Она улыбнулась ему, как всегда открыто, и сказала просто:

— Вы такой хороший, и я особенно благодарна вам за доброе отношение к моим братьям. Не знаю, почему вы заинтересовались делами Гарри, ведь он даже не претендует на роль вашего подопечного, но благодарна вам за это!

Он мог назвать ей истинную причину такого отношения к Гарри, но не сделал этого, испугавшись, что не сможет удержаться объявить то, о чем он решил умолчать. Она была дорога ему, но он не намеревался связывать себя обязательствами и не хотел, чтобы она пострадала хотя бы от малейшего намека на то, что может обидеть ее. Или ему так только казалось. Позже, обдумав все еще раз, он понял, что была и другая причина, которая сдерживала его: он боялся ее потерять. Алверсток не забыл, как поцеловал ей руку, и даже этот маленький знак внимания оттолкнул ее от него. Он сразу же исправил ошибку, вернувшись к прежнему стилю общения, но сердечности в их отношениях не было никогда, с ее стороны не было даже намека на то, что ей нужно что-то большее, чем дружба.

Это было для него непривычно. Столько ловушек расставлялось для него, столько платочков ему было брошено, что ему и в голову не приходило прежде, что его ухаживания будут отвергнуты какой-нибудь женщиной, которую он осчастливит своим вниманием. Но Фредерика не давалась ему. Он был уверен, что она не согласится выйти за него или за кого-то еще из-за богатства и титула, и совсем не был уверен в том, что нравится ей настолько, чтобы она приняла его предложение из-за него самого. «Ну и прекрасно!» — подумал он с кривой усмешкой; и вдруг ему пришло в голову, уж не та ли легкость, с которой ему удавалось увлечь Джулию Паракомб, красотку миссис Илфорд и множество других женщин, и превратила его в презренного фата, не знающего ни в чем отказа и считающего себя неотразимым.

Несколько дней спустя он, все еще размышляя о своих взглядах на жизнь и о Фредерике, в сумерках вернулся домой и обнаружил, что холл был заставлен чемоданами и шляпными коробками, а два лакея тащили по лестнице перевязанный веревками дорожный сундук. На лице дворецкого сияла отеческой нежностью радостная улыбка.

— Что за черт? — спросил он.

— Леди Элизабет, милорд, — объяснил Уикен, принимая у него шляпу и перчатки. — Совсем как в старые добрые времена! Она приехала двадцать минут назад.

— Так это она приехала? — переспросил лорд, слегка озадаченный.

Леди Элизабет, та самая бедняжка Элиза, которая вышла за никому не известного мистера Кентмера, в этот момент появилась в дверях библиотеки в своем дорожном костюме и приветливо проговорила:

— Да, дорогой Вернон: это она! Но не падай от восторга! Не стоит. Я и так представляю себе, до чего ты рад!

Из всех сестер эта высокая худощавая дама была ближе ему по возрасту и больше всех похожа на него, но в ней было больше живости и меньше грации, чем в нем.

— Какой элегантный костюм! — заметила она со смехом. — Самый модный!

— Жаль, что не могу тебе сделать такой же комплимент! — отвечал он, чмокая ее в подставленную щеку, — Что за дурацкая шляпа! Ты выглядишь нелепо, Элиза! А что привело тебя в Лондон?

— Моя дурацкая шляпа, конечно. Я должна… я непременно должна купить себе новую! — Если бы я могла позволить себе еще и новое платье, мой дорогой, дорогой братец! — сказала она с томным видом.

Поскольку единственное, что в свое время хоть как-то примирило ее родителей с замужеством, это весьма приличное состояние неприметного мистера Кентмера, эти слова маркиз не принял всерьез. Затолкав ее в библиотеку, он сказал, закрывая дверь:

— Последи за собой, Элиза!

Она рассмеялась:

— Как будто есть что-то, чего Уикен не знает о нас. Как, кстати, поживает наша дорогая сестрица Луиза?

— Я не видел ее и не слышал уже неделю. — Он пристально разглядывал ее, и глаза его сузились. — Отбросим твою шляпу, так зачем ты приехала в Лондон?

— Шляпы нельзя бросать, — возразила она. — Я должна приобрести новый костюм и вернуться, одетая по последней моде. Хотя настоящая причина, заставившая меня приехать, это то, на что постоянно жалуешься ты: скука, мой милый!

— Что, наскучила сельская идиллия?

— Если бы ты, — сурово заявила она, — хоть чуть интересовался своими племянниками и племянницами, ты бы не говорил ни о какой идиллии. Этот год мы начали с коклюша, трое болели один за другим. Только последний раз кашлянули, как Каролина, что и положено в ее возрасте, заболела ветрянкой, потом она передалась и Тому, и Мэри! А затем Джек привез из Итона домой какую-то ужасную инфекцию, и они все заразились ею, даже Джон! Лучше бы и я свалилась с ней, не было бы так тоскливо! Так вот, я оставалась в Мейноре, как примерная мать и жена, до их полного выздоровления, а потом поскорее собрала чемоданы, пока кто-нибудь из них не покрылся сыпью, или не простудил горло, или не сломал себе что-нибудь!

Он улыбнулся, но не сводил с нее пристального взгляда.

— И долго ты собираешься тут пробыть? — спросил он.

— Господи, откуда я знаю! Неделю или две, может быть. Какая разница? Или ты предпочитаешь, чтобы я убралась?

— Вовсе нет, — ответил он вежливо.

— Ну вот и отлично, потому что я собираюсь навестить старых друзей, возобновить все свои старые знакомства. А еще хочу присмотреть дом, чтобы снять на следующий сезон. Знаешь, я ведь собираюсь вывести Каролину. Вряд ли ты об этом знаешь, хотя тебе и положено. Дом с бальным залом, конечно. Нет, я не собираюсь давать бал не в своем доме, так что не волнуйся! Вернон, ради всего святого, с чего это тебя угораздило устроить здесь бал для Джейн Бакстед?

— Я сделал это не для нее, — отвечал он. — Я хотел вывести в свет дочерей Фреда Мерривилла. Еще скажи, что ты не знала, что я взял покровительство над одной очень красивой девушкой?

Она попыталась сохранить удивленное выражение, но не удержалась и расхохоталась, заметив блеск в его глазах.

— Нет, не скажу! До чего ты невыносим! Ладно, я действительно, умираю от любопытства. Ну и как это случилось?

— О, очень просто! Можно назвать это оплатой долга. Я не являюсь опекуном на самом деле, но их поручили моим заботам. Представить красавицу светскому обществу казалось мне совсем небольшой услугой, так я и сделал. Кстати, я убедил Луизу помочь мне.

— Дьявол! — понимающе покачала она головой. — Августа писала мне, что она взбесилась, когда увидела твою красавицу, и до сих пор бесится! А другая, она тоже красива?

— О нет! Ни какого сравнения с Черис! — равнодушно проговорил он. — Она старшая в семье и заботится о младших. Мое покровительство чисто условное, я с ними почти не общаюсь.

В этот момент так некстати вошел Уикен и очень серьезно объявил:

— Мистер Феликс пришел и хочет видеть вашу светлость. Ему можно войти, милорд?

— Какого дьявола ему теперь понадобилось? — рассерженно воскликнул маркиз. — Скажи ему… Нет, мне придется с ним увидеться: впусти его!

— Он бросил быстрый взгляд на сестру и сказал со слабой, усталой улыбкой:

— Сейчас ты как раз сможешь познакомиться с самым младшим Мерривиллом, Элиза, — невыносимый ребенок! Он обернулся, когда Уикен впустил Феликса, и сказал:

— Ну, Феликс! В какую историю ты попал на этот раз?

— Сэр! — обиженно проговорил Феликс. — Ни в какую историю я не попадал!

— Извини! Просто визит вежливости! Элиза, позволь представить тебе Феликса, одного из моих подопечных. Феликс, это моя сестра, леди Элизабет Кентмер.

— Ах, я не знал, простите, мэм! — сказал Феликс, немного смущенно, но вежливо поклонившись. Он с беспокойством взглянул на Алверстока. — Может, я лучше завтра приду, сэр? Я не хотел вам мешать, а мне надо сказать вам кое-что очень важное!

Леди Элизабет, мать троих многообещающих мальчиков, вмешалась:

— Тогда, конечно, не стоит терять времени! У тебя секретное дело? Тогда я попрошу прощения у брата и пока выйду.

По веселому огоньку в ее глазах он понял, что его поймут верно, и сказал:

— О нет, мэм, благодарю вас! Оно чуть-чуть секретное! Вы никому не скажете?

— Я никогда никого не выдавала! — быстро заверила она его.

— Короче, Феликс! — скомандовал Алверсток. — Если это не очередная переделка, то что же это?

— Это… это, это воздушный шар, кузен Алверсток! — раскрыл Феликс свою тайну.

Леди Элизабет не удержалась от хохота и поскорее притворилась, что она закашлялась, а лорд только спросил голосом обреченного:

— Вот как? А какое мне, да и тебе, дело до воздушных шаров?

— Но, сэр! — сказал Феликс, глубоко потрясенный. — Вы должны знать, что в четверг в Гайд-парке состоится подъем шара!

— Тем не менее я не знал. И позволь сказать тебе, здесь и сейчас, что меня совершенно не интересуют воздушные шары! Так что, если ты хочешь попросить меня сводить тебя на этот запуск, мой ответ — нет! Ты прекрасно можешь сходить в Гайд-парк и без меня.

— Конечно, но дело в том, что я не могу! — сказал Феликс. Сразу же приняв вид несчастного сироты, без гроша в кармане бредущего по белу свете, он поднял на маркиза свои наивные голубые глаза и умоляющим голосом проговорил:

— О, кузен Алверсток, пожалуйста, сходите со мной! Вы должны! Это просто необходимо! — настойчиво повторял он.

— Почему это вдруг необходимо? — спросил лорд, сохраняя железное спокойствие и выразительно поглядывая на свою тяжко страдающую от кашля сестру.

— Но вы ведь мой попечитель, и я сказал кузену Бакстеду, что вы пригласили меня пойти с вами! — сказал Феликс с обезоруживающей откровенностью. Он ослепительно улыбнулся маркизу и добавил: — Я знаю, вы поймете, когда я вам все объясню, кузен Алверсток! Вы ведь тоже терпеть не можете кузена Бакстеда!

— Когда я это говорил? — спросил лорд.

— Нет, вы не говорили, но я был бы круглым дураком, если бы не заметил этого! — снисходительно заметил Феликс. — И потом, когда я рассказывал вам, какую нудную нотацию он прочел мне за поездку на пароходе, вы сказали, что…