— Взгляни-ка!

В самом дальнем затененном углу Ронда и Джонатан раскачивались в танце, если можно назвать танцем еле заметные движения в объятиях друг друга.

— Ничего себе, — улыбнулся Уэйд.

— Они ведь учились в одном классе.

— Да, но не припомню, чтобы он за ней волочился.

— Может, и нет, но скажу тебе по секрету, только смотри не проболтайся: она была от него без ума.

— Это пламя, видно, не погасло, — улыбнулся Уэйд. — Но не стоит за нее волноваться. Она уже большая девочка, знает, что делает.

«Против обаяния Маккеев вряд ли кто устоит», — хотела уже сказать Ли, но промолчала.

— Если б ты поехала ко мне домой! — произнес Уэйд, садясь к ней в машину. — Я бы всю ночь держал тебя на руках, я бы зарылся в тебя и заласкал так, чтобы мы и двинуться не смогли от усталости.

Линда обхватила его лицо ладонями и долго-долго смотрела ему в глаза.

— Если ты желаешь меня сегодня, Уэйд, я готова. Ради тебя. Но, согласись, завтра нам будет еще труднее расставаться.

Уэйд прижал ее к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Но до дыхания ли ей было?

Он медленно поцеловал ее и отпустил.

— Я никогда больше не обниму тебя, если на то не будет твоего стопроцентного желания.

— Стопроцентное, и даже более того, не покидает меня ни на миг.

Всю дорогу до кондоминиума они переговаривались только глазами, но он не выпускал ее руку из своей. Войдя в квартиру, они бросились в объятия друг другу и не разнимали рук, всей душой желая, чтобы время остановилось. Наконец Уэйд нехотя отстранил Ли от себя.

— Тебе надо переодеться. Во что-нибудь попроще.

Ли недовольно нахмурилась.

— Ли, большего я не попрошу.

— Да, знаю, тебе нельзя отказать во врожденной честности. Ты играешь строго по правилам, а значит, не склонишь меня сейчас к любви, которая сегодня необходима тебе, чтобы заглушить чувство утраты. Это было бы несправедливо по отношению ко мне.

— Так-то оно так, — улыбнулся он ее прозорливости. — Но не только поэтому я тебя хочу.

— Знаю. Но еще одна ночь ничего в общем не изменит.

— Иными словами, сейчас мы прощаемся. Не так ли?

Она перестала улыбаться, лицо ее погрустнело.

— Слишком мы разные, ты и я.

— А может, напротив, слишком похожие?

Она пожала плечами, но не помешала ему притянуть себя на диван и обнять.

— Знаю одно, Ли, я не могу жить без тебя.

— Да и я не знаю, как буду без тебя. Но твердо уверена: я не смогу дать тебе то, что тебе нужно. Это я поняла в тот день, когда ты сообщил мне, что никогда не изменишься. К несчастью, я так же твердолоба.

— Ты полагаешь, что я…

— Ну скажи честно, Уэйд, можешь ты быть счастлив, если я живу в Остине и из-за моей работы мы видимся лишь от случая к случаю?

— Нет, конечно, равно как и тебе не принесет счастья то, что я живу на ранчо в двух часах езды отсюда. А бросить коров, будь они неладны, я не могу так же, как ты новобрачных.

— И новорожденных.

— И новорожденных, — расхохотался он.

Упоминание о новорожденных больно ранило ее сердце. Это была главная причина, мешавшая им соединить свои судьбы. Уэйду хотелось обзавестись семьей. По его собственным словам, он еще молодой человек, а она уже не рискнет заводить ребенка. И наблюдать, как в результате его любовь постепенно слабеет и угасает, будет для нее истинной трагедией.

Наконец Линда нарушила молчание:

— В спальню мы не пойдем.

— Как скажешь, дорогая.

— Мы и близко к ней не подойдем.

— Как скажешь, дорогая.

— Ты слышал, что я сказала? Мы…

— Я слышал, дорогая.

— В таком случае сними с верхней полки кладовки матрац и теплое одеяло и устрой нам ложе во дворе. А я пойду переоденусь.

Дрожащими пальцами она натянула на себя спортивные брюки, а поверх — безразмерную майку. Нет, она полная идиотка. Даже не идиотка, а сумасшедшая. Да, да, точно — сумасшедшая. Завтра позвонит в штат Вашингтон, матери, узнает, были ли в их роду психические больные.

Уэйд уже растянулся во весь свой рост на матраце, подложив под голову подушки от дачных кресел. Ли примостилась рядом и положила голову ему на грудь. Он немедленно обвил ее рукой и притянул поближе к себе.

— Уэйд…

— Ш-ш-ш. Молчи. Будем только лежать рядом и ждать восхода солнца.

Луна набросила на них серебряное покрывало, и Ли молила Бога лишь о том, чтобы эта ночь длилась вечно. Хоть она валилась с ног от усталости, она не могла позволить себе заснуть. Она боялась потерять хоть секунду «их времени», ловила каждое его дыхание, считала удары сердца. Но вот забрезжил свет, брызнули ярко-желтые лучи. Ли стала проклинать солнце, но одумалась — что толку? Оно не вольно выбирать свой путь, так же как и она.

Они встали — с большим трудом, ибо не хотели разнимать объятий, — и вошли в дом. У двери она изо всех сил прижала Уэйда к себе, наклонила его голову, поцеловала, вложив в поцелуй всю свою страсть, и высвободилась из кольца его рук.

— Прощай, Уэйд.

— Прощай, Ли.

Чудом ей удалось запереть за ним дверь и заползти в постель, не проронив ни слезинки.

Впрочем, она и позднее в этот день не плакала.

Ибо, чтобы плакать, надо иметь сердце.

А ее сердце было разбито навеки.

Глава одиннадцатая

Уэйд с силой вбил кайло в грунт и, крякнув, вытащил ком земли. Вот уже целую неделю они с Джонатаном жили в жалкой лачуге и чинили изгородь вокруг одичавшего пастбища, но почти не разговаривали. Это было по душе Уэйду, у которого Ли не шла из головы, несмотря на то что он работал до изнеможения.

— Ох уж эти бабы, — проворчал Джонатан, вбивая столб в свежевырытую яму.

— Повтори, пожалуйста, — попросил Уэйд, снова вбивая кайло.

Он не замечал боли в плече, на которое упал старый столб. Его не отвлекали от работы бесчисленные ушибы, порезы, синяки, царапины на всем теле. Не то чтобы ему нравилась боль — он надеялся, что к вечеру наломает спину так, что в конце концов заснет.

— Давай передохнем, а уж потом срежем и вывезем кустарник, — предложил Уэйд, вытирая пот со лба. Не дожидаясь ответа, он подошел к джипу, вынул бутылку воды, долго, не отрываясь, пил, а остаток вылил себе на голову.

Благодаря многочисленным фильмам создалась легенда о ковбое, неизменно представляющая его скачущим на коне с надвинутой по самые брови шляпой. Да, конечно, Уэйд пригнал сюда, на пастбище, свою любимую кобылку Фикит, а Джонатан — жеребца, но на самом деле давно миновали те времена, когда скот беспрепятственно бродил по бескрайним прериям. Теперь животных переводят с одного пастбища на другое согласно плану, а современные животноводы больше передвигаются на джипах и вертолетах, чем скачут на лошадях. Одно не изменилось по сравнению с прежними временами: работа такая же потогонная, тяжелая и грязная.

Тем не менее обычно она Уэйду нравилась. Но на этой неделе руки трудились, как все предыдущие тридцать лет, а сознание было где-то далеко.

Каждый синяк на теле напоминал Уэйду об алебастровой белизне груди Ли. Царапина — о шелке ее кожи. А звезды, заглядывавшие по ночам в незанавешенные окна их хибарки, — искорки в ее глазах, когда она подшучивает над ним.

Он взглянул на изгородь. И вот это должно заполнить его жизнь! Зачем ему богатство, репутация, успех, если не с кем их разделить?

Когда-то он мечтал объездить мир и обзавестись породистыми быками и телками, чтобы вывести чистокровных черных ангусов. А сейчас у него есть на это средства, но создание чистопородного стада все время откладывается на потом.

И когда он успел убедить себя в том, что это единственно возможный для него путь? С такой мыслью Уэйд вернулся к своему кайлу, надвинув поглубже на лоб шляпу, которая ограждала от жгучих лучей солнца, но не от собственных мыслей.

* * *

Ли огляделась вокруг и беззвучно чертыхнулась. Ее письменный стол чист, как никогда, на нем ни одной незарегистрированной бумажки, ни одного письма. Она всем, кому должна была, позвонила, провела инвентаризацию всех шкафов и полок в салоне.

А часы показывают лишь полночь. Чем же занять себя? Начать подготовку трех последующих свадеб, на которые она получила заказ? Но кого из нужных ей лиц застанешь в столь поздний час? Ли не знала, что предпринять. Одно было ей точно известно — она не должна предаваться воспоминаниям об Уэйде.

Она встала, с отвращением бросила ручку на стол, выхватила из ящика сумочку и ключи от машины, заперла двери, бросилась на улицу и помчалась домой.

Но на сей раз, вопреки пословице, дома и стены не помогли. Она села в кабинете у окна и стала наблюдать за ночным небом, усыпанным звездами.

У нее есть все, чего только может желать человек. После свадьбы Майры Джо, широко освещавшейся печатью, ее бизнес снова поднялся на ноги. У нее столько денег, что при желании она может отойти от дел. Но чем она займется без своего салона? К чему ей все успехи, если обсуждать их она может лишь со своим компьютером? К чему она стремится? О чем мечтает?

А ведь было время, когда она подумывала начать писать статьи о путешествиях. В ее компьютере даже была одна такая статья, которую она собиралась разослать в ведущие журналы для новобрачных. Авось какой-нибудь да клюнет и предоставит ей на своих полосах место для рекламы путешествий и описания маршрутов. Такие материалы в избытке печатались всеми изданиями подобного рода, но Ли надеялась привлечь их внимание своим живым языком, сдобренным порядочной долей присущего ей юмора.

Так что же мешало ей целиком отдаться этому занятию? Страх, только страх. Страх потерять нажитое тяжким трудом, отказавшись от повседневной рутинной работы.