Хотя, как он верно напомнил ей позже, уже в отделении, именно она поставила крест на их отношениях. Дарина была той, кто ушел, сжигая за собой все мосты, и к тому же, будто для надежности, подорвав обгоревшие остовы динамитом.

Даже сейчас она зажмурилась, пытаясь прогнать всплывшие в памяти белые стены и яркий свет, бьющий в глаза. И чужие тихие разговоры, смутно пробивающиеся в ее растерянное сознание.

Жалела ли Дарина?

Она всегда знала, что на пути к желанной цели чем-то приходиться жертвовать. И тогда цена казалась ей умеренной.

Господи! Ей едва исполнилось двадцать семь, и так хотелось, покорить весь мир. Чтобы родной университет, коллеги в своей стране и за ее пределами восхищались ее достижениями. А для всего остального… казалось, что времени так много впереди — хватит на все.

Дарина усмехнулась одно стороной рта и нырнула в пену с головой.

Она достигла своей цели, не так ли? Защищенная диссертация, стажировка в другой стране, уважение коллег, множество публикаций как в отечественных, так и в иностранных изданиях, удачные исследования, патенты. Дарина заставила медицинское общество узнать и запомнить ее имя.

И какое-то время даже почти ощущала себя счастливой.

Серьезно, она была довольно собой и тем, чего достигла благодаря своему уму, упорству и собственным силам. Но что-то все время мешало полностью погрузиться в удовольствие от достигнутого. Она никак не могла вернуть себе тот восторг и ощущение эйфории, которое когда-то узнала, а теперь не могла опять получить, покоряя все новые и новые вершины.

Как Рерих в поисках своей Шамбаллы, Дарина искала, меняла пути и исследования, перелетала из города в город, из страны в страну. Она повидала почти всю Европу и половину Америки, участвуя в дебатах, конференциях и защите своей диссертации, но… не получала желаемое.

Сначала она думала, что это утомление и истощение от вечного напряжения, от огромного количества работы — не позволяют ей насладиться своим успехом в полной мере.

Потом она решила, что просто хочет еще большего.

Но сидя в кабинете главного врача клиники Торонто, слушая, как он озвучивает ее самые заветные мысли, предлагая продолжить карьеру на базе их отделения — Дарина осознала, что все ее устремление, такая сладкая и манящая цель — вызывает на губах привкус горечи.

Она не ощущала удовлетворения от того, что стояла на этой вершине. Только усталость и пустоту внутри. Дарина получила признание коллег, да только оказалась на этом пике — в полном одиночестве.

Нет, вокруг находились другие — такие же как она, большую часть сознательной жизни положившие на карьеру и науку. Они понимали ее рвение и неугасимое желание двигаться вперед. Знали все, что руководило Дариной. Они хвалили и поздравляли ее.

Да только, кто из этих людей на самом деле радовался за нее?

Ей до рвущегося из горла крика захотелось вдруг, чтобы в ней увидели не только врача, готового отложить все ради карьеры, не только активного научного деятеля, но и простого человека, нуждающегося в тепле и общении. Женщину.

Или она уже не являлась таковой? Превратилась в аморфного и безликого ученого, поставив крест на всем остальном, что может наполнять жизнь человека?

Это осознание испугало ее. Заставило впервые ощутить себя потерянной и неопределенной. В тот момент Дарина поняла — она не знает, что делать теперь и хочет ли она это место, на получение которого положила свою… и не только, жизни.

И тогда она замерла, ошеломленная внезапным пониманием, что больше всего в этот момент хочет услышать самые простые и давно забытые слова «молодец, Даря!», от человека, который больше никогда и не посмотрит в ее сторону.

Из-за этого ли она отказалась от предложения канадцев?

Воздух в легких закончился, и жжение в груди заставило ее вынырнуть.

Что-то ванна не помогала расслабиться сегодня. Хотя, Дарина не ощущала себя напряженной. Только все такой же заблудившейся и не нужной никому. Даже себе.

Зря она вернулась в свой город, все-таки.

Отчего-то, именно здесь она больше всего почувствовала себя… неполноценной, что ли. Сложно оказалось описать это состояние, этот оценочный критерий, который Дарина читала в глазах всех старых знакомых. Они все восхищались ее успехами, поздравляли и хвалили… да только она знала, что на самом деле вертелось в их мыслях.

Когда женщина в тридцать пять лет имеет блестящую карьеру, и ежедневно возвращается в пустую и одинокую квартиру — ее жалеют.

Но и не в этом состояла проблема.

Большую часть жизни Дарине было искренне безразлично до мнения окружающих. Она игнорировала их жалость и осуждение пока сама верила в то, что делает. И знала, что по полному праву может гордиться всем, чего добилась.

Но сейчас… сейчас сама Дарина жалела себя.

И пусть у нее существовали отношения с мужчинами — она так давно не ощущала себя желанной и любимой. Скорее, эти люди давали ей чувство партнерства по общему делу или же соперничества в погоне за изменчивой удачей в научном мире.

Выключив воду, она выбралась из ванной и вытерла полотенцем покрасневшую от жара кожу. Погасила свет и пошла в комнату, раздумывая над тем, что совершенно не голодна, наверное, от усталости.

Дарина не для того вернулась, чтобы увидеть Игоря. Нет. Если бы это оказалось в ее силах — она и на шаг не приблизилась бы к областной больнице.

Но вернувшись ради того, чтобы провести больше времени с единственными родными людьми — родителями, которые уходили, она столкнулась с проблемой трудоустройства.

Возможно ей следовало все-таки согласиться на место одного из терапевтов, о которых упоминали в облздраве?

Вытянув из волос шпильки, которыми закалывала пряди, Дарина подошла к полке, где стояло множество безделушек, накопившихся во время ее путешествий и странствий. Провела кончиками пальцев по металлической верхушке копии Эйфелевой башни, всмотрелась в статуэтку веселой тирольской пастушки, прижала ладонь к небольшому камешку, привезенному из Лондона, который случайно нашла в одном из старых парков.

Отвернулась и таким же изучающим взглядом осмотрела не очень большую, но уютную комнату, освещенную сейчас только свечами. А потом села посреди ворсистого ковра на колени и отчего-то уткнулась лицом в ладони, ощущая себя безгранично уставшей и одинокой. Пустой и бессмысленной настолько же, насколько незначительными теперь казались ей все дни в ее жизни.


Странно, но сегодня похолодало, вопреки прогнозам синоптиков о теплой и влажной зиме. Небо казалось низким, хмурым и почти черным. А ледяной ветер пробирал до костей, легко продувая кашемир ее пальто, которое Дарина одела рассчитывая на гораздо более приветливую погоду.

Однако, несмотря на замерзшие руки и дрожь, она почему-то остановилась перед зданием больницы и запрокинула голову, рассматривая темные этажи и открытое пространство вокруг.

Людей практически не было. Промаявшись от бессонницы большую часть ночи, Дарина поднялась с постели в пять утра и, махнув рукой на отдых, поступила так, как поступала всегда, в любой стране — она пошла на работу.

Ведь больше ей, все равно, заняться было нечем.

Сейчас, в половину седьмого утра, несмотря на то, что на дворе оказалось довольно сумрачно, пейзаж возле больницы виделся не таким страшным, как вчера вечером. Подняв глаза повыше, она нашла окна седьмого этажа.

— Наш облздрав не оплачивает такого рвения к работе, Дарина Михайловна, — немного насмешливый голос Игоря заставил ее вздрогнуть и повернуть голову. — Неужели наше отделение вам настолько понравилось? — он опять задумчиво наклонил голову к плечу, присматриваясь к ней.

Дарина поглубже втянула в себя немного морозного воздуха и со слабой улыбкой покачала головой.

— Оно мне всегда нравилось, Игорь Валентинович, — пожала она плечами. — Да и больных у меня много, лучше я на них время потрачу, чем буду бесцельно бродить по комнате, — Дарина опустила руки в карманы пальто, пряча замерзшие, дрожащие пальцы. — И потом, что же вы тогда здесь делаете, если смена только через полтора часа начинается? — Дарина вновь перевела глаза на здание больницы, но краем глаза поглядывала на Игоря.

Он хмыкнул и покачал головой, пряча в карман брелок с ключами от машины.

— Сложно уложиться в смену, когда один ведешь все отделение, в котором не осталось ни одной свободной койки, — проговорил Игорь, и подобно ей самой перевел глаза вверх, только, похоже, смотрел на небо. — Кажется, снег все-таки будет, — задумчиво добавил он.

Дарина посмотрела вверх.

— Наверное, — она поджала губы, решив, что если такой прогноз оправдается, ей станет совсем невесело вечером в легком пальто и сапожках. — Теперь вы не один ведете больных, сможете приходить немного позже, — отчего-то тише добавила Дарина, ощущая в своем же голосе какую-то неуверенность. И, будто пытаясь это скрыть, направилась к ступеням крыльца.

— Посмотрим, — как-то неопределенно пробормотал Игорь и пошел следом, не позволяя Дарине убежать от него. Впрочем, и без его сопровождения, это оказалось бы достаточно трудной задачей, учитывая, что они работали вместе.

Глава 4

— Что, совсем забегались, Дарина Михайловна? — веселый голос Богдана заставил ее оторваться от окна и вида на остановку, которую созерцала Дарина.

— Да, есть немного, — с доброй улыбкой призналась она. — Вот, подумываю, выбежать, купить кофе, — объяснила Дарина парню свое поведение.

Несколькими часами раньше он сокрушался в ее присутствии, что чайник в ординаторской перегорел, и приходилось бегать или в сестринскую или к шефу.

Дарину это не устраивало. Ни один из вариантов. Начать с того, что у нее даже чашки своей не было — забыла утром прихватить. Да и не могла она пойти к Игорю, попросить у него горячей воды.