— Нет, конечно. Иди, заводи мотор. Как только он заведется, я отопру кладовку и присоединюсь к тебе.

— Хорошо.

Миссис Пейн смолкла так же внезапно, как начала кричать. Я стоял в холле; кругом царила мертвая тишина. У меня мелькнула мысль: может, спросить ее о находке? Но вряд ли я добился бы толку. Эта женщина способна только кричать на меня, и ничего больше. Слава Богу, с улицы донесся рокот двигателя, и я мог покинуть этот дом.

Меня мутило; нечаянная находка не давала расслабиться. То был окурок противоастматической сигареты.

Глава XXIV

Выходные прошли, как в тумане. Я чувствовал себя так, словно был неизлечимо болен. Сара прилагала усилия, чтобы вывести меня из этого состояния, но ведь она приписывала его только стычке с Макдональдом, визиту детектива Барнса да тому обстоятельству, что мы так и не нашли Клайва. Все это сыграло свою роль, но главной причиной моих терзаний было совсем другое.

Утром в субботу я не поехал в офис, а помог Саре перевезти вещи из отеля и заехал за своими пожитками на Джордж-стрит. В другое время переезд в нашу собственную квартиру стал бы волнующим событием. Теперь же все делалось кое-как, словно не происходило ничего особенного. Я действовал автоматически, как в дурном сне.

Все, что до сих пор обрушилось на наши с Сарой головы после возвращения из Парижа, проистекало извне, если не считать нескольких минут в пятницу. Над нами нависла угроза, но мы справились с ней, и это нас еще больше сблизило. Однако теперь мы стояли перед лицом опасности иного рода.

Воскресенье ушло на визиты к знакомым Сары, которые могли подсказать, где находится Клайв; однако ничто не указывало на то, что он не уехал на Мадейру. Кто-то заверил нас, что он действительно в последний вторник октября покинул пределы Англии. Разумеется, в первую очередь мы собрались навестить Веру Литчен, однако дом был на замке и окна занавешены. Уж не взял ли он ее с собой? Сара пообещала не сдаваться и продолжать поиски в будни.

В понедельник у Аберкромби царила гнетущая атмосфера, а после обеда Старик вызвал меня к себе.

Он сердечно поздоровался, и для начала мы обсудили дело Колланди. Потом он тщательно откашлялся и сказал:

— Я слышал, будто между вами и Фредом Макдональдом произошло какое-то недоразумение?

— Да. Мы подрались.

— Это весьма прискорбно. Макдональд — один из моих старейших деловых партнеров.

— Мне очень жаль. Он позволил себе оскорбительную реплику в мой адрес, и я потерял контроль над собой.

Старик поднялся и, отойдя к окну, начал протирать очки. Очевидно, не знал, что сказать. Я решил ему помочь:

— Вы слышали, что обо мне говорят?

— Да, кое-что. Естественно, это не может не огорчать… если только за этим не стоит что-то конкретное…

— Я считаю Макдональда ответственным за порочащие меня слухи. Вот почему я вышел из себя.

— У вас есть основания подозревать его?

— Не то чтобы я располагал неопровержимыми доказательствами. Но я вполне уверен.

Зазвонил телефон, и мистеру Аберкромби пришлось на несколько секунд отвлечься от нашего разговора. Положив трубку, он взял со стола карандаш и начал вертеть между пальцами. Я первым нарушил молчание:

— Все выходные я задавал себе вопрос; услышу ли от вас в понедельник предложение уйти в отставку?

Он по-прежнему избегал смотреть в мою сторону.

— Не глупите, Оливер. Нужно видеть вещи такими, как они есть, соблюдая перспективу. Злонамеренные слухи и необдуманная стычка еще не повод для того, чтобы испортить человеку жизнь.

Он произнес это едва ли не скороговоркой, так, словно заранее заготовил контрдоводы — больше для себя, чем для меня.

— Если узнают, что один из совладельцев фирмы подозревается в мошенничестве, — сказал я, — и при этом не находит иных аргументов, кроме рукоприкладства, это отпугнет клиентов.

— Эта история скоро забудется, сама собой сойдет на нет. Завтра я намерен повидаться с Макдональдом, потолковать по-приятельски. Главное — чтобы он отозвал свое обвинение.

— Он выдвинул обвинение?

— Да. Вы еще не виделись с Майклом? Ах, черт, мы говорили о разных вещах. Макдональд подал на вас жалобу в Совет Ассоциации.

В кабинете рядом стучала пишущая машинка.

— На что он жалуется?

— Что вы оскорбили его действием. Как вам, должно быть, известно, существует специальный подкомитет для разбора разного рода нарушений, допущенных членами Ассоциации. Здесь, конечно, особый случай, и Макдональд не мог этого не знать.

— Знать-то он знал, но, раз дело дошло до драки, рассудил, что нужно идти до конца — все грязное белье вытащить на всеобщее обозрение.

— Надеюсь, там нечего вытаскивать, — сухо возразил мистер Аберкромби. — Так или иначе, пока ситуация не вышла из-под контроля, необходимо положить этому конец. Если потребуется, я поговорю с начальником Макдональда.

Я подошел к двери и обернулся.

— Хочу, чтоб вы знали. Я не допущу, чтобы из-за меня пострадала репутация фирмы Аберкромби. Я и только я несу ответственность за все происшедшее.

Старик нахмурился.

— Ладно, Оливер, мне понятны ваши чувства. Но я убежден: вы не сделали ничего такого, что могло бы подорвать престиж нашей профессии. Так что мы еще постоим за вас, хотите вы этого или нет.

— Спасибо, — пробормотал я. Сроду мне не было так стыдно.

* * *

После обеда я так и не смог нормально продолжать работу, а сидел за своим столом и вычерчивал на промокашке квадратики с кубиками. Сломался грифель — я заново отточил карандаш, но он снова сломался, и я отправил его в мусорную корзину. Около пяти я отправился домой и застал там Сару, чрезвычайно встревоженную.

— Что-нибудь узнала?

— Нет. Я ездила в его банк, но они не смогли мне ничего сообщить. Тогда я отправилась в художественный магазин на Грэфтон-стрит, где он время от времени выставляет картины. Там его уже два месяца не видели. Потом я обратилась в лондонское отделение агентства ”Венера” — они организуют экскурсии на пароходе до Мадейры. Его фамилия не значится в списках пассажиров — они проверили все последние рейсы. Завтра попытаю счастья в аэропорту. На обратном пути я опять завернула к Вере Литчен, но ее дом словно вымер, и никто не знает, где она может быть. А теперь еще Трикси как сквозь землю провалилась.

— Трикси? Разве ты не брала ее с собой?

— Нет. Мне хотелось как можно быстрее обернуться.

— Где ты ее оставила?

— Как обычно, дома.

— И заперла дверь на ключ?

— Я была уверена, что да, но по возвращении обнаружила, что дверь не на запоре.

Она смотрела мне прямо в глаза. Я изо всех сил старался не показать свою тревогу.

— Наверное, ты в спешке не заперла дверь и она открылась на сквозняке. Вот Трикси и убежала. Ты спрашивала привратника?

— Да, но он отлучался. Не понимаю, как Трикси могла решиться. Она испытывает ужас перед уличным движением.

— Он не заметил, чтобы сюда кто-то входил?

— Нет.

— Должно быть, она по ошибке забежала в одну из соседних квартир. Или какая-нибудь старушка взяла ее с собой угостить косточкой.

— Привратник обошел весь дом.

Я вдруг почувствовал, что с меня довольно.

— Послушай, Сара, не готовь сегодня ужин на мою долю. Я уезжаю и могу вернуться поздно. Хочу поговорить с Генри Дэйном.

— И все ему рассказать?

— Да. Я больше не в силах бороться в одиночку.

— Ты прав, Оливер.

— Конечно, это рискованно. Если Дэйн нам не поверит, он должен будет обнародовать эту историю. Но она так или иначе выплывет наружу, — я рассказал ей о Макдональде.

— Ах, Оливер… Неужели это никогда не кончится?

— Кончится — так или иначе.

— Может, мне поехать с тобой?

— Я тоже этого хочу — ты не представляешь, до какой степени. Но будет лучше, если я отправлюсь к нему один.

* * *

Мне повезло: Дэйн оказался дома. Он сам открыл дверь и сухо приветствовал меня:

— Здравствуйте, Оливер. Как вы узнали, что я вернулся? Заходите.

— Интуиция. По правде говоря, я и не знал, что вы уезжали.

— Были дела в Шотландии, пришлось на недельку отлучиться. Гвинет и сейчас еще там.

— Вы собирались выйти поужинать?

— Нет. Предпочитаю сварить яйцо и скоротать вечер за книгой. Что будете пить?

Я взглянул на часы.

— Можете уделить мне полчаса?

— Конечно. Целый вечер, если потребуется.

Мы сели.

— Я дважды договаривался с вами о встрече и дважды отменял ее. И вот результат.

— Первая отмена произошла по причине вашей свадьбы. Считаю эту причину уважительной. Ваше здоровье!

Мы оба выпили.

— Проблема как раз и связана с моей женитьбой. Генри, я попал в беду.

Он вгляделся в мое лицо и перестал улыбаться. Видно, события последних дней наложили зловещий отпечаток.

— Велика ли беда?

— Очень. Хоть стреляйся.

— Говорите.

Я все ему рассказал.

На лице Генри Дэйна было невозможно что-либо прочесть. Он слушал, не перебивая, и почти все время стоял — сначала набивал трубку, а затем, облокотившись на камин, попыхивал ею и глядел в пространство. Один раз мне показалось, будто его лицо приняло жесткое выражение, но это, скорее всего, было обусловлено тем, как он сжал в челюстях трубку. Он и курил так же, как делал все остальное: решительно и энергично, так что подчас его лица не было видно за клубами сизого дыма.