«Господи! – подумала вдруг острой четкой мыслью Клава. – Как же он прав! Как бесконечно он прав!»

Ну, на самом деле, о чем жалеть? Что она тут слезы пускает и разнюнилась! Вещи пострадали? Да хоть провались они все разом, разве ж в них дело! Ведь над ней, Клавой, никто не издевается, не пытает, не угрожает родным и близким, и они все живы-здоровы и в полном порядке – подумаешь, барахло перетрясли ну подумаешь же в самом деле!

Вот сидит человек, самый родной и близкий в мире, и пытается решить твою проблему, воспринимая и считая ее своей, просто потому что так установлено в его системе жизненных приоритетов, ценностей, правил, в его разуме и восприятии жизни и в его крови.

– Я тебя люблю, – сказала Клавдия, слезливо шмыгнув носом.

– Я тоже тебя люблю, – автоматически ответил он и пожурил: – Не отвлекайся. На чем мы остановились?

– На… – улыбнулась она просветлевшей беспомощной улыбкой, – …том, что мы не знаем…

– Да, – вернулся к рассуждениям Марк, – мы не знаем всех переменных данного алгоритма. Насколько профессионально следили за адвокатом, какие дела его связывали со Смирновым, мог ли быть «приятный пожилой человек» замешан в эту историю, то есть сообщником адвоката, достаточно ли тщательно они обыскали его дом, участок и машину адвоката. Но если принять за основу, что все, что сказала тебе француженка, стопроцентная правда, то, Клав, – поднял голову и посмотрел на нее Марк, – получается, что бумаги должны быть у тебя.

– Но у меня их нет, – напомнила она.

– Но у тебя их нет, – кивнул Марк, – а должны быть. Ты все проверила?

– Что я должна проверять, Марк, если у меня их нет и быть не может! – И приподняв плечи и разведя руками в стороны, Клава повторила: – Просто нет и никогда не было.

– Ты должна подумать, – очень серьезно сказал Марк, – ты должна все детально вспомнить, прямо пошагово: во столько-то приехала, то-то сказала, это сделала. Все, до мелочей. Я тебе помогу, составлю список последовательных вопросов, и мы проанализируем весь твой день.

– Я не могу сейчас ничего анализировать, – призналась Клавдия. – Я неимоверно устала, меня уже ноги не держат и глаза закрываются.

– Хорошо, – кивнул, соглашаясь, Марк, – завтра с утра этим займемся. Давай спать укладываться. – И поднявшись из-за стола, распорядился: – Иди умывайся, я твой диван разложу.

– Марк, – окликнула она его и поблагодарила от всего сердца: – Спасибо.

– Ты о чем, Клав? – сильно удивился он.

– Ну о том, что ты помогаешь и спасаешь меня, и вот взялся разбираться, – начала что-то объяснять она…

– Клав, – недовольным тоном перебил ее Марк, – куда тебя понесло, что за ерунда? Какое спасибо? – и строго распорядился: – Иди умывайся, у тебя вон уже глаза закрываются.

А она посмотрела, посмотрела на него, думая о чем-то своем, вдруг резко прошагала через комнату, обняла порывисто, приподнялась на цыпочки и поцеловала в щеку.

– Ты самый лучший, – с чувством заверила Клавдия.

И, поцеловав его еще раз, столь же резко отпустила и, развернувшись, ушла в ванную комнату.

Часть восьмая

Еще окончательно не проснувшись, не открыв глаз, Клавдия почувствовала невероятное спокойствие и какое-то тихое, радостное умиротворение. Наверное, ей снилось что-то необыкновенное, светлое и радостное…

Улыбаясь от ощущения этой теплоты и уюта, она открыла глаза и… увидела перед собой лицо Марка, внимательно рассматривавшего ее.

И только теперь почувствовала, что он обнимает ее одной рукой за талию, а на другой его руке лежит ее голова.

– Ты… – выдохнула она осторожно, – …как здесь…

– Ты стонала во сне, – нахмурив брови, ответил Марк, – и вскрикивала, и очень тревожно спала. Сначала я приходил и успокаивал, помогало ненадолго, потом мне надоело бегать туда-сюда, и я лег рядом.

– И что, я перестала стонать и вскрикивать во сне?

– Перестала, – подтвердил он.

И они посмотрели друг другу в глаза и…, и им показалось, что где-то высоко-высоко зазвучала еле уловимая музыка органа. Она смотрела в эти невозможные, поразительные темно-серые глаза, напоминавшие наэлектризованную грозовую тучу, готовую вот-вот ударить в землю ослепительной мощной и губительной молнией – и пропадала, тонула в них…

А он всматривался в ее невозможные, поразительные малахитовые глаза и чувствовал, как затягивают они его безвозвратно…

И их перенесло в прошлое…

Самая середина мая, Сочи.

В Сочи проходил большой международный научный форум, который запланирован на целую неделю. Событие знаковое, необычайно важное для всего мирового научного сообщества, и в первую очередь, разумеется, России, как площадки для встречи мировой научной элиты.

В рамках первоочередных вопросов, обсуждаемых на форуме, профессор Светлов сделает доклад по теме: «Ситуационные прогнозы основных глобальных вызовов в условиях локальных отрицаний».

Очень красиво, очень заумно и как-то совершенно непонятно с точки зрения обычного человека, но коллеги с большим интересом ждали анонсированного доклада. Аудитория, перед которой предстояло выступать профессору Светлову, состояла сплошь из известных и маститых ученых всего мира, экономистов, бизнесменов высшего ранга и чиновников мировой управленческой элиты.

Выступил профессор Светлов блестяще. Его доклад вызвал настолько большой резонанс, что, нарушая всякий регламент, Марк еще долго отвечал на вопросы с трибуны и был «захвачен» коллегами, когда спустился с нее. Выйдя из зала, он продолжал отвечать на вопросы, приняв участие в стихийно возникших дебатах и наскоро давая интервью сразу нескольким телевизионным каналам, причем разных стран.

В то же время он то и дело украдкой посматривал на часы, задумываясь о чем-то отвлеченном, чувствуя нарастающую потребность отстраниться от своего доклада, от напряжения и волнения, связанного с ним, и от его активного обсуждения, перевести дух и…. И для этого ему нужна была Клавдия.

Необходима. Прямо сейчас.

Нужно было срочно провести их обычную «психотерапию» – прогуляться и посидеть где-нибудь в совместном медитативном молчании. Он даже знал где – здесь в Сочи Марку и Клавдии приходилось уже бывать на научных собраниях, и не раз, и у них уже имелось «свое» облюбованное местечко, которое они обнаружили в первый же приезд, местечко, где практически не появлялись люди, а вид оттуда открывался прямо таки потрясающий. Далековато, правда, но можно и такси взять, а не идти пешком.

«Все можно, главное, добраться до Клавы», – с нетерпением думал профессор Светлов и все поглядывал и поглядывал на часы, отмеряя в голове – вот ее самолет приземлился, она без багажа – значит уже в такси, вот должна доехать до гостиницы, вот….

И сбежал самым банальным образом – как-то ужом просочился между пытавшимися задержать его коллегами, кивая на ходу и бурча что-то невразумительное, отдаленно похожее на смутное обещание из разряда: «Я подойду». Не врал, между прочим, ни разу – обязательно подойдет, вопрос лишь в том, когда.

Сбежал. И поспешил в свою гостиницу, в которой давным-давно, еще несколько месяцев назад, забронировал номер для Клавдии. Поселиться в Сочи в дни форума было практически невозможно не только в гостиницах любого класса, но и в частном секторе – настолько большим оказался интерес к этому мероприятию, и не просто в ученом мире, но и у бизнесменов, чиновников высшего звена, да и у обычных граждан, поскольку многие доклады будут представлены в открытом доступе и даже транслироваться на специальных каналах в прямом эфире, то есть для широкой аудитории, и билеты на них были распроданы задолго до начала самого Форума.

Клавдия подустала.

С утра успела поработать с бумагами, потом в аэропорт, самолет немного задержали, всего на полчаса, но накапливающееся напряжение усиливалось. В Москве дождь, а тут вышла из аэропорта – в другой мир, в другую жизнь – лето вовсю! Парит-жарит под тридцать градусов!

Пока добралась до гостиницы, пока заселилась, совсем сомлела и еле дождалась, когда можно будет наконец принять душ и смыть с себя вместе с усталостью и это накопившееся напряжение. До встречи с Марком далеко – у него доклад, потом обсуждения-прения, а это надолго, раньше позднего вечера его нечего и ждать. Вот и ладненько – значит можно поплескаться подольше.

Дверь в ее номер была не заперта, а открыта на небольшую щелку.

Водилась за Клавдией такая привычка – в номер войдет, сразу с порога осматриваться начинает и ручкой эдак небрежненько у себя за спиной – эть, как отмахнется, дверку вроде как захлопнет. А дверка та – э-э-э-э, лениво эдак прикрывается, но не до конца, и замок не защелкивается.

Сколько раз так уже было! Марк постоянно распекал Клавдию по этому поводу и бесконечно напоминал про то, что надо двери закрывать и проверять, что закрыла. Но это мало помогало – нет-нет, да и забудет закрыть дверь, как вот сейчас, может так и полдня проходить, не замечая.

Он заранее насупился от этой ее безалаберности, собираясь строго отчитать, раздраженно шагнул в номер, не преминув захлопнуть за собой дверь, и позвал строгим голосом:

– Клава!

Прошел через небольшой коридорчик в комнату и… и замер.

Она стояла возле кровати голая, мокрая и, подняв руки вверх, раскручивала полотенце на волосах. Услышав его голос, она резко обернулась.

Через распахнутую балконную дверь в комнату беспардонно ломилось розово-алыми лучами заходящее солнце, нежно озаряя нагое, мокрое точеное тело. Кожа светилась необыкновенным жемчужно-розовым светом, превращая женщину в нереальную, словно парящую над землей и обыденностью сияющую богиню…

Застигнутая врасплох, она замерла, так и продолжая держать в поднятых руках полотенце, из которого, как в замедленной съемке медленно-медленно падали мокрые сверкающие на солнце пряди волос…

И смотрели на него невероятные, широко распахнутые от неожиданности малахитовые глаза.