неучтив, но и вел себя отвратительно и безрассудочно растрачивал имущество. К счастью, его хватил удар, а то бы он разорил нас окончательно.

— Да, удачно, — согласился он, стараясь сохранять серьезный вид.

— Вы думаете? Когда он в какой-то мере выздоровел и смог двигаться, его мозг был поврежден. Я не хочу сказать, что он потерял рассудок, но он стал забывчив и — и очень изменился! Он больше не был таким необузданным и не чувствовал себя несчастным. Честное слово, таким он нравился мне гораздо больше! Он позволил мне управлять состоянием, вести все его дела, так что я смогла, с помощью мистера Сэлкомба, нашего адвоката, уберечь то, что осталось. Это случилось пять лет назад, и я надеюсь, когда Гарри возьмет дела в свои руки, он не будет стеснен в средствах и сможет обеспечить Джессеми и Феликса, так как считает несправедливым, что все унаследовал он один, потому что папа не оставил завещания.

— Боже! А как же вы с сестрой?

— О, у нас тоже кое-что есть, — заверила она. — Мамино состояние было записано на дочерей, так что у нас есть по пять тысяч фунтов. Вам, наверное, такая сумма не кажется большой, но нас она делает независимыми, и это означает, что Черис не будет бесприданницей.

— Ах вот как! Значит, она обручена?

— Нет, еще нет. Поэтому я и решила, когда год назад папа умер, привезти ее в Лондон. Понимаете, в Грейнарде она будет погребена заживо! Там даже нет какого-нибудь курорта поблизости, где ей найти достойное знакомство? Она… она просто пропадет там, лорд Алверсток! Вы поймете, если увидите ее, почему я посчитала своим долгом привезти ее в Лондон! Она очаровательная девушка! У нее самый замечательный характер, какой только можно представить, и она заслуживает прекрасной партии!

— По отзыву моего секретаря, она бриллиант чистейшей воды, — сказал он сухо. — Но для прекрасной партии, мисс Мерривилл, обычно необходимо прекрасное приданое.

— Не всегда! — возразила она горячо. — А как же сестры Ганнинг? Ведь одна из них была замужем дважды и оба раза за герцогами. А я знаю, что она не была богатой наследницей, потому что папа рассказывал мне о них и утверждал, что они Черис и в подметки не годятся. Я не ожидаю, что Черис выйдет замуж обязательно за герцога или за какого-нибудь аристократа, если, конечно, он не сделает ей предложения! Но это может быть вполне приличная партия, если мне удастся должным образом вывести ее в свет. Я давно это решила, вопрос был только в том, как это сделать. И вот, когда я ломала над этим голову, мистер Сэлкомб появился узнать, как я смотрю на то, чтобы сдать в аренду на год наш дом! Дело в том, что он услышал о некоем джентльмене, ушедшем недавно в отставку и желающим купить имение в Гирфордшире. Для него было бы удобно снять на время дом, чтобы не ездить из Лондона каждый раз, получая новые предложения, которые большей частью его не устраивают. Можете себе представить, с какой готовностью я приняла это предложение!

— Да, представляю, тем более что ваш брат не мог ничего возразить на это.

— Конечно, но я бы ничего не стала делать без его согласия. Сначала это предложение ему не понравилось, оно уязвило его гордость. Признаюсь, я сама была не в восторге, но что может быть бессмысленнее, чем цепляться за престиж, если нечем его оплачивать. Ведь только благодаря строжайшей экономии мы смогли выплатить долги, и пока мистер Портс не подписал с нами контракт, я не могла предпринять это путешествие в Лондон. Если бы я даже отказалась от своего решения, чего мне не пришлось сделать, я не думаю, что это было бы разумно, так как я могла бы попасть в зависимость от бедного Гарри, — Она посмотрела на его светлость очень серьезно. — Я не говорю ему этого, так как он еще очень молод и думает, что ничего нет лучше, как продолжать всем вместе жить в Грейнарде. Но я не удивлюсь, если через год или два он захочет жениться. Только представьте, как его жена будет рада, что его сестры торчат в Грейнарде, и какие неудобства это принесет нам!

— Совершенно справедливо, — согласился он, — Если только кто-нибудь вообще согласится выйти за него при таких условиях, в чем я сильно сомневаюсь.

Ее озабоченность исчезла, она хихикнула:

— Она бы испугалась того, что я бы верховодила в доме. Скорее всего, так и было бы, поскольку я так долго этим занималась, а от привычек трудно отказываться. Нет, лучший выход — найти Черис подходящую партию, а мне, тете и мальчикам устроиться отдельно к тому времени, как Гарри женится. Я уже давно решила это. Но самое главное — это устроить Черис! Непростительно, если такая красавица останется старой девой, что непременно случится с ней, если только она не выйдет за одного из этих занудных молодых людей, наших соседей, которые волочатся за ней, или, того хуже, за какое-нибудь ничтожество, что не стоит ее мизинца! Вот почему предложение мистера Портса показалось мне подарком судьбы! Представляете, сэр, он снимает только дом и домашние службы за цену, которую я и не осмелилась бы ему предложить, а остальное имение, которое опять начало разваливаться, остается во владении Гарри, так как мистер Портс, естественно, не заинтересован взваливать на себя заботы по его управлению. И что самое важное, он был особенно заинтересован в том, чтобы вместе с домом оставить и прислугу, кроме экономки и дворецкого. Это тоже было очень удачно, так как миссис Харли и старый милый Баддль никогда не остались бы в Грейнарде служить кому-то, кроме Мерривилла. Мы смогли их взять с собой; и хотя они презирают Лондон и все время жалуются на этот ужасный дом, его убогую обстановку, на лондонских слуг, это такое большое удобство, что они здесь с нами! Должна сказать, — призналась она, — это действительно ужасный дом и находится далеко не в самом фешенебельном районе города. Я никогда не бывала в Лондоне и попросила тетю Скребстер снять для меня меблированный дом. Но это было моей ошибкой. Сама она живет на Харли-стрит, это район, где обитают коммерсанты. Однако мне сказали, что самые грабительские цены на дома в Мэйфере, помимо штрафоф за въезд, так что я не жалуюсь. Гораздо больше я ошиблась, поверив, что моя тетка захочет и сможет вывести нас в свет. — Она улыбнулась. — Я болтаю как трещотка! Дело в том, что мои тетка и дядя не имевшие детей, никогда и не собирались вести светский образ жизни. И бедная тетя Амелия никогда в жизни не была так напугана, когда узнала, что мы собираемся провести сезон в Лондоне! Вот поэтому, сэр, я была вынуждена обратиться к вам.