— Так и есть, — раздраженно буркнул Клайв. — Он просто-напросто вломился.

— Она говорит, чтобы мы доложили управляющему, но мистера Браунинга нет, — первый великан повернулся ко мне. — Это частный клуб, знаете ли. Вы не имеете права сюда входить — только по приглашению члена клуба. Таковы правила.

— Мы с мистером Фишером приятно поужинали вместе. Поздненько он начал выставлять претензии.

— Да, у меня есть претензии, — быстро ввернул Клайв. — Этот человек явился сюда под чужим именем и принудил меня… Думает, ему что угодно сойдет с рук.

— Вот и миссис Литчен говорит…

— Что вы намерены делать? — поинтересовался я.

За стеной смолк рояль. Пианист зашел в наш зал и спросил выпить. Пока бармен смешивал напиток, он сидел и приглаживал рукой русые волосы.

Вышибала гнул свое:

— Боюсь, что нам придется попросить вас выйти.

— А если я не подчинюсь?

— Тогда мы примем меры.

Зал покинули еще двое гостей. Молодой пианист с нескрываемым любопытством следил за нами. Я тянул время и обдумывал ситуацию. Скандал в общественном месте Клайву невыгоден. Я многое узнал. Но осталось еще кое-что — самое важное.

Я сказал вышибале:

— Может быть, мы договоримся?

— Это зависит от вас, сэр.

Я повернулся к Фишеру.

— Хочу задать вам один вопрос. Если вы на него ответите, будем считать, что мы квиты — до поры до времени.

Он явно нервничал. Вера Литчен дала ему шанс, но он боялся, что я скажу при служителях что-нибудь не то. И наконец решил рискнуть.

— Попробуйте задать свой вопрос. Это не повредит.

— Кто бывает в вашем коттедже и курит противоастматические сигареты?

Клайв задумчиво повертел в руках кофейную чашку. На его лице появилась загадочная улыбка.

— Трейси — бывал, конечно…

— Он что — время от времени встает из могилы, чтобы покурить в вашем обществе?

Фишер безрадостно усмехнулся.

— Зачем вам это знать?

— Затем, что тогда я оставлю вас в покое.

Он обвел зал глазами. Возле бара шептались, глядя в нашу сторону.

— Почему бы вам самому не поехать и посмотреть?

— Куда? Опять к вам домой?

— Нет. В Ловис-Мейнор.

— Вы, кажется, забыли — он сгорел дотла.

— Не так уж и дотла, — сказал Фишер.

Глава XXVIII

Когда я вышел из клуба, часы как раз пробили девять. У меня не было ни малейших сомнений относительно того, что делать дальше.

Пока я сидел в клубе, на город опустился туман, зато в Кенте его почти не было — лишь мокрое шоссе и легкая морось. Сквозь тонкую пелену облаков пробивался свет луны. Уличное движение стихло, светофоры были на моей стороне; я выжимал предельную скорость, но все равно мне показалось, будто я затратил на эту поездку никак не меньше недели. Все происходящее казалось дурным сном, когда открываешь дверь и не знаешь, какая опасность за ней скрывается.

Мне было холодно и одиноко. Если бы Сара сидела рядом — но она ушла. У меня было такое чувство, будто она попала в беду и со времени исчезновения прошло не двенадцать часов, а много-много дней. Более того, внутренний голос твердил, что теперь я не скоро ее увижу. Наш брак, наша совместная жизнь были чем-то вроде иллюзии, имеющей весьма непрочную связь с действительностью — ни корней, ни твердой почвы под ногами. Часть вины коренилась во мне самом, но решающую роль сыграли обстоятельства, перед которыми я, как всегда, оказался бессилен. Причем самое страшное было еще впереди.

Я оставил позади Слейден и свернул к Ловису. Сердце барабаном бухало в груди. С самого пожара я там ни разу не был. ”Уцелела древнейшая часть дома, — сказал Майкл. — Бывший холл с каменными стенами, конюшня и часть кухонных помещений…”

Я забыл о сторожке и при виде нее испытал шок, но храбро проехал мимо освещенных окон и остановился в том же самом месте, где и тогда, в мае. Выходя из машины, я чуть не выронил ключи: так дрожали руки. С деревьев капала вода. Я перелез через ограду и, спотыкаясь, побежал к дорожке. Здесь ничего не изменилось: та же живая изгородь из кустов падуба, тот же сад… Дорожка сделала последний поворот к дому, и я увидел свет в окне.

На секунду мне показалось, будто пожар и все, что за ним последовало, были всего лишь галлюцинацией и сейчас я увижу прежние очертания особняка: высокие трубы, деревянные стены, раскидистый тис и окошки неправильной формы с освинцованными рамами. А за дверью меня ждут Трикси и ее хозяин. Потом видение исчезло; я поморгал глазами и убедился, что на месте дома — пепелище. Словно из местного пейзажа выдернули зуб, и это наложило на него зловещий отпечаток. Кое-где, словно скалы, торчали остроконечные обломки стен, создавая неприятное ощущение дисгармонии. В конюшне и старом холле света не было: светилось лишь окно в задней части дома.

Я медленно, через силу побрел туда, где прежде была парадная дверь. Здесь ощущение крутого обрыва с остроконечными утесами усилилось; насквозь продувало там, где, казалось, не должно было быть никакого ветра. Я пробрался в бывший холл. Всюду валялись щепки и зияли зловещие пробоины. Вон там лежало мертвое тело… а там была лестница… дверь кухни… Свет шел со второго этажа.

Я начал ощупью двигаться вдоль неожиданно прочной стены — кажется, прежде ее не было, ее возвели совсем недавно. Теперь светившееся окно располагалось прямо над моей головой. Ладони стали потными и липкими.

Недалеко от того места, где я стоял, высился обугленный деревянный кол — точно штык винтовки. Я искал и не мог найти дверь. Эта часть дома казалась необитаемым островом, некогда покинутым людьми, чтобы он самостоятельно залечивал раны — травой и сорными побегами.

Я попробовал открыть окно. Оно легко поддалось. Не успел я перемахнуть через нижнюю раму, как услышал собачий лай. Трикси!

Я подождал немного, давая ей успокоиться, но она не переставала тявкать. В комнате явственно пахло противоастматическими сигаретами. Я спрыгнул на пол и выпрямился. Это оказался коридор, а не комната. В конце виднелись ступени, ведущие вверх, к двери, из-под которой выбивалась тонкая полоска света. Я сам начал задыхаться.

Но Трикси была где-то здесь, внизу. Ее заперли в одной из комнат. Я определил это по характеру тявканья. Она вдруг затихла, и дом погрузился в тишину. Ступая тяжело, словно к каждой ноге было привязано по свинцовому ядру, я поднялся наверх. Никогда еще мне не было так страшно.

Я повернул ручку и вошел внутрь.

Судя по балкам и форме окон, это была древнейшая часть дома. Теперь ею пользовались как гостиной. В камине горел огонь. Я увидел радиоприемник и разбросанные по полу газеты и диванные подушки. В комнате никого не было, но из нее вела дверь в другую, слабо освещенную комнату. Дверь оказалась приоткрытой. Можно было различить стул, угол кровати…

Сначала я принял это за потрескиванье поленьев в очаге, но потом понял: это не так. Я снова слышал его прерывистое дыхание!

В углу за дверью стояла увесистая палка. Я схватил ее потной рукой и ринулся в ту, другую, комнату. Не думаю, что я собирался нападать, — скорее, обороняться от неведомого.

— Кто там? — спросила Сара.

Итак, она вернулась к нему — может быть, даже с радостью. Новая любовь отброшена и забыта. Я так и знал. Все это время в недрах моего существа гнездились сомнения.

Я сделал несколько шагов вперед и увидел Сару стоящей подле кровати. Рядом в кресле сидела пожилая женщина. Свет шел от лампочки под абажуром; предметы мебели отбрасывали длинные тени. Охваченный ужасом, я резко обернулся. Никого.

* * *

— Оливер! — воскликнула Сара. — Откуда ты… Мы не знали…

— Вы как раз вовремя, — произнесла старуха, сидевшая в кресле. Это была миссис Мортон.

— А где же… — начал я и запнулся, увидев, что Сара предостерегающе подняла руку.

— Ваша жена, — сказала миссис Мортон, — вот уже два часа подряд меня терроризирует… уговаривает… диктует условия…

— Ах нет, дорогая, — мягко возразила Сара. — Не нужно так. Уговариваю — да. Я уверена: в конце концов вы и сами посмотрите на вещи моими глазами. Мы обе знаем, что такое верность.

Задыхался не кто иной, как миссис Мортон. Я долго не мог оторвать от нее взгляд, но в конце концов перевел его на Сару. Никогда я не видел ее такой измученной. Волосы слиплись. На лбу — испарина…

— Верность, — начала миссис Мортон и зашлась в кашле. Ей потребовалась добрая минута, чтобы справиться с приступом. — Верность проявляется не только в поступках, но и в помыслах. С тех пор, как этот человек появился в нашем доме, ты начала делить себя. Не поддержала Трейси, когда он особенно в этом нуждался. Я знаю: измены не было. Но ты лишила его своей нежности и доверия. Если бы не это, катастрофы могло не быть.

— Доверие, — с горечью произнесла Сара. — Где было его доверие еще до появления Оливера? Вы проснулись и первой почуяли дым, подняли тревогу, что-то заподозрили, разругались с Трейси, а для меня выдвинули какое-то фальшивое объяснение. Где было его доверие ко мне, когда он готовился к поджогу, а меня выставлял дурочкой, — или ваше, когда вы обо всем догадались, но скрыли от меня истину? Все это произошло еще до того, как Оливер переступил порог этого дома! И…

— Хватит, Сара, остановимся здесь. Он все-таки был моим сыном. Я не могла открыть тебе правду… и не могла давить на него, чтобы он сделал это. У меня теплилась надежда… — миссис Мортон глубоко вздохнула и поднялась на ноги. — Ну, ладно. Не стоит повторяться. Я ухожу.

Только тогда я заметил, что она превратилась в настоящую развалину. Волосы поседели и потускнели, как у глубокой старухи. От нее остались только кожа да кости. Каждый вдох и выдох давался ей с огромным трудом.