Он полез в карман и вытащил записную книжку.

— Вот, на днях записал один афоризм. Французского писателя, некоего Этьена Рея. «В верности есть немного лени, немного страха, немного расчета, немного усталости, немного пассивности, а иногда даже немного верности».

— Фу, какой злой афоризм. Достоинство на глазах превратилось чуть ли не в недостаток. Вы такую верность выводите в своем знаменателе?

— Этот Рей, конечно, пессимист. Моя верность — это та, что до гроба.

— Какой ужас! — засмеялась Маша. — Сочетать два таких понятия, как верность и гроб.

— Прошу пардона! — возмутился Валентин. — А как же поэты всех времен и народов воспевали любовь до гроба?

— Что я слышу?! — ахнула Маша. — Математики обращаются к помощи поэтов? Мало ли что те навыдумывают! У них вон, даже конь с крыльями. А много ты видел крылатых коней?

— По-вашему, выходит, в каждой верности есть что-то от памятника? — поддержала сестру Таня. — Сочетаете верность и смерть…

— Все, сдаюсь, заклевали меня сестрицы!

— Скажи спасибо, что к тебе это не относится, — успокоила его Маша. — Верность до гроба, бр-р-р!

— Обижаете, ваше величество! Еще как относится! Верен вам, аки преданный пес.

— Вы себя идеализируете, подполковник! Разве не о вас Аллегрова поет: «Ты изменяешь мне с женой, ты изменяешь ей со мной…»

Чувствовалось, Маша отчего-то злится. И песню она процитировала чересчур зло. Ревнует Валентина к жене?

— Вот я и хочу изменить такое положение.

— Не отвлекайся, формулы — вот твой конек!

Валентин, похоже, пытался достучаться до сердца своей возлюбленной, но Маша этого не хотела — и тут уж, Таня знала, ее бойфренд может хоть об стенку биться, бесполезно.

— И потом, как сравнивать несравнимое. Собачья верность! — Маша заходила по комнате, и Таня опять подумала, насколько же она отдалилась в последнее время от сестры, что не может понять ее раздражения. — Ведь никто не выяснял, насколько верна собака собаке. Человек тоже может быть сугубо верным. Например, своей работе, своему хобби, своим друзьям…

— Королева, но это же невинная шутка, — пытался успокоить ее Валентин. — Не понимаю, почему она вызвала такой шум…

— Я, пожалуй, пойду, — заторопилась Таня; еще не хватало присутствовать при разборках влюбленных.

— Сиди, — приказала ей Маша. — Валентин уже уходит. Он еще час назад собрался, да все тянет кота за хвост, придумывает всякие дурацкие формулы.

— Маша!

— Отставить разговоры, товарищ подполковник! Я вовсе не хочу, чтобы из-за меня российская армия лишилась своего боевого командира. Минутку, Танюша, обожди, я только провожу пана офицера до калитки.

Маша вернулась быстро, Таня еще только взяла в руки листок, исчерченный Валентином.

— Ерунда все это, — сказала Маша, — брось и не забивай себе голову.

— Слишком уж у него все просто, — заметила Таня, — взаимный интерес — и тут же вожделение. Этак выходит и собаки: взглянули друг на друга, и уже одна на другую взгромоздилась. Они же, наверное, еще обнюхают друг друга, потом…

— Все, все, — шутливо замахала руками Маша, — больше ничего о неверности я слушать не хочу. По-моему, в этой дурацкой формуле нет главного: человеческой сущности. Заинтересовался — и тут же захотел? А разум? А любовь? Да, наконец, просто роковая случайность, благоприятные обстоятельства… Неужели неверность — только похоть? Сиюминутный всплеск страсти, за которым нет глубокого чувства. Разве не может быть наоборот: всплеск, а в итоге — глубокое чувство…

— Да уж, — пробормотала Таня; листок ее отчего-то гипнотизировал, несмотря на собственное отрицание. — Получается, что эта формула разная для тех, кто изменяет и кому изменяют. Каждый будет вкладывать в нее свой смысл… Маша, а я с работы ушла.

— И правильно сделала, — сказала Маша. — Я уж не стала вмешиваться — Лене, конечно, твои копейки не нужны, держать тебя дома — не тот ты человек, а у Изольды работать, в ее подвале… Для него это лучший выход. Кто тебя там увидит!

— Не у Изольды, у Галины, — улыбнулась Таня.

— Какая разница. Это даже вернее, чем дома на цепи.

— Что-то, сестра, ты сегодня все иносказаниями.

— Злюсь, вот почему!

— Что-нибудь с работой?

— Хуже. Валик вознамерился уйти от жены и у меня поселиться.

— А ты этого не хочешь?

— Чего бы мне этого хотеть! Валентин — совсем не тот мужчина, с которым я мечтаю идти по жизни.

Она ткнула наманикюренным пальцем в оставленную им бумажку.

— Сама видишь, какой у него принцип. Взаимный интерес — вожделение — постель!

— А у вас с ним было по-другому?

— У нас было так же.

— Тогда зачем же ты с ним встречаешься? Мне казалось, тебе он нравится.

Маша снисходительно посмотрела на нее:

— А зачем ты сама вышла замуж за Леонида? От большой любви?

— По крайней-мере я раньше так думала.

— По крайней мере, — передразнила ее Маша, — раньше ты была честным человеком, а теперь вон врешь и не краснеешь.

Таня смутилась.

— Хорошо, у меня сегодня день такой: я или сама открываю глаза на правду, или мне ее открывают такие близкие люди, как старшая сестра… А правда в том, что я себе это внушала. Ну, что я люблю его.

— На самом деле в этот свой нелепый брак ты хотела убежать от Михаила. — Заметив, как враз помрачнело лицо Тани, Маша быстро заговорила: — Не слушай меня, Танюшка. Чего теперь наступать на больную мозоль? Почему я встречаюсь с Валентином, ты спросила. У нас в клинике завотделением с мужем разошлась, и теперь, чтобы поддержать упругость кожи, моложавость — иммунитет, одним словом, она себе гормоны колет. Чтобы, значит, не запятнать себя случайной связью. А по мне, так лучше принимать их в естественном виде. К тому же разве не приятно, когда за тобой ухаживает симпатичный мужчина, приносит цветы, дарит ночи, полные нежности, и ко всему прочему не торчит перед глазами с утра до вечера.

— Однако в последнее время он зачастил.

— То-то и оно. Мужчины — странные существа. Когда за них хочешь выйти замуж, требуешь оформить отношения, они бегут от тебя как от чумы. Когда же ты этого не хочешь, они начинают тебе навязывать свои руку и сердце прямо-таки с маниакальной настойчивостью.

— Не знаю, жалеть тебя или завидовать…

— Конечно, завидовать, потому что жить так, как ты живешь с Каретниковым…

— Да Бог с ним, Маш, не хочу я сегодня ссориться. И поминать всуе отсутствующих. У меня сегодня вполне миролюбивое, любознательное настроение…

— Любознательное? — повторила смеясь Маша. — Такого я еще не слышала. Надо же, и что тебе, Танечка, любо знать?

— Где мой муж берет деньги и куда потом их девает, — выпалила Таня.

Маша в момент посерьезнела, и две вертикальные морщины у переносицы, как всегда в таких случаях, отчетливо прорезались.

— Значит, вот оно что… — пробормотала она. — Хочешь, чтобы тайное стало явным?

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, сестренка, есть люди, которые производят хорошее впечатление, есть те, что производят плохое, а встречаются такие, которых навскидку не оценишь. Оттого что у них надводная часть, как у айсберга, всем видна — доброжелательность, чувство юмора, отзывчивость. Не человек, а душка. Но ты чувствуешь: это обман. Настоящий он внизу, под темной водой… Помнишь, что я сказала, когда впервые его увидела?

— Помню, — мрачно кивнула Таня. — «Не спеши, он не так прост, как кажется».

— Но ты на меня вызверилась, представила чуть ли не дуэньей, которая без конца читает тебе нотации и учит жизни. Надсмотрщиком, что постоянно следит за тобой и не дает тебе никакого житья. К тому же у меня якобы извращенное представление о твоих друзьях и о людях вообще, что я вижу в них только плохое… Ты обидела меня, Таня!

— Знаю. Прости меня, пожалуйста, Маша. Последние пять лет — нет, вру, всю предыдущую жизнь — я вела себя по отношению к тебе как неблагодарная свинья. Одно могу сказать в оправдание: к себе я относилась еще хуже. Я ненавидела себя и весь мир. Кроме разве что Шурки.

— И Леньки, — горько добавила Маша.

— Да, к нему я относилась лучше, чем к тебе, но не потому, что он этого заслуживал, а потому, что представлялся мне, со всеми его недостатками и даже пороками, все равно лучше того, предавшего.

— Теперь ты успокоилась?

— Насчет Леньки?

— Нет, насчет предавшего.

— Наверное, успокоилась.

Таня долгим взглядом посмотрела за окно, как будто тот, о ком они говорили, стоял там и мог все слышать.

— Предваряя твой вопрос, я даже могу сказать, что почти простила его, но это как в том анекдоте про патологоанатома, который ты мне рассказывала. Он все знает и все умеет, но уже поздно.

— В жизни нет ничего невозможного.

— Есть. Нельзя вернуть прошлое. И склеить разбитое. Наверное, за эти годы он возненавидел меня — я не простила его за такую мелочь! Как он думает. Мужчины ведь не считают измену предательством и вообще чем-то из ряда вон выходящим.

— Ты не права, Таня…

— Что ж, я тебе верю, — заторопилась та, понимая, о чем Маша опять начнет говорить. — Но я пришла к тебе совсем с другим. Тем, что меня в самом деле тревожит… Вчера Ленька принес мне сто тысяч рублей.

— Вы собрались купить что-то крупное?

— Нет — как писали раньше классики, это нам с Шуркой дали «на булавки».

— И ты не знаешь, откуда у него такая сумма?

— Тут другое. Всю ночь Леонида не было дома. Правда, он предупредил, чтобы я его не ждала, а недавно перезвонил вроде с работы и сказал, чтобы этих денег я пока не трогала, потому что в них возникла срочная необходимость.

— При его работе вполне могла возникнуть.

— Это еще не все. Однажды был случай, о котором я тебе не рассказывала: отчего-то не придала ему значения. Приписала мелькнувшую у меня тревогу тому, что Ленька расхвастался передо мной, а потом просто у него ничего не вышло…

— И что это было?