– Мадам… Я – не вовремя? – поинтересовался из вежливости король.

– О, сир! Я ожидала вас, когда вдруг по ковру пробежала мышь. Я закричала… А… а мимо проходил капитан де Брильи. Уж не знаю, что он подумал: может мне дурно, или меня убивают. Он влетел в мои покои, как вихрь, и поинтересовался: что же случилось?

Король молча, смотрел на капитана. Тот, понимая, что графиня спасла его от неминуемого королевского гнева, а может и того хуже – отставки без содержания, кивнул.

– Да, сир… Всё так и было… Простите меня, сир… – де Брильи попытался поклонился, но вовремя почувствовал, что теряет равновесие. – Я не хотел причинить беспокойство графине.

Король вполне удовлетворился объяснением фаворитки.

– Весьма похвально, капитан, что вы проявляете такую бдительность.

Людовик дал понять капитану, что тот может удалиться.

– Сударыня, неужели мышь так испугала вас?

– О, да… Я с детства боюсь мышей. Ваше Величество, я воспитывалась в монастыре, и мышей там было предостаточно. Увы, но я так и не смогла привыкнуть к их обществу.

На следующий день обер-камергер Дю Барта Гийом де Саллюст получил личное распоряжение короля избавить Версаль от нашествия мышей.

* * *

Почти месяц мадам Дю Барри предавалась приятному занятию: она придумывала себе новое ожерелье к предстоящему балу. Наконец образ изысканного украшения созрел, и графиня сделала весьма ловкий набросок на бумаге, с удовольствием обнаружив, что хотя прошло много лет с тех пор, как она служила в модном доме Лябиля, всё же не утратила способности к рисованию.

На обеде в Его Величеством, когда подали десерт, мадам Дю Барри извлекла листок бумаги из корсажа.

– Ах, сир, я хотела бы услышать ваше мнение по поводу сего рисунка.

Король взял эскиз и внимательно изучил его.

– Похоже на ожерелье и пояс одновременно… Кто это придумал?

– Я сама, Ваше Величество… Что скажите?

– Интересная мысль. Сие украшение вы намерены надеть на предстоящий бал?

– Да, сир.

– Думаю, мадам, ничего не получиться. Судя по его внешнему виду, потребуется огромное количество бриллиантов, да и работа придворного ювелира займёт весьма продолжительное время.

Графиня надула губки.

– О, сир! Вы отказываете мне в сущей безделице!? – воскликнула она.

Король улыбнулся: «сущая безделица» по его предварительным оценкам должна обойтись казне не менее, чем в двести тысяч ливров.

– Нет, мадам. Просто вы получите ожерелье не раньше весны.

В этот же день Людовик заказал придворному ювелиру Анри Крейону ожерелье немыслимой красоты. Даже ювелир был поражён его предварительной стоимостью, ничего подобного у него не заказывали.

* * *

Королева Мария чувствовала себя плохо почти всю осень. Придворные лейб-медики Ла Мартиньер и Бувар опасались, что ничем не смогут помочь королеве, лишь временно облегчить её страдания.

Людовик постоянно посещал покои супруги, видя, как она угасает с каждым днём. Его старшая дочь – Луиза, обожавшая мать, пребывала в постоянных молитвах о её здоровье, но, увы, чуда не происходило.

Однажды, когда Его Величество выходил из покоев супруги, его встретила дочь, бросив гневные обвинения прямо в лицо:

– Моя мать и ваша супруга, сир, умирает из-за вас! Виной тому ваше легкомысленное поведение! Ей плохо, и состояние лишь ухудшается, а вы предаётесь разврату в объятиях мадам Дю Барии! – негодовала принцесса, не стесняясь в выражениях.

– Луиза! Позвольте напомнить вам, что вы разговариваете не только со своим отцом, но и королём!

– Я всё прекрасно помню, сир! И даю отчёт в своих словах. Версаль осуждает ваше легкомыслие.

– Дорогая дочь, Версаль, прежде всего, это – я! – возмутился король. – И никто не смеет указывать мне!

– Боже мой! Вы что не понимаете – королева умирает! – принцесса разрыдалась в голос.

Людовик растерялся, ему и в голову не могла прийти, что его лейб-медики могут быть бессильны перед каким-либо недугом.

– Отчего вы так решили, Луиза? Вам сказал Ла Мартиньер или Бувар?

Принцесса кивнула.

– Я сама вижу, как матушка угасает с каждым днём, в то время, как вы…

Король прокинул дочь в весьма удручённом состоянии и этим вечером не посетил мадам Дю Барри, несмотря на то, что фаворитка ждала его почти до двух часов ночи.

* * *

Королева умерла в один из холодных декабрьских дней, рано утром. У её ложа присутствовал король, дофин, дофина и принцессы. Её тело было захоронено в семейной усыпальнице в монастыре Сен-Дени.

Людовик тяжело переживал потерю супруги, невольно он вспоминал годы их супружества. За тридцать с лишнем лет они мало были вместе, деля брачное ложе: король предпочитал свои апартаменты в сердце Версаля, королева же – малый двор, где жила своей жизнью, бесконечно меняя любовников. Зачастую Людовик не знал, что происходит при малом дворе королевы. Мария также мало интересовалась своим венценосным супругом, предпочитая его обществу своих любовников.

Мадам Дю Барри чувствовала, что король изменился после смерти жены и несколько охладел к ней. В последнее время, терзаясь угрызениями совести, он попал под влияние своей старшей дочери Луизы, которая была яростной противницей его связи с Мессалиной. Принцесса, как весьма набожная натура, помышляла покинуть суетный мир, уединившись в монастыре Кармелиток или Бегинок[33], что находились в предместьях Парижа.

Всё чаще Людовика посещали мысли о том, что действительно необходимо порвать отношения с мадам Дю Барри, как на том настаивала принцесса и министр Ришелье. Разумом король понимал, что он – в том возрасте, когда может ещё жениться на достойной принцессе, скажем Баварской, которая особенно хороша и молода, но сердцем был привязан к фаворитке.

Луиза постоянно настаивала на том, чтобы король изменил свой образ жизни, уделяя внимание не только плотским наслаждениям, но и благочестию и благотворительности, в которой особенно нуждался французский народ. В итоге Людовик пришёл к выводу, что Луиза права – надо жениться во второй раз после окончания положенного траура. Но пока, он всё же решил оставить мадам Дю Барри в Версале.

Глава 27

В один из зимних вечеров мадам Дю Барри имела неосторожность первой заговорить с королём о предполагаемом браке.

– Сир, я видела – вы приказали повесить портрет Баварской принцессы в своём кабинете. Безусловно, она молода и хороша собой. Надеюсь, она также умна, как и красива.

– Мадам, считаю, что ваше мнение здесь неуместно, – резко ответил король.

Фаворитка прикусила губу до крови: Людовик никогда не позволял себе разговаривать с ней в подобном тоне. Но, увы, всё меняется.

– Ах, сир, зачем вы так… – пролепетала она. – Вы же знаете, как я люблю вас!

Король посмотрел на графиню, из её прелестных глаз струились слёзы, его сердце разрывалось от противоречивых чувств.

– Мадам, даже если я женюсь, между нами останется всё по-прежнему, – заверил он.

– Нет, сир… Не останется. Принцесса завладеет вашим сердцем и мне не найдётся места в нём.

– Сударыня, – Людовик подошёл к Дю Барри и обнял её за талию. – Я слишком привязан к вам…

Он с жаром начал осыпать шею и грудь фаворитки поцелуями.

– Кстати, дорогая, я хотел просить вас об одолжении.

– Всё, что угодно, сир, – пролепетала мадам Дю Барри, страстно желая возлечь с королём и предаться любовным утехам.

– Поговорите с Луизой, убедите её не хоронить себя в монастыре. Пусть она не желает выходить замуж, я уже смирился с этим. Но зачем же покидать Версаль?

* * *

Король принял решение переехать в Трианон, так как Версаль после смерти супруги начал действовать на него удручающе. Мадам Дю Барри последовала за ним и решила сделать приобретение рядом с королевской резиденцией. Она узнала, что герцог де Пентевьер продаёт замок Ренье после смерти своей жены, и попросила короля сделать ей подарок, который вскоре и получила.

Графиня наняла архитектора Леду, дабы привести замок в порядок. Был построен новый павильон весьма изысканный и расписанный известными художниками. Здесь графиня намеривалась устаивать музыкальные вечера, и даже пригласила композитора Кристофа Виллибальда Глюка, почитаемого в Европе.

* * *

Трианон в весеннее время был одним из живописных уголков мира. Каждый год, лишь только начинала цвести сирень, король проводил там почти всю весну и начало лета.

Шум придворной жизни Версаля замирали в деревьях, которые скрывали от посторонних взоров Сент-Антуанские луга и цветущие сады.

Трианон украшался естественной прелестью и король любил иногда, утомлённый придворным этикетом, отдыхать в этом загородном замке от бремени власти.

Людовик XV любил маленькое «хозяйство» Трианона. Обычно, покидая Версаль он брал с собой любовницу, на данной этапе жизни – мадам Дю Барри, немногих приближённых и принцессу Луизу, которая также как и её августейший родитель была склонна к любованию сельскими пейзажами.

В один из погожих дней король в сопровождении герцога де Сеймур и графа д’Эгильон совершали конную прогулку. Они заметили на лугу пастушек. Одна из них показалась Людовику очаровательной и, дав ей экю, он увлёк юную прелестницу в ближайшую рощицу. Графы также, решив не отставать от монарха, подхватили двух других пастушек, следуя примеру монарха.

* * *

Аббат Бовэ, к которому благоволила дочь короля, Луиза, читал проповедь в домовой церкви Трианона. Аббат излишне переусердствовал, изобличая пороки королевского двора.

Луиза имела неосторожность задать вопрос аббату:

– Святой отец, сколько, по вашему мнению, предначертано королю на этой грешной земле?

Бовэ встрепенулся и неожиданно для всех воскликнул, глядя на монарха:

– Ещё сорок дней! И вы предстанете перед судом Божьим.

Луиза обомлела. Мадам Дю Барри возмутилась: