Не могла, и все тут.

Точно так же, как не хотела смотреть в холодные, полные осуждения глаза Тамары Петровны, старшей медсестры, единственной, кто осталась в отделении из тех, кого Дарина помнила. Она допускала, что женщина имеет право так на нее смотреть и осуждать за то, что когда-то Дарина сделала, покинув… нет, не отделение — Игоря.

Но в ее праве было как можно меньше пересекаться с Тамарой Петровной, что Дарина, собственно, и делала.

Богдан удивился.

— Да, вы что, Дарина Михайловна?! — парень непонимающе посмотрел на нее. — Какая остановка?! Там же… бурду всякую продают! — искренне возмутился он. — Давайте, я пойду вам чайник у Игоря Валентиновича поставлю. Он совершенно не против…

— Не надо, Богдан, — все с той же доброй улыбкой покачала головой Дарина. — У меня даже чашки нет, и потом, может, я молодость хочу вспомнить, знаешь, сколько кофе я выпила, покупая его на перерывах в лекциях у тех старушек? — невольно испытав нечто, напоминающее умиление, Дарина покачала головой и опять посмотрела на пейзаж пасмурного дня. — Правда, не могу не согласиться, и тогда они торговали только бурдой, — не удержавшись от тихого смеха, кивнула Дарина, поправив стетоскоп на шее.

Богдан засмеялся, поддержав ее веселье.

Но тут же улыбка на ее губах застыла, когда подняв глаза на улыбнувшегося Богдана, она столкнулась с внимательным и непроницаемым взглядом Игоря, стоящим неподалеку за спиной интерна, просматривая какие-то документы.

Он смотрел на них.

Нет, на нее. Карие глаза Игоря неотрывно изучали ее.

Дарина отчего-то напряглась. Все сегодняшнее утро, после того, как они вместе поднялись в отделение, да и вчерашний день, если уж на то пошло, он вообще, практически не замечал ее. А теперь так открыто смотрит… Не одобряет такого простого общения с Богданом?

Но Игорь никогда не страдал ханжеством или снобизмом в общении с младшими коллегами…

Вдруг, не совсем ожидаемо, отвлекая Дарину от беспокойных размышлений, чем может быть обусловлено пристальное внимание Игоря, ее кто-то толкнул. Не сильно, в область правого бедра.

Она даже не пошатнулась, просто удивленно перевела глаза вниз.

Мимо нее, с восторженным «простите», и странным звуком, вероятно имитирующим рев подбитого реактивного двигателя, промчался мальчуган лет четырех.

Ребенок широко раскинул руки в сторону, что и навело Дарину на мысли о самолете. И перемежал свое гудение веселыми звонкими вскриками «иду на посадку, запрашиваю лазрешения».

Глядя на этого ребенка невозможно было удержаться от улыбки. И Дарина видела, что не одна она пала жертвой обояния этого маленького «истребителя». Все вокруг непроизвольно останавливались и с улыбками смотрели малышу вслед.

Мимо них, приветливо кинув Богдану, прошла улыбающаяся молодая женщина, которая с любовь просила ребенка не шуметь, совершенно бессмысленно кстати, вероятно мать мальчугана. Но тот, не обращая внимания на просьбы, бежал вперед, все громче крича.

Однако в следующий миг веселье застряло в ее горле, словно пыльный, удушливый ком, когда Дарина поняла, что мальчуган бежит к Игорю.

А тот уже оторвавшись от изучения самой Дарины и положив бумаги на окно, приветливо раскинул руки навстречу ребенку, с широкой улыбкой сообщив, что «посадка разрешена». И с видимой радостью и любовью к ребенку, подкинул мальчугана вверх, подхватив его на руки, тут же начав о чем-то в ним разговаривать.

Звонкий заливистый смех ребенка, разносящийся по коридору, показался ей острым и колючим. Разрывающим душу на части.

А вид Игоря с малышом на руках, и женщины, которая уже подошла к этим двоим, сразу же попав в объединенный детско-мужские объятия — просто уничтожил ее, в который раз доказав, что не стоило возвращаться.

Но Дарина вжала кончик шариковой ручки в ладонь и заставила губы не дрожать. Даже постаралась улыбаться Богдану, который все еще стоял рядом.

Какое право она имеет завидовать или ревновать?! Дарина сама от всего отказалась.

Но болезненное любопытство рвалось наружу. И словно в странном приступе мазохизма, стремясь доставить самой себе еще больше боли, Дарина небрежно кивнула головой в сторону счастливой семьи, наблюдая, как Игорь целует женщину в висок и нежно гладит растрепанные волосы.

От зависти не умирают, ведь правда? Так же, как и от разбитого сердца, тем более, если растоптали то — ее же ноги.

— Это его с-сы…, - она пыталась выговорить это слово, честно. Но не особо справилась.

Однако Богдан, кажется по-своему понял вопрос Дарины.

— Это Лена, дочка Игоря Валентиновича. А малыш — ее сын и его крестник, — с улыбкой объяснил ей парень.

Она опешила.

— Богдан, какая дочка, ты что? У него не было в помине детей, тем более, такого возраста, — растерянность вернула Дарине дар речи. Или же движущим фактором оказалась радость, что она наблюдает не за семейным воссоединением? Дарина вогнала кончик стержня глубже в кожу. — Да у них разница в пятнадцать лет, не больше, — на глаз прикинула она.

— Да, нет, — Богдан махнул рукой, — не родная, названная, он сам так ее называет. Это длинная история. А вы знать не могли — все года четыре назад случилось. И до меня еще, мне самому рассказывали, — Богдан оторвался от рассматривания шефа и повернулся к ней.

Дарина умела понимать, когда кто-то хочет поделиться с ней информацией. И сейчас Богдан, определенно, сгорал от нетерпения рассказать такую непростую, но наверняка, приукрашенную и любопытную историю из жизни начальника.

А Дарина…, прости, Господи, но она до боли в заломленных пальцах, хотела это услышать, даже если весь рассказ окажется лишь сплетней.

— Не поделишься? — стараясь не очень выдать своего нетерпения, спокойно приподняла бровь Дарина.

— Не проблема, тем более, что секрета в этом никакого нет, — Богдан подмигнул. — Лену прислали к Игорю Валентиновичу несколько лет назад на консультацию из гинекологии. Она находилась на восьмой неделе беременности и у нее определили тромбоцитопению беременных в тяжелой форме, — Дарина оперлась на подоконник, против воли кося взгляд в сторону общающейся неподалеку троицы.

Тяжелый диагноз для любой женщины. Но у нее не от того подломились ноги и появилась потребность в опоре.

— Ей советовали сделать аборт? — тихо спросила она у интерна, тайком рассматривая смеющуюся женщину.

— Да, даже настаивали, — Богдан усердно закивал. — Собственно, как я понял из рассказов, консультация шефа должна была просто четко обозначить срок, когда лучше всего прервать беременность, — Богдан сам бросил взгляд через плечо. — Но…

— Но он разрешил ей оставить ребенка, — хрипло закончила предложение Дарина, прекрасно зная характер человека, которого когда-то так сильно любила.

— Да, — немного удивленно кивнул Богдан. — Шеф сказал, что тогда у Лены по анализам вполне был шанс выносить ребенка, и он не собирался лишать ее такого.

Дарина улыбнулась уголком рта.

В этой фразе был весь Игорь, даже если Богдан сам не понимал, о чем говорил.

Для него никогда и ничего не было важнее простого и самого обычного счастья для любого человека. Семья, дети, здоровье — все, чего Игорь хотел для себя и отчаянно старался дать другим.

Он всегда только улыбался, когда Дарина говорила, что с его головой и умениями — Игорь скоро стал бы академиком. И пожимал плечами.

«Если все будут занимать наукой и добиваться каких-то вершин — то кто останется здесь, в больнице, в отделении? Кто будет лечить людей, которым больше некуда обратиться? Которые не смогут доехать до институтов и академий? Кто будет спасать их жизни?», спрашивал ее Игорь каждый раз, когда Дарина пыталась уговорить его сесть за написание кандидатской.

Он совершенно не стремился к карьере, просто хотел заниматься своим делом, которое искренне любил. В простом отделении обычной областной больницы. И все чего еще хотел Игорь — это семью.

А Дарина жаждала гораздо больше такого простого, и как ей тогда казалось, смешного мещанского счастья. Она стремилась в столицу, в другие страны…

— И судя по всему, он не ошибся, — стараясь сохранять невозмутимый вид, констатировала Дарина правоту старого решения Игоря касательно этой женщины.

— Не совсем, — Богдан встал немного ближе. — На самом деле, не знаю точно из-за чего, ни шеф, ни Лена не распространялись об этом, но у нее тогда едва не произошел выкидыш. Говорят, шефа вызвали в реанимацию посреди ночи. И после того, как беременность спасли, она почти весь срок пролежала то у нас в отделении, то в гинекологии этажом выше, — Дарина искренне посочувствовала этой Лене. Она могла представить себе, насколько непросто дался ей этот малыш, который сейчас бойко подпрыгивал на руках у Игоря.

— Да, сложная история, — вздохнула она.

— Сложная, — согласился Богдан. — И еще не вся. В родах Лена чуть не умерла, кровотечение остановить не могли, — объяснил он побледневшей слушательнице. — Не хватало препаратов крови. И Игорь Валентинович напрямую переливал ей свою кровь, у них одна группа, — интерн округлил глаза, очевидно, чтобы усилить эффект от рассказа.

Но Дарина не нуждалась в нагнетании атмосферы. Она и так могла представить насколько тяжело все проходило. Если уж Игорь так откровенно нарушил инструкции… Впрочем, она никогда бы и не ждала от него иного поступка.

— После этого он считает ее своей дочерью? — со слабой улыбкой спросила она.

— Да, — Богдан с такой гордостью посмотрел на шефа, словно бы он лично был причастен к действиям этого человека. И в то же время, в его глазах читалось явное восхищение своим идеалом. — Лена и сейчас часто лежит у нас в отделении, у нее до сих пор бывают обострения. Правда, в последний год реже…

Дарина еще раз посмотрела на этих троих человек.