— Как могло случиться, что тело три часа находилось в воде, если эта женщина видела, как он прыгнул в воду?

— Скорее всего, она наблюдала за этим из окна, а когда выбежала на улицу, он уже исчез под водой. Как только она сообщила в полицию, начались поиски.

— А человек, с которым Гревил познакомился на Яве и который вместе с ним прилетел в Голландию, — кто-нибудь из членов экипажа не мог бы его описать?

— Одна стюардесса сообщила нам кое-какие приметы, от которых можно было бы оттолкнуться, но они страдают не слишком высокой точностью.

— Очевидно, есть и другие источники?

— Вовсе не очевидно. Между нами — мы и сами заинтересованы в том, чтобы разыскать Бекингема. Если, конечно, это тот самый человек. После войны некто Бекингем два или три раза оказывался замешанным в махинациях на Ближнем и Дальнем Востоке. Впервые он попал в поле нашего зрения, когда занимался переправкой иммигрантов-евреев в Палестину. Он приковал наше внимание потому, что скрылся с деньгами иммигрантов. Потом он погрел руки на заварушке в Каире и, наконец, сведения о нем поступили из Бангкока. Скорее всего, он отдает себе отчет в том, что, если он объявится, слишком многие пожелают побеседовать с ним — и не только о гибели доктора Тернера. Вот почему он избегает наших сетей.

— Он англичанин?

— Неизвестно. Путешествует с английским паспортом. Беда в том, что все его махинации имели место не на нашей территории. Мы располагаем одним достоверным описанием, но от него не очень-то много проку — если учесть, что он затерялся в Европе, как иголка в стоге сена.

Напротив, в больнице Святого Томаса, затопили печи.

— В воскресенье, — сказал я, — еду в Голландию. Вы не могли бы подсказать, к кому мне там обратиться?

Спиной я чувствовал на себе изучающий взгляд полковника Пауэлла.

— У вас есть какие-нибудь особые причины ехать именно сейчас, мистер Тернер?

Я повернулся к нему.

— Думаю, да.

Полковник встал и повертел между пальцами карандаш.

— Следствие в Голландии еще не закончено. Ваши голландские друзья делают все возможное, и мы оказываем им всестороннюю помощь. Если позволите дать вам совет — или хотя бы высказать мнение, — мне кажется, на данном этапе ваше вмешательство было бы преждевременным. Возможно, позднее вам и имело бы смысл отправиться туда и переговорить с Толеном…

— ”Позднее” может быть поздно. Мое пребывание в Европе ограничено во времени. В любом случае мне необходимо знать, что конкретно делается.

Полковник слегка нахмурился.

— Их выводы на данный момент ничем не отличаются от наших. Все говорит за то, что ваш брат покончил с собой из-за несчастной любви.

Я вернулся за стол.

— Все — кроме характера самого Гревила. Полагаю, я хорошо его знал. Может быть, даже лучше, чем кто бы то ни было. Я должен убедиться.

— Конечно, я никогда не встречался с доктором Тернером лично, но, судя по тому, что мне говорили, он был импульсивным человеком, не правда ли? Человеком, у которого душевный подъем мог смениться депрессией. Склонным принимать скоропалительные, весьма неожиданные решения.

У меня пересохло в горле.

— Например?

— Ну, например, если молодой перспективный физик, находящийся в первых рядах отечественной науки, вдруг бросает свою работу и вступает в действующую армию…

— Возможно, он догадался, к чему ведут его исследования — к созданию атомной бомбы, — и не захотел принимать в этом участия.

— Жест красивый, но бесполезный. Отказаться от карьеры…

— Это как раз и характеризует его как здравомыслящего человека.

Пауэлл понял мое раздражение.

— Разумеется, это вопрос мировоззрения. И тем не менее факт самопожертвования в духе Дон Кихота остается. Нельзя исключить, что человек, из принципа пожертвовавший карьерой, мог по другому случаю пожертвовать и самой жизнью.

В это время вошел секретарь с бумагами — маленький, толстенький человечек, у которого прямо на лице было написано: случись с ним что-нибудь — человечество ровным счетом ничего не потеряет. После его ухода мы некоторое время молчали, так как чувствовали, что оказались в тупике. Наконец я примирительным тоном произнес:

— Ваше последнее сообщение только укрепило мою решимость увидеть все собственными глазами.

— Вы имеете в виду то, что я рассказал о Бекингеме?

— Да.

Пауэлл перелистал бумаги.

— Хорошо. Сэр Дерек просил оказать вам всевозможное содействие. Итак, вы хотите ехать в Голландию?

— Да. Если вы не против, я просил бы рекомендательное письмо к должностным лицам, которые занимаются этим делом.

— К инспектору Толену. Хорошо, — он выхватил из ящика письменного стола чистый лист бумаги и начал что-то строчить. Но вдруг замер и уставился на кончик ручки. Что еще случилось?

— Возможно, — сказал полковник Пауэлл, — вам стоило бы поговорить с Мартином Коксоном.

— Кто это?

— Единственный человек из всех, кого мы знаем, кто встречался с Бекингемом. Правда, давно.

— Я согласен.

— Он живет в Рае. Конечно, если он сейчас дома. Попробуем это выяснить, — он нажал на кнопку переговорного устройства и отдал распоряжение.

Снова воцарилось молчание. Пауэлл закончил письмо, промокнул его, положил в конверт и отдал мне. Щелкнуло переговорное устройство, и чей-то голос сообщил, что им не удалось установить, дома ли капитан третьего ранга Коксон. На звонок никто не ответил. Может, послать телеграмму с уведомлением?

Увидев, как я мотнул головой, Пауэлл сказал:

— Спасибо, не нужно, — он выключил аппарат и устремил на меня задумчивый взгляд. — Коксон — один из тех людей, которые так и не смогли приспособиться к жизни на гражданке. Перебивается случайными заработками. Мы пару раз пытались привлечь его к нашей работе, но у него к ней не лежит душа. В последнее время он выпал из нашего поля зрения. Кажется, он познакомился с Бекингемом весной сорок восьмого года. Мы особенно не доискивались, чем сам Коксон занимался близ берегов Палестины, но подозреваю, что он тоже погрел руки на противозаконных сделках.

Раздражение улеглось, и полковник явно старался загладить дурное впечатление. Я отдавал себе отчет в том, что, как сказал бы игрок в гольф, применил прессинг, и злился на себя за это. Уж если даже Арнольд с Грейс смирились с выводами коронера, чего можно ждать от постороннего человека, такого, как Пауэлл? Его версия кажется вполне правдоподобной. Теперь только я понял, как легко строить предположения на основании одних лишь поверхностных фактов, без глубинного проникновения в суть вещей.

Тем не менее я должен был попытаться взглянуть на проблему непредвзято, не связывая ее ни с какими прошлыми конфликтами и пристрастиями.

* * *

Возможно, я и уклонился бы от встречи с Мартином Коксоном, но у меня как раз выдался свободный вечер, и я отправился к нему.

Он жил примерно в миле от Рая, на берегу моря, в просторном современном бунгало, какие возводились в тридцатые годы без участия архитектора.

Нужно было пройти по дорожке из бетонных плит, с бордюром из белых камешков, и подняться на пять ступенек вверх. Очутившись на крыльце, я позвонил.

Открыла высокая смуглая женщина лет шестидесяти. У меня почему-то создалось впечатление, будто она увидела меня раньше, чем я позвонил, — должно быть, из окна. Я спросил, дома ли капитан Коксон. Она сказала — нет, но с минуты на минуту должен появиться. После того, как я упомянул о полковнике Пауэлле, она пригласила меня в гостиную с современной мебелью и множеством книг.

— Думаю, сын не задержится, — жеманно проворковала мать Коксона. — Он пошел в Рай за продуктами.

Я поблагодарил ее, но она продолжала переминаться с ноги на ногу, стоя в дверях — ни туда, ни сюда. Это была еще довольно красивая женщина, но уж больно худая и угловатая. Я сказал, что не хотел бы мешать ей — может быть, она занята? Мать Коксона кашлянула в кулак.

— Прошу прощения, мистер… э… Тернер. Надеюсь, вы не станете снова предлагать Мартину работу? Он не особенно хорошо себя чувствует. Сроду не умел отдыхать. Он уморит себя работой.

— Нет-нет, — поспешил заверить я. — Мне нужно задать ему несколько вопросов.

Ее красивые темные глаза продолжали изучать меня с головы до ног. Она все не могла успокоиться.

— Извините. Мне не следовало так говорить. Но полковник Пауэлл давно оставил Мартина в покое…

— Я не из ведомства полковника.

Наконец она ушла. Но не успел я подойти к окну, как к бунгало подъехал маленький автомобиль. Слегка зашуршали шины, когда он обогнул домик и исчез в гараже. Хлопнула дверца; вслед за ней — дверь коттеджа. Послышались голоса.

На столе возле окна я увидел письмо, адресованное капитану третьего ранга Мартину Коксону, бакалавру естественных и магистру гуманитарных наук. Рядом лежал удачно выполненный эскиз гоночной яхты с указанием размеров, а еще — коробка сигар ”Эль Торо” и томик ”Опасные связи” Шодерло де Лакло.

Открылась дверь, и вошел хозяин коттеджа.

— Мистер Тернер? Моя фамилия Коксон. Вы хотели меня видеть?

— Мне посоветовал к вам обратиться полковник Пауэлл. Он выразил надежду, что вы сможете мне помочь.

— Пауэлл? Давненько мы не видались. Что ему нужно?

Я объяснил.

Мартин Коксон был красивым моложавым мужчиной с мускулистым телом и неожиданно тонким, одухотворенным лицом. Это впечатление усиливала его бледность, резко контрастировавшая с темными волосами. Его лицо оказалось очень подвижным и живо реагировало на любое впечатление, что свидетельствовало о богатом внутреннем мире. Сам не знаю, чего я ожидал, но только не этой моложавости; возможно, я думал найти в нем бывалого морского волка. На первый взгляд ничто не выдавало в нем моряка — несмотря на одежду, немного переделанный морской бушлат, к которому очень шел красивый кожаный ремень с широкой серебряной пряжкой. Излагая суть дела, я взял предложенную им сигарету. Он отодвинул несколько книг и, усевшись на широкий подоконник, резко постучал сигаретой о портсигар, но так и не закурил. За все время моего рассказа он лишь однажды поднял голову и посмотрел на меня в упор. Когда я кончил, он сказал: