Эжени редко посещала кузена, она сама управлялась с нехитрыми причёсками, увы, но волосы у неё были не столь длинные и не такие густые, как у Мари-Жанны. Эжени завидовала подруге: ведь та обладала бесподобными волосами, красивого золотистого цвета, которые, если распустить, распадались локонами, завивающими по природе своей.

Вечером Эжени предложила:

– Мари-Жанна, я собираюсь проведать своего кузена Блеза. Он – славный человек и весьма искусный парикмахер. Думаю, что он непременно подберёт тебе новую причёску, да такую, что все посетители Лябиля будут сражены наповал.

– Благодарю тебя, Эжени. Я понимаю: ты хочешь меня развлечь… Хотя… Впрочем, почему бы и нет?!

– Вот и славно, тогда надевай мантеле[12], вечера ещё прохладные.

Девушки оделись и направились на улицу Фий дю Кальвер.

* * *

Парикмахерская Блеза Ламэ была небольшой и занимала первый этаж дома, этажом выше, как обычно, располагалась квартира кузена. Парикмахерская находилась на развилке трёх улиц, в угловом доме, и оттого у Блеза не было недостатка в посетителях. Он даже нанял помощников – одного на женские причёски, другого – на мужские. Господин Ламэ был не только искусным парикмахером, но слыл человеком благовоспитанным и состоятельным для своего ремесла. И ко всем выше перечисленным его достоинствам присоединялось самое главное – Блез Ламэ не успел жениться. Поэтому кресла в женском зале у него никогда не пустовали.

Девушки благополучно дошли до Фий дю Кальвер, было достаточно поздно, и господин Ламэ уже собирался закрывать оконные ставни. Выйдя на улицу, он столкнулся с модистками, тотчас узнав в одной из них свою кузину.

– Бог мой! Эжени! Давно ты ко мне не захаживала. Наверное, замуж вышла?

Эжени засмеялась.

– Да нет, не вышла. Не нашла такого, как ты! А то, что не навещаю – извини, Блез, магазин открыт до позднего вечера.

– Да, да, я понимаю. Ты так и служишь у Лябиля?

Эжени кивнула.

– Вот, познакомься с моей подругой. Её зовут Мари-Жанна. Помимо красивого имени, она обладает великолепными волосами, и хотела бы, чтобы ты, как истинный мастер своего дела, подобрал ей новую причёску. Вот смотри…

Эжени откинула капюшон с головы Мари-Жанны. Та же не смутилась, а лишь рассмеялась.

– Да, мадемуазель, Бог наградил вас потрясающей роскошью. За такие волосы многие придворные дамы продали бы душу самому Дьяволу.

– О, кузен, не стоит поминать нечистого вечером. Так что? Ты сделаешь причёску Мари-Жанне?

– Конечно!

Вскоре Мари-Жанна скинула мантеле и села в парикмахерское кресло, а предупредительный Блез захлопотал около неё. Девушка с удовольствием рассматривала множество красивых пузырьков и баночек из цветного стекла с яркими этикетками. Она вдохнула тот необычный запах, царящий в подобного рода заведениях.

– Что именно желает мадемуазель? – поинтересовался Блез. – Вы имеете пристрастие к какому-нибудь стилю?

Мари-Жанна задумалась: а действительно, какие именно причёски ей нравятся больше всего – она и не знает.

– Месье, дело в том, что я не тяготею к современным стилям – я просто причёсываю волосы и обычно закалываю их с правой стороны в виде локонов. На этом моё мастерство, увы, заканчивается.

– О, мадемуазель! Женщина непременно должна определиться со своим эпатажем, я с удовольствием помогу вам. Вы позволите? – Блез распустил волосы Мари-Жанны, действительно она были прекрасны, и он не удержался от восклицания: – Мой Бог! Ничего подобного я не видел!

Парикмахер смотрел в зеркало на отражение девушки, ощущая нечто такое, что ранее ему было неизвестно – волнение при виде юной красавицы. Он стушевался, но тут же взял себя в руки – профессионализм прежде всего.

– Итак… Что мы можем сделать? – он задумался, воображая как наилучшим образом собрать роскошные волосы клиентки.

Эжени замерла, присев на стул чуть поодаль, дабы не мешать творить своему кузену, она восхищалась им, воображая его в роли художника, создающего незабвенный шедевр.

Мари-Жанна полностью отдалась в руки мастера, покорно ожидая его приговора.

– Что ж, пожалуй, сделаем вот так.

Блез приподнял волосы девушки, скрепив их на макушке, так что лоб её стал открытым, отчего лицо казалось более взрослым и серьёзным. Затем он взбил и без того пышные волосы на темени, закрепив сзади локоны специальной длинной узкой заколкой, которую куртизанки прозвали «грюшелон[13]». Локоны бесподобно завивались, ниспадая на нежный затылок Мари-Жанны, Блез едва сдерживался, дабы не поцеловать девушку в шею. Затем, в довершении своего творения, Блез извлёк из специальной коробочки, стоящей перед зеркалом, искусственный цветок в виде нежно-лиловой фиалки, и аккуратно закрепил в причёске с левой стороны.

– Вот, сударыня, прошу вас. Оцените мою работу.

Эжени всё это время, пока кузен занимался её подругой, не отрывала взгляд от происходящего перед ней процесса и пришла в неописуемый восторг.

– Блез – ты кудесник! Тебе надо причёсывать придворных дам! Вроде и причёска проста, но как смотрится! Что скажешь, Мари-Жанна?

Девушка смотрела на себя в зеркало, соглашаясь с Эжени.

– Мне очень нравится, благодарю вас, Блез. Сколько стоит моя причёска?

Парикмахер замялся.

– Для вас, мадемуазель, нисколько. Мне было приятно работать с вашими волосами, они просто изумительны. Я был бы счастлив, если вы хотя бы иногда посещали мою скромную парикмахерскую.

Мари-Жанна слегка покраснела. Эжени сразу же заметила возникший взаимный интерес между своей подругой и кузеном.

– Мы непременно зайдём к тебе, Блез. А сейчас нам надо идти, уже очень поздно.

– Я найму кучера, и он отвезёт вас на пролётке. В такое время не пристало двум приличным девушкам ходить по улицам пешком.

* * *

Прошло ровно две недели с тех пор, как Мари-Жанна побывала на Фий дю Кавальер. Всё это время она, глядя на свою новую причёску в зеркало, которую не составило труда освоить, вспоминала Блеза Ламэ. Он был приятен, обходителен и, по всему видно, – не беден. Квартира, хотя бы и скромная, всё же лучше душной мансарды. Мари-Жанну одолевали меркантильные мысли: она заметила, что понравилась Блезу, впрочем – он ей тоже. Парикмахер разительно отличался от Дюваля, с которым, увы, они расстались не лучшим образом. Мари-Жанна была уверена, что Блез – скромный человек и вряд ли так любвеобилен, как её предыдущий любовник. Но на данном этапе девушке были безразличны физические возможности Ламэ. Ей хотелось навсегда уйти из магазина Лябиля, ей надоели привередливые покупательницы, порой сами не знавшие чего именно они бы хотели. Модистке иногда приходилось составлять по пять, а то и десять эскизов предполагаемого наряда, и даже дорабатывать их поздно вечером у себя в комнате.

Мари-Жанна расшнуровала корсет и, оставшись в одной батистовой рубашке, легла в постель. Она сильно устала: ноги гудели, последняя пожилая дама окончательно вывела её из равновесия своими придирками.

Девушка с удовольствием вытянула ноги, пошевелила пальчиками, она немного затекли от дешёвых неудобных туфель и, не распуская волосы на ночь, она аккуратно легла набок, дабы не испортить причёску. Её взгляд невольно упал на комод, на портрет короля Людовика Великолепного.

Мари-Жанна никогда не задумывалась, отчего вся Франция называет короля Великолепным или Возлюбленным. Теперь же, обретя первый горький опыт любви, она постигла смысл этих слов: несомненно, король – красивый мужчина и, видимо, страстный ненасытный любовник.

Девушка смотрела на портрет, ей казалось, что Людовик внимательно рассматривает её, усмехаясь.

– Ничего смешного, Ваше Величество. Вы во дворце купаетесь в роскоши, а мне не хватает денег на приличные туфли, все ноги стёрла… Интересно, а как выглядят ваши любовницы? Наверное, на них богатые наряды, расшитые золотом, серебром и драгоценностями… Их головы украшают высокие напудренные причёски… И сколько же их у вас? – Мари-Жанна зевнула, накрылась одеялом и пробормотала, засыпая: – Уж я бы наряжалась лучше всех, если …

Сон навалился на девушку моментально, унося в страну грёз. Мари-Жанне снился король, облачённый в парадные доспехи и горностаевую мантию, как на портрете. Он сидел на белом коне, а Мари-Жанна, почему-то, окружённая толпой придворных дам, одетых весьма безвкусно, пыталась сделать глубокий реверанс, как того требовал дворцовый этикет.

Людовик с высоты взирал на всю эту пёструю толпу женщин, жаждущих упасть в его объятия, оставаясь совершенно равнодушным. Неожиданно его взгляд упал на Мари-Жанну. Он поманил её рукой, девушка растерялась, её сердце неистово забилось: неужели ей выпала такая великая честь и король заметил её?

Она пыталась протиснуться через плотное кольцо придворных дам, окружавших Его Величество, но безуспешно. Они стояли, словно каменные изваяния, плотно прижавшись друг к другу локтями.

Мари-Жанна попыталась возмутиться:

– Сударыни, позвольте мне пройти.

Вдруг одна из придворных дам, в ярком платье с мушкой на груди, резко повернулась к дебютантке:

– Вы слишком молоды и неопытны, чтобы король обратил на вас своё драгоценное внимание. Вы будите всего лишь игрушкой на одну ночь.

– Пусть так, – дерзко ответила Мари-Жанна, – но я познаю любовь короля…

Глава 12

На следующий день, ближе к вечеру, Эжени и Мари-Жанна договорились после закрытия магазина направиться на Фий дю Кавальер, в парикмахерскую месье Ламэ. Эжени написала записку, предупредив кузена о своём предстоящем визите, отправив её с посыльным мальчишкой.

Ламэ, получив короткое послание кузины, пребывал в прекрасном настроении – ведь он снова увидит красавицу Мари-Жанну. Он, решив позаботиться о девушках, направив свою пролётку к Лябилю, чтобы они как можно быстрее добрались до Фий дю Кавальер.

Модистки, выйдя на улицу после закрытия магазина, сразу же увидели пролётку Ламэ, чему очень обрадовались и оценили его внимание и предприимчивость. Мари-Жанна отметила про себя это качество, надеясь, что откроет ещё много достоинств парикмахера.