— Ну, я тоже не инженер, — сказал лорд. — И так же, как ты, могу сказать про пароход, что, разрази меня гром, если я собираюсь кататься на нем. Но я надеюсь, что тебя он не разразит, так как что-то подсказывает мне, что скоро это станет одной из твоих обязанностей.

Полусмеясь и полностью сбитый с толку, Чарльз спросил.

— Но почему, сэр? Я знаю, вы шутите, но…

— Ничего подобного! Когда ты встретишься с моим новым знакомым — то есть, с моим юным кузеном! — ты поймешь, что это не предмет для шуток.

— Новый кузен? — удивился Чарльз. — Сэр, простите, но я не понимаю, что бы вы такое могли иметь в виду?

Маркиз, задержавшись в дверях, обернулся и сказал с одной из своих насмешливых улыбок;

— Тебе следует знать, мой дорогой мальчик: это ты устроил мне визит к сестричкам. Так что, если ты окажешься на пароходе, сопровождая в поездке моего кузена Феликса, ты только получишь по заслугам. Но ты был совершенно прав относительно Черис: бесценная жемчужина!

Дверь за ним закрылась, и Чарльз остался наедине со своими мыслями. Хотя он и допускал, что маркиз, пораженный красотой младшей мисс Мерривилл, решил сделать ее предметом своих ухаживаний, но не мог, при всем своем воображении, поверить, что маркиз зашел так далеко в стремлении привлечь к себе интерес молодой девушки, что взялся развлекать ее брата. Обычно он не считал необходимым предпринимать какие-то особые усилия, чтобы заинтересовать хорошенькую женщину, так как многие из них, с неодобрением вспоминал Чарльз, соперничали из-за него. Получая отказ, он пожимал плечами и проходил дальше, потому что флиртовал исключительно ради развлечения, и какие бы нежные чувства он ни испытывал, они не были глубоки и быстро покидали его. Но то, что, похоже, сейчас происходило с ним, было так на него непохоже, что Чарльз, считавший, что хорошо знает его светлость, не мог найти этому объяснения. Ему в голову не приходило, что лорд просто поддался на льстивые уговоры упрямого мальчишки; если бы эта мысль и посетила его, он отбросил бы ее как абсурдную.

Тем временем маркиз в своем экипаже направлялся на Гросвенор-плейс. Он подъехал, когда его сестра в сопровождении двух старших дочерей собиралась садиться в ландо, уже стоявшее около дома.

— Я, вижу, успел как раз вовремя! — заметил он. — Отложи свою поездку на пять минут, Луиза!

Леди Бакстед, в чьей груди еще не остыла обида от нанесенного им поражения, холодно поздоровалась и добавила, что не представляет, какая причина могла привести его сюда.

Алверсток откинул плед и легко выпрыгнул из экипажа со словами:

— С какой стати тебе это знать? — Он критически осмотрел ее. — Поздравляю! Удачное платье, и этот воротник тебе идет!

Леди Бакстед могла бы осудить своего брата за бесцеремонность, но она осталась довольна. Не часто ее вкус выдерживал его критику. Она с гордостью поправила воротник из гофрированного батиста, который упирался ей в подбородок, и сказала:

— Я польщена, что наконец получила от тебя комплимент, Алверсток.

Он поклонился, как будто считал это само собой разумеющимся, и обратился к племянницам:

— А вы Джейн и Мария, не так ли? — подождите свою матушку в экипаже! Я долго ее не задержу.

Леди Бакстед разрывалась между желанием выпроводить его и неудержимым любопытством. Последнее перевесило, и она пошла в дом, предупредив, однако, что пять минут — это все, что она может ему уделить. Он ничего не сказал на это и поднялся за ней по лестнице в столовую. Леди Бакстед не предложила ему сесть.

— Итак, в чем дело? Мне сегодня нужно сделать много покупок и…

— Гораздо больше, чем ты собиралась, — перебил он ее. — Отвези свою старшую дочь к портному, и пусть она шьет свое бальное платье! И, ради бога, Луиза, только не надо белого, голубого или розового цвета! Ее конопатое лицо может спасти только янтарный, палевый или бледно-желтый.

Неожиданно сбывшиеся надежды заставили леди Бакстед позабыть о бесцеремонном замечании насчет веснушек ее дочери. От удивления у нее перехватило дыхание, но она сумела выговорить:

— Алверсток! Ты хочешь сказать, что устроишь этот бал в честь нее?

— Да, именно это я хочу сказать, — ответил он. И добавил: — Но при одном условии, дорогая Луиза!

Она едва ли обратила внимание на это замечание и воскликнула:

— О, мой дорогой Вернон, я всегда знала, что могу положиться на тебя! Я знала, что ты меня просто дразнишь! Какой же ты негодник! Но я не обижаюсь на тебя, я знаю, это твой стиль! О, Джейн сойдет с ума от счастья!

— Тогда сделай милость, не говори ей ничего, пока я не уеду! — ехидно попросил лорд. — И, ради бога, будь добра, умерь свой экстаз! Уж лучше выслушивать твои унылые нравоучения, чем наблюдать этот бешеный восторг! Сядь, и я скажу тебе, что ты должна сделать.

Она хотела ответить ему в таком же тоне, но удержалась. Такая замечательная перспектива, как вывести Джейн на роскошный бал, который обойдется ей самой крайне дешево, примирила ее с неучтивостью его светлости. Она села, скинула оливковую ротонду.

— Разумеется! Нам столько нужно всего обсудить! Когда это будет? Лучше всего, если бы бал пришелся на день открытия сезона.

— В следующем месяце, Скажем, через три недели.

— В апреле! Но ты забываешь, что май — это время для действительно светских приемов.

— Вот как? — усмехнулся он, — А тебе не пришло в голову, что май будет уже переполнен балами, раутами и собраниями самых разных мастей?

— Конечно, — согласилась она, нахмурившись при мысли об этом. — Но через три недели сезон еще не будет открыт.

— Вот он и откроется в Алверсток-хауз, — невозмутимо произнес он. — И если ты думаешь, Луиза, что не будет желающих попасть в мой дом, то ошибаешься.

Она прекрасно знала, что он был одним из законодателей моды в Лондоне, но надменность, с которой были произнесены эти слова, вызвала в ней желание осадить его. Однако она сдержалась и вместо этого сказала:

— Не знаю, успею ли я. Все эти приглашения.

— Это пусть тебя не волнует. Составить список тех, кого ты хочешь пригласить, и передать его Чарльзу Тревору — это все, что тебе надо сделать.

Она сказала довольно резко:

— Поскольку бал дается в честь моей дочери, полагаю, хозяйкой вечера должна быть я!

Он задумчиво разглядывал ее.

— Да, пожалуй, ты можешь быть хозяйкой, но бал будет дан не только в честь Джейн. Лукреция привезет на него свою старшую дочь, и…

— Хлою! — взорвалась она. — Ты хочешь сказать мне, Алверсток, что переменой в твоем решении я обязана этой льстивой женщине?

— Отнюдь. Этим ты обязана одному непредвиденному и чертовски неприятному обстоятельству. Ты помнишь Фреда Мерривилла?

Она в недоумении уставилась на него.

— Фред Мерривилл? Чего он еще хочет?

— Бедняга уже ничего не хочет: увы, он умер!

Румянец начал заливать ее щеки.

— Умоляю тебя, прекрати свои штучки, Алверсток! Мне никакого дела нет, жив он или умер.

— К несчастью, до этого есть дело мне. Он поручил свою семью моим… э-э… заботам. И если я тебе скажу, что их ни много ни мало пять душ…

— Ты хочешь сказать, что он назначил тебя их опекуном? — перебила она.

— Нет, слава Богу! До этого не дошло. Он оставил их под мое покровительство. Двое из них уже взрослые, но…

— Ради Бога! — воскликнула она. — Он, должно быть, выжил из ума! На тебя — такую ораву! С чего это он вздумал?

— Видишь ли, он считал меня самым достойным из всего нашего семейства.

— Вот как? — огрызнулась она. — Еще бы! Другого и не могло быть; такого распутника и эгоиста, как он, я еще не встречала! Смазливый бездельник! Страшно подумать, во сколько он обошелся своим родителям! И в довершение всего, когда им удалось найти ему прекрасную партию, он удрал с дочерью какого-то задрипанного провинциала! Неудивительно, что они отвернулись от него! Я не была с ним знакома, но он стал притчей во языцех. Кажется, он потом получил наследство, но не сомневаюсь, что спустил и его. И после всего этого оставить свою семью на тебя, это уж слишком! Я тебе настоятельно советую отказать им.

— Я бы с удовольствием это сделал, но не могу — это вопрос чести, — спокойно ответил он. — Я остался у него в долгу, так и не успев расплатиться.

— Ты должен был Мерривиллу деньги? Что за вздор! У него никогда ни гроша не было в кармане, в то время как ты…

— Тебе бы следовало выйти замуж за купца, Луиза! — прервал он ее с недовольным видом. — Уверен, он был бы от тебя в восторге, в отличие от меня. Ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме денег? Боюсь, что выше твоих сил понять, что бывают обязательства поважнее денежных.

Она отвела глаза от его презрительного взгляда, но сердито проговорила:

— Да, тебе хорошо так рассуждать, с твоим-то богатством! На моем месте ты запел бы другую песню!

— Не прибедняйся! — сказал он. — Ты забыла, что я был одним из душеприказчиков Бакстеда? Он оставил тебе вполне приличное состояние, моя дорогая сестрица. Но я пришел не для того, чтобы препираться с тобой. Я собираюсь помочь тебе в этом деле с Джейн, если ты поможешь мне с Мерривиллами. Думаю, ты хочешь представить ее при дворе?

Эти волшебные слова потушили ярость в глазах леди Бакстед. Они могли означать только то, что Алверсток готов выложить круглую сумму на придворное платье для своей племянницы. Если уж он раскошеливался, то от души; и ее светлость, быстренько проделав в уме некоторые подсчеты, сообразила, что такой наряд, в каком она была на своем первом придворном приеме, сэкономил бы ей сумму, которой хватило бы на дюжину креповых и муслиновых платьев, необходимых девушке для появления на балах у Алмакс в ее первый сезон. Эти размышления хотя и не уменьшили негодования, но заставили ее проглотить неразумные упреки, вертевшиеся на языке, и она только сказала слегка раздраженно: