— Да, время от времени вы очень походите на него. Эта привычка пристегивать ко всему моральные принципы. Но попробуйте приложить их к той ситуации. Если, по-вашему, он жертвовал собой, то каким образом он рассчитывал меня спасти — и от чего? От ареста и тюремного заключения? Да я бы справился и без его помощи! Подумаешь — полиция объявила розыск! Меня и так уже несколько лет ищут как Бекингема. Нет, он лишь взвалил на меня тяжкое бремя. Это ужасно. Почему я должен до конца нести этот крест?

— Можете не нести. Вам будет нетрудно от него освободиться — коль скоро вы считаете себя правым.

Мы как-то незаметно приблизились к берегу. Я узнал высоченные, словно башни, скалы в окрестностях Амальфи. Подошел шкипер и что-то сказал Мартину. Тот резко повернулся ко мне.

— Какого черта вы сказали, будто нам нужно в Амальфи?

— Потому что я считаю преждевременным возвращаться на остров.

— Почему?

— Мы еще не закончили наш маленький спор. Как ни жаль вас разочаровывать.

Мартин воззрился на меня. Ему помогли подняться; я встал без посторонней помощи. Наступило время сиесты, и на причале не было никого, кроме двоих, задремавших в тени. Тарахтел готовый отойти от пристани автобус.

Я пожал руку шкиперу и поблагодарил за спасение. Он понял, просиял и похлопал меня по плечу. Коксон не проронил ни слова.

Уже собираясь сойти на сушу, он спросил:

— Эти люди из Салерно. Почему вы предпочли Амальфи?

— А разве не здесь, — ответил я вопросом на вопрос, — прячется Леони?

Глава XX

Обессиленные, мы стояли на причале — ни дать, ни взять товарищи по несчастью — и наблюдали за тем, как рыбацкая шхуна исчезает вдали. Я так и не узнал фамилии шкипера, а если и прочел ее на борту, то не запомнил. Мы стояли рядом, Мартин и я, и от нашей все еще влажной одежды валил пар.

— Это слишком далеко зашло, — сказал Мартин.

— Да — и поэтому так просто не кончится.

— Что вы предлагаете — сразиться врукопашную, прямо здесь, на причале?

— Нет. Я должен увидеться с Леони.

— Послушайте, — выдавил из себя Мартин. — Оставьте ее в покое. Леони совершенно ни при чем. Она не имеет к Гревилу ни малейшего отношения.

— Зато имеет отношение ко мне.

— Вам померещилось. Это ничего не значит. Она вернулась ко мне. Предупреждаю — держитесь от нее подальше!

Я пригладил рукой волосы и, вынув из кармана носовой платок, хотел отжать, но оказалось, что он уже высох. Мартин спросил:

— Вы куда?

— Я уже сказал.

— Ну, и что толку, если даже вы с ней встретитесь?

— Слушайте, Мартин. Если хотите, можете догонять автобус, я не могу вам помешать. Вы вольны идти на все четыре стороны. Но, конечно, вам выгоднее всего следовать за мной. Потому что, пока я жив, ваша жизнь под угрозой.

Я прошел по пристани, мимо не успевшего отойти автобуса, и свернул в центр маленького городка. Миновав собор, я поднялся вверх по узкой улочке, где Леони в прошлый раз купила шарф. Мне с трудом удавалось держаться на ногах. Я не проверял, идет ли за мной Мартин.

Лавка, где она купила шарф, оказалась на замке, так же, как и остальные, но на крыльце забавлялись с котенком двое старших ребятишек. Они меня узнали. Я произнес: ”Полтано”, и на меня обрушился водопад незнакомых слов. Я замахал руками: ”Lento, lento!”[13]

К счастью, один из них немного говорил по-английски, и в конце концов нам удалось понять друг друга. Как выяснилось, удобнее всего идти по шоссе, но для этого нужно вернуться к морю и сделать крюк до следующей деревушки; если же меня не пугает крутой подъем, можно карабкаться дальше по этой улочке, а потом по высохшему руслу небольшой речки, до второй разрушенной мельницы. Оттуда будет видно шоссе, но добираться до него придется сквозь кустарник, по бездорожью, хотя и всего несколько десятков метров.

Я поблагодарил мальчишек и, повернувшись, увидел на углу Мартина — он следил за мной.

Улочка круто забирала вверх и вскоре потерялась среди апельсиновых и виноградных зарослей, утонула в высокой сорной траве. Я миновал несколько полуразвалившихся лачуг; меж камней бродили куры. Наконец показалось высохшее русло с проглядывающей сквозь траву галькой. Извиваясь, оно повело меня дальше, в лощину.

Один раз я остановился, но не увидел Мартина. Солнце пекло, как в июле, с меня ручьями струился пот. Я очутился в пустынной, заброшенной местности и, даже дойдя до первой разрушенной мельницы, не заметил никаких признаков жилья. Лощина становилась все уже, постепенно переходя в ущелье. Я ни о чем не думал, а полностью сосредоточился на ходьбе. Дойдя наконец до второй мельницы, я ощутил смертельную усталость и, обернувшись, стал напряженно вглядываться в пейзаж, ища Коксона, но он так и не появился. Я продолжил свой путь.

Миновав вторую мельницу, я снова решил оглядеться. Было очень тихо — ни одна птаха не щебетала в кустах. Там-сям, развесив уши, точно диковинные зверьки, росли кактусы. Наконец на расстоянии в две-три сотни футов от меня в просветах между кустами мелькнуло шоссе. К нему нужно было карабкаться по крутому склону, заросшему колючим кустарником. Очевидно, для мальчишек это не составляло труда, а тем более для маленьких итальянцев, о которых известно, что они лазают, точно обезьянки. Мне же придется нелегко.

Проделав половину пути, я остановился передохнуть. Мартина по-прежнему не было видно. Похоже, он отступился. Глупо было предполагать, будто он за мной последует. И все же…

Я взглянул наверх — он стоял там и ждал меня.

Сначала я решил, что он нашел более короткий путь, но потом сообразил, что он сел в автобус из Салерно. Итак, он опередил меня. Хочет первым явиться к Леони!

Однако на уме у него было не только это. Рядом с ним на парапете лежало несколько увесистых булыжников, каждый не менее двадцати фунтов весом.

— Эй! — крикнул Мартин. — Ты меня слышишь?

Я не удостоил его ответом, а продолжал карабкаться вверх.

— Возвращайся назад, Филип! Я тебя предупредил! Тебе здесь нечего делать!

Мне было бы в десять раз легче, если бы я мог не испытывать никаких чувств. Оставаться холодным и отчужденным. Но я не мог. Старая, укоренившаяся дружба делает вражду более горькой и более яростной. Будь я спокойнее, когда схватился с ним в море, он бы сгинул до появления рыбацкой шхуны. Будь я спокойней сейчас, у меня бы не дрожали руки, и я не спотыкался о каждый торчащий из земли корень.

Подобравшись ближе, я заметил, что его лицо блестит от пота.

— Все, Филип, — крикнул он. — Ни шагу дальше!

Мы пожирали друг друга глазами. От парапета меня отделяли добрых двадцать футов. Я сделал шаг вперед, и он пустил с горы первый булыжник. К счастью, я успел прижаться к земле: камень прогрохотал у меня над головой и покатился дальше.

Я посмотрел по сторонам. Можно было ползти параллельно дороге, но рано или поздно все равно придется выпрямиться. Я попробовал двинуться вверх — мимо прогрохотал второй камень.

— Следующий тебя прикончит, — пообещал Мартин.

Я был того же мнения, поэтому несколько секунд лежал не шевелясь. В моем укрытии было относительно безопасно, хотя при некотором везении он мог попасть мне в ногу. Тоже мало хорошего.

Я немного изменил курс, но еще не покинул спасительных зарослей. Сделав по диагонали несколько ярдов вверх, я приподнял голову, ожидая немедленной реакции, но ее не последовало.

Я пополз дальше, всякую минуту ожидая камня, и наконец достиг совсем незащищенного, открытого пространства. Мартин опять исчез. Оставшиеся валуны — тоже. Я немного подождал. Оставалось ползти вверх футов десять, не больше. Возможно, Мартин затаился наверху, но мне ничего не оставалось, как рискнуть.

Я собрал все свое мужество и вскочил на ноги. Ничего. Я добежал до парапета и, приготовившись к худшему, перемахнул через него.

Путь был свободен. Сверху над шоссе нависала громадная скала, а немного поодаль я увидел крутой поворот. Странно, что Мартин покинул такое удобное место. Тем не менее он это сделал. Единственное, что он себе позволил, это небольшой выигрыш во времени. Если где-то меня и ждала ловушка, я ее не видел.

Дорога постоянно извивалась; один крутой поворот следовал за другим. Наконец, на солидном расстоянии от себя, я увидел Мартина. Я попытался броситься бегом, но через пару минут пришлось оставить эту затею.

Мы вышли из ущелья. Дорога поднялась на семь или восемь футов над уровнем моря. Вдали в туманной дымке блестело море, а вокруг высились горы — группами, точно люди. Придорожная листва покрылась пылью. Кое-где попадались покосившиеся изгороди и брошенные домики. Почему их покинули хозяева? Позвала в дорогу промышленность? Или какой-то мор напал на них еще в прошлом веке?

Во второй раз я увидел Мартина далеко впереди — должно быть, он бежал. Неплохо — после того как он чуть не утонул. Я тоже прибавил шагу, пытаясь думать о Гревиле. Это не вызвало во мне ожидаемой злости, но прибавило решимости.

Завернув за угол, я увидел еще один необитаемый домик, потом еще — и неожиданно для себя очутился в Полтано.

Далеко внизу — в тысяче футов отсюда — виднелся городок Амальфи, на него легла вечерняя тень. А на площади Сан-Стефано вовсю палило солнце. Здесь царили тишь и запустение. Среди камней суетились голуби. В центре площади росло с полдюжины раскидистых платанов; ни один листочек не шевелился. По двум сторонам площади расположились маленькие коттеджи, с третьей я увидел непременное кафе и несколько лавчонок, а четвертую занимала собой причудливой формы церковь с плоским фасадом из черного и белого мрамора и отдельно стоящей колокольней; по бокам росли оливы. Перед церковью ждали автомобиль и несколько велосипедов — должно быть, здесь, в отличие от мельниц и оставленных мною позади лачуг, еще не умерла жизнь.