А Марк прижимал ее к себе, кивал, и у него на скулах ходили желваки от бессильной ярости перед ее страданиями и невозможности чем-то помочь прямо сейчас, давно прекратив всякие попытки успокоить ее, и только торопил водителя, и так старавшегося изо всех возможностей ехать быстрей.

Клавдия проснулась, как очнулась от бредового черного обморока, ничего не помня и не понимая. Она открыла глаза и увидела перед собой потолок.

Обычный потолок, но почему-то показавшийся ей знакомым, вон то пятно на нем точно какое-то знакомое, повернула голову набок и обнаружила еще и знакомый шкаф, а за ним и часть комнаты, поняла, что лежит на кровати Марка в его квартире. Клава перевернула голову в другую сторону и увидела самого Марка, спящего поверх одеяла на второй половине кровати почему-то в домашних джинсах и изрядно помятой футболке.

Хотелось пить. Это первое, что почувствовала Клавдия, и зашевелилась под одеялом, намереваясь встать с кровати. Марк, видимо уловивший это ее движение, открыл глаза, и взгляд его сразу же сделался озабоченным.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он охрипшим голосом.

– Не знаю, – честно призналась Клавдия. – Пить очень хочется.

– Я принесу, – пообещал Марк, приподнялся на локте, придвинувшись поближе, и внимательно всмотрелся в лицо Клавдии. Похоже, что он увидел в нем что-то обнадежившее, поэтому кивнул, коротко поцеловал ее в щеку и в лоб и встал с кровати.

Оказалось, что ходить за водой никуда не нужно, бутылка и стакан стояли наготове на небольшом столике у окна.

Клавдия долго жадно пила, затем перевела дыхание и спросила:

– Как я здесь оказалась? – И повела вокруг рукой, державшей стакан, уточняя определение «здесь».

– Ты не помнишь?

– Что именно? – переспросила Клава и нахмурилась. – Я передала этому товарищу из органов папку, потом мне стало как-то плоховатенько, и ты усадил меня в кресло, а потом… потом я заплакала и… Нет, не помню. Так, что-то отрывочное.

– У тебя началась истерика, – забрав у нее стакан, объяснил Марк, – спровоцированная сильнейшим стрессом, беременностью и испугом за ребенка.

– А…? – Клавдия непроизвольно прикрыла рукой живот.

– Нет, нет, – поспешил успокоить ее Марк, присев на кровать, и наклонился поближе, – с малышком все в порядке.

– Откуда мы это знаем? – тоном наводящего вопроса подсказала Клавдия.

– Когда я тебя сюда привез, нас уже ждал врач, срочно присланный ребятами из конторы, а я успел, пока мы ехали, проконсультироваться по телефону с Амирой Ашотовной, описав твое состояние и спровоцировавшие его события – то, что вы с ребенком чудом избежали аварии.

Клавдия кивнула, соглашаясь с его решением не упоминать про историю с документами.

– Она дала свои рекомендации, а врач, которого прислали из конторы, сделала тебе успокоительный укол, безопасный для малыша, и ты заснула.

– А ты почему заснул в одежде? – подергала она его за рукав футболки.

– Сначала общался с доктором, которая целый час наблюдала за твоим состоянием, потом беседовал с приехавшим Александром Ивановичем и его коллегами. Поработал немного, надо было подождать и проследить за твоим сном. Вскоре, как и предполагала доктор, ты начала беспокойно крутиться, и я сделал тебе еще один укол – мне она показала, как и куда надо колоть. А потом так и заснул рядом.

– А как вся эта история с Анжели закончилась?

– Для нас хорошо и окончательно, – придвинувшись еще ближе, заглянул он ей в глаза, – для нее, как я понял, все еще продолжается.

– А как ты очутился возле издательства? – Клавдия вдруг сообразила, что его там и близко не должно было находиться.

– Мне позвонил Александр Иванович, – и тут же пожурил недовольно: – А должна была поставить в известность ты сама.

– Не должна была, – строптиво возразила Клава, – не хватало еще тебя втягивать в эти дела и подвергать опасности.

– Клав, – заверил ее спокойным тоном Марк, – я и так уже в этих делах, поскольку к ним имеешь отношение ты.

– Ну ладно, – почти согласилась Клава, – но зачем ты такой весь грозный и недовольный вытащил меня из машины?

– А потому что вы там закрылись и непонятно что делали, – снова грозно заговорил Марк. – Все нервничают, и, что происходит, никто не понимает. В какой-то момент мне это все надоело, я и пошел за тобой.

– Ну вот мы и закончили с этими делами, – с грустью улыбнулась Клава и спросила: – А что с нашими делами, Марк?

– Как что? – не понял он сути вопроса. – Все в порядке с нашими делами.

– А поконкретней? Может, у нас с тобой разное понимание порядка в делах.

– Как у нас может быть разное понимание, Клав, если оно всегда одинаковое? – удивился профессор.

– Да как же одинаковое, – хмыкнула Клавдия, – все эти годы я хотела жить с тобой, быть с тобой, а ты боялся и не хотел. Разве ж это одинаковое?

– Клав, – скривился от недовольства Марк, – ты же знаешь, критику я признаю, но не приветствую. Мы уже обсудили с тобой и признали, что это было ошибкой в расчетах, теперь можно просто жить дальше, стараясь не делать ошибок.

Она вытащила из-под одеяла руки и притянула его к себе, Марк с удовольствием, словно только этого и ждал, поддался, просунул руки ей под спину и обнял-прижал, уткнувшись лицом в ее шею, нагревая горячим дыханием ключицу.

– Ты мне даже толком в любви не признался, – укорила его Клавдия, – так, мимоходом один раз.

– Ну в какой любви, Клав, – ворчливо попенял ей Марк. – Что я тебе скажу: «Клавдия, я тебя люблю», так, что ли? Ерунда какая-то. – Он помолчал, сопя в ее ключицу, и от его дыхания Клавдии становилось щекотно, но она терпела и улыбалась пока он не видит, слушая его самое важное признание в жизни. – Помнишь, я тебе как-то рассказывал, что многие законы в макро- и микродинамике и в физических процессах, описываются одними и теми же уравнениями, которые разнятся между собой лишь, используемыми в них, определяющими зависимость переменных параметрами, коэффициентами и константами, которые и отражают базовые, глубинные основы данного описываемого процесса и закономерности природы этого процесса? Ты есть такая вот определяющая константа моей жизни. Понимаешь?

– Угу, – отозвалась Клава, даже головой покачала, хоть он и не видел.

– Коэффициент и главная константа уравнения, описывающего меня, законы природы моей жизни, базовые, глубинные основы моего существования как такового. Понимаешь? – Он вытащил руки из-под ее спины и отстранился, чтобы видеть ее лицо.

– Понимаю, – уверила его Клавдия со всем пылом. – Если поменять или убрать меня, то есть ту самую константу, то это станет другое уравнение. Правильно?

– Не другое, – растолковывал Марк. – Уравнение станет описывать совсем иной процесс, то есть совершенно другого человека, не меня. То есть без этой константы природный процесс становится совершенно другим.

– Проще говоря, – подвела итог Клавдия, стараясь сохранить серьезный тон, – ты без меня не можешь жить. Я правильно поняла?

– Но это же очевидно, – согласился профессор с такой упрощенной трактовкой, но не мог не растолковать окончательно: – Именно это я тебе и объясняю.


Через полгода по всем новостным каналам мира прогремела ураганной волной горячая новость:

«Известный российский бизнесмен Ираклий Гранический во время круиза по Средиземному морю, который совершал со своей молодой женой, гражданкой Франции мадам Анжели Карно, катаясь на водном скутере, не справился с управлением. Скутер налетел на скалу и потерпел крушение. Ираклий Граничевский получил тяжелейшие травмы и находится на грани смерти, мадам Карно доставлена в больницу с многочисленными травмами разной степени тяжести и сотрясением мозга. По настоянию мадам Карно и родственников господина Граничевского, ее вместе с мужем срочно транспортировали в Швейцарскую клинику спецрейсом их личного самолета. Подробности происшествия мы сообщим в наших следующих выпусках…»


Алексей Маркович Светлов, довольно посапывая и поглядывая на склонившееся над ним лицо мамы, придерживая ладошкой ее грудь, словно опасаясь, что та может куда-то внезапно деться, старательно и с удовольствием изволили откушивать.

– Какое-то странное дело! – Марк недоуменно поворачивал в разные стороны довольно большую и явно тяжелую коробку с фирменным логотипом известной логистической компании.

– Это курьер приходил, что ли? – спросила Клавдия, удивляясь не меньше мужа.

– Да, два курьера, – подтвердил тот, поставив коробку на журнальный столик, и посмотрел на жену. – Еще и букет доставили. Красивый, между прочим, и здоровый. Есть предположения, от кого и что это такое?

– Нет, но мы можем вскрыть ее и узнать хотя бы про «что это такое», а там, глядишь, подтянется и «от кого», – весело предложила Клавдия, – если, конечно, это не ошибка.

– Не ошибка, – уверил Марк, проверяя надпись на коробке, – тут указан наш адрес, наши фамилия и имена-отчества.

Алексей Маркович Светлов издал непонятный звук и насупил бровки, выказывая недовольство вмешательством в его размеренный процесс принятия пищи.

Клавдия усмехнулась и переложила сына на другую руку. Малыш поворочался с тем же недовольным, нетерпеливым видом, но, получив заветную грудь, успокоенно вздохнул и занялся делом.

– Ну, что, открываем? – спросил у Клавдии Марк.

– А то, – поддержала его жена, – не смотреть же на нее.

Решили, что нет, не смотреть, и Марк, сходив за ножницами и ножом, принялся вскрывать упаковку и первым делом извлек из коробки небольшой пакет с чем-то мягким внутри. В пакете оказался совершенно фантастический, потрясающий костюмчик для младенца-мальчика от известного дизайнера. Не костюмчик, а сказка: настоящие брючки, кипельно-белая рубашечка с жабо, жилеточка на крохотульных пуговичках и пиджачок, и даже галстук и бабочка в придачу таких умильных миниатюрных размерчиков – сюсюшечки сплошные до умильной слезы.

– Так, и что это нам объясняет? – произнес Марк, вертя в руках костюмчик.