— Спасибо. С удовольствием.

Его безучастный взгляд скользнул по моему лицу.

— Скажем, в воскресенье?

— Большое спасибо.

* * *

Я оставил свой автомобиль за воротами и теперь шагал по обсаженной падубом дорожке — среди зелени ало поблескивали ягоды. Садовник сгребал опавшую листву. Увидев меня, он кивнул и дотронулся до шляпы.

Вдалеке на лугу паслась корова. Освещенные солнцем осени деревья отбрасывали длинные тени. Интересно, подумал я, как себя чувствует человек, родившийся и выросший в такой усадьбе, как эта? Несмотря на всю свою небрежную манеру, мистер Мортон произвел на меня хорошее впечатление; кажется, я на него тоже. По-видимому, приглашением на обед я был обязан тому обстоятельству, что мы оба служили на Ближнем Востоке, — или мимолетному знакомству с его женой…

Едва я подошел к своему автомобилю, послышался шум. Еще прежде, чем машина вынырнула из-за поворота, я уже знал, что за рулем сидит миссис Мортон.

Подъезжая к воротам, она немного сбавила скорость; я поднял руку, и машина остановилась. Это был ”бентли”, довоенная модель, но в приличном состоянии. Миссис Мортон была без шляпы, но в длинном, свободном пальто с поднятым воротником. Всякий раз ее лицо приводило меня в замешательство, потому что его выражение постоянно менялось, мгновенно реагируя на перемены в настроении. Рядом с ней в машине сидел коккер-спаниель.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Сегодня без проколов?

— Да, — она тоже улыбнулась, но, как мне показалось, несколько прохладно. — Вы только что приехали?

— Нет, уезжаю. Хочу перед вами извиниться.

— За что?

— За неуклюжую попытку заплатить старый долг.

— Вы имели на это право.

— Спорное утверждение, но не будем на этом зацикливаться. Я запомнил не только плохое.

— Я рада.

— Вам тогда попало за подозрительное знакомство?

— Более или менее. К слову — вот тот самый браслет.

Она немного отвернула рукав пальто, и я уставился на украшение у нее на запястье.

— Красивая вещица.

Кажется, голос меня выдал. Она поспешно опустила рукав. Спаниель забрался к ней на колени и завилял хвостом. Его налитые кровью глаза смотрели дружелюбно и чуточку грустно.

— Миссис Мортон, могу я задать вам один вопрос?

— Конечно.

— Вы всегда лихачите?

Она негромко засмеялась.

— Просто я вечно тороплюсь. Сегодня перед отъездом забыла кое-что снять с плиты.

Я отступил в сторону.

— Не теряйте времени. Надеюсь увидеться с вами в воскресенье. Большое спасибо.

— В воскресенье?.. Ах да, конечно, я и забыла.

Она нажала на стартер. Я смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Потом сел в свой двухместный ”райли” и двинулся в противоположном направлении. Она постаралась замять, но я понял: инициатива моего приглашения исходила не от нее.

Глава IV

Стоял погожий октябрь, а это воскресенье и подавно выдалось отменное. Я катил в южном направлении, минуя бесконечные и, как ни странно, создававшие ощущение пустыни кварталы многоквартирных жилых домов.

Подъезжая к Ловис-Мейнору, трудно было отрешиться от мысли, что в этом особняке разместились бы добрых восемь семей, если брать за точку отсчета то жизненное пространство, которым они располагают в тридцати милях отсюда. Со всеми пристройками и прирезанными участками усадьба Мортонов казалась городом в миниатюре, только, в отличие от города, на нее было приятно смотреть. Огромный приземистый особняк словно разлегся на солнышке, подставляя ласковым лучам деревянные стены, окна с освинцованными рамами, старинные эркеры на резных деревянных консолях и стройные ряды труб.

На этот раз я доехал до самого крыльца; Эллиот, которого я в свое первое посещение видел выгребающим мусор из гаража, впустил меня в дом. Это был человек лет шестидесяти, с морщинистым лицом и такой же шеей, на которой свободно болтался надетый по такому случаю воротничок.

В гостиной я обратил внимание на картину, явно принадлежащую кисти французского художника. В это время вошел Трейси Мортон, поддерживая под локоть пожилую даму.

— Рад вас видеть, Бранвелл. Любуетесь моим Ватто? — он сделал паузу, чтобы отдышаться. — Разрешите представить вас моей матери. Мама, это майор Бранвелл.

Ага, значит, он наводил справки… Старшая миссис Мортон была высокого роста, с хорошей фигурой и почти прозрачной кожей. В то же время в ней угадывались живость и кипучая энергия, а также способность быстро принимать решения — и не менять их впоследствии.

— Сын много говорил о вас, майор Бранвелл. Кажется, вы вместе служили в Восьмой армии?

— Не то чтобы вместе — в одних и тех же местах. Боюсь, однако, что я по меньшей мере два года назад утратил право носить звание, так что это уже устарело.

— Такие вещи никогда не устаревают, — парировала она.

В это мгновение в гостиную вошла Сара; пока Мортон разливал напитки, мы поддерживали легкую светскую беседу. Обед проходил в продолговатой, наполовину обитой панелями комнате в глубине дома, с узорчатым оштукатуренным потолком и овальным чиппендельским[4] столом. За ширмой скрывалась дверь, ведущая на кухню. Нам прислуживал все тот же старик с болтающимся воротничком. Хозяева проявили вежливый интерес к моей работе, и я постарался объяснить, в чем заключается работа страхового агента, особенно напирая на то, что хотя он и представляет интересы страховой компании, но обязан быть абсолютно объективным и не становиться ни на чью сторону, особенно если истец не в состоянии воспользоваться услугами своего консультанта. Я все еще был не большой мастер по части застольных бесед — это давалось мне с огромным трудом. В разгар трапезы Трейси извинился и, отклонив предложение Сары что-то принести, вышел из столовой. С минуту все молчали.

— Чем дальше, тем хуже, — вполголоса произнесла Сара, обращаясь к свекрови. — Срок действия адреналина неуклонно сокращается.

— Осень для него — самое трудное время. Только напрасно он так быстро капитулирует. Случалось, приступы проходили и без ингалятора.

Я молчал, но миссис Мортон сочла нужным дать мне кое-какие объяснения:

— Перед своим пленением мой сын девять часов подряд провел в холодной воде. Тогда-то это и началось. Да и сам плен не мог не отразиться на его состоянии — не только физическом.

— У вас есть еще один сын, миссис Мортон?

— Да. Адвокат. Он служил в гвардии, как его отец. Но ему больше повезло.

Я бросил на нее вопросительный взгляд.

— Мой муж потерял ногу при Сомме.

Старый слуга унес тарелку Трейси — подогреть.

— Я часто думаю, — продолжила миссис Мортон, — насколько я счастливее тех женщин, что принадлежали к старшим поколениям! Их единственным уделом было оставаться дома. Нет ничего страшнее бездействия: оно разъедает душу, — на ее лице отразились боль и гнев. — Один из Мортонов пал при Креси и два брата — при Бленхайме. Основатель рода сложил голову при Марстон-Муре.

— У вас воинственный род.

— Если учесть, что все эти события имели место на протяжении шести столетий, то вряд ли. Иногда проходили довольно долгие периоды без войн, охватывавшие целые поколения. Наши предки стремились жить в мире. Это — наше родовое гнездо. Мы не искали войн. Но, если они все-таки случались, мы исполняли свой долг.

Я окинул взглядом просторную столовую.

— Вам было за что драться.

— Да, — согласилась она. — И было что терять.

* * *

Минут через пять вернулся Трейси — в его состоянии произошла благотворная перемена. После обеда он настоял на том, чтобы показать мне дом. Прежде всего он повел меня в бывший холл с каменными стенами, возведенными в четырнадцатом веке; снаружи к нему примыкала конюшня. Холлом больше не пользовались по назначению. Нынешний огромный холл прежде был зимним двориком, поэтому потолки здесь оказались выше, чем в других помещениях. Я увидел тяжелые балки под потолком, восходившие аркой к двум маленьким окошкам; широченная лестница вела на галерею с сильно заплесневелыми перилами и кручеными столбиками балюстрады. Окна имели внизу широкие, как сиденья, подоконники. Снаружи эти окна заросли кустарником, так что с трудом пробивавшийся сквозь них свет имел зеленоватый оттенок.

— В старину люди спали на свежем воздухе и там же принимали пищу. Но с начала восемнадцатого века этот обычай стал выходить из моды, и дворик превратился в закрытое помещение.

Поднимаясь по лестнице, я остановился на полдороге, чтобы рассмотреть еще одну картину: трое мудрецов приносят дары на Рождество Христово. Трейси нетерпеливо окликнул меня:

— Здесь всего полдюжины действительно стоящих картин. Отец ими не занимался, но я позаботился о том, чтобы их почистили и отреставрировали. Это работа Филиппино Липпи, примерно тысяча пятисотый год. А вот та, на противоположной стороне, — ранний Констебль.

Верхние помещения имели более обжитый вид. Знаки запустения встречались здесь значительно реже: пятно на потолке, рассохшаяся дверь… Казалось, Мортону доставляло удовольствие отмечать их, один за другим.

— Этот дом — тяжкое бремя на моих плечах. Не проходит дня, чтобы я не проклинал его. И в то же время я ни за что не согласился бы расстаться с ним. Даже сейчас, когда я не могу зарабатывать деньги, чтобы поддерживать его в хорошем состоянии.

— А до войны?

Он скорчил привычную гримасу, точно проглотил что-то несъедобное.

— До войны мне не приходилось зарабатывать — по крайней мере, в том смысле, как это обычно понимают: каждое утро расписываться в журнале. Во время и после войны благодарное правительство ввело это в обычай. Я же сейчас и подавно на это не способен. Давайте спускаться.