– Так! – произнес вдруг кто-то громко прямо у Клавдии за спиной.

– А-а-а!! – заорав, дернулась она от испуга всем телом, едва не подпрыгнув, и резко развернулась на месте.

– Что здесь происходит? – грозным и недовольным тоном поинтересовался профессор Светлов, требовательно глядя на Клавдию.

– Марк! – прокричала она и, не удержавшись от переизбытка чувств, принялась колотить его ладошкой. – Ты напугал меня ужасно! Что ты подкрадываешься?! Я думала, у меня сердце выскочит!

– Тебе нельзя волноваться, – пораженно уставившись на буйствующую Клавдию произнес Марк, никак не ожидавший от нее такой экспрессии, и ухватил ее за руку. – Ты себе руку так повредишь, Клавдия. Тебе противопоказан стресс.

– Это не стресс, – не могла никак остановиться и прийти в себя Клава, продолжая воинствовать и жаловаться одновременно: – Как ты меня напугал!

– Повторяю вопрос: что здесь происходит? Ты что, попала в какую-то историю?

– Марк! – На Клавдию вдруг нахлынули совсем другие эмоции, и она, глядя широко раскрытыми от испуга глазами, обхватила его истово, порывисто и прижалась изо всех сил. – Марк! – сквозь перехватившее спазмом горло проговорила она. – Как хорошо, что ты пришел!

– Да? – подивился Марк, обняв ее свободной от портфеля рукой.

– Да! – подтвердила Клавдия, прижимаясь к нему, и вдруг заплакала. – Это просто замечательно, что ты пришел! Ты даже не представляешь, как замечательно!

– Клава, – твердо произнес Марк, чуть отстраняя ее от себя, и внимательно всмотрелся в лицо девушки. – Что случилось? Я должен знать и понимать, что происходит в моем доме и в моей жизни?.

– Это не твой дом, – слезливо хлюпнула она носом и напомнила ему автоматически: – Это мой дом и моя жизнь.

– Какая разница! – очень строго и недовольно отрезал профессор.

А она обескураженно уставилась на него, моментально перестав плакать, только стерла резким движением руки катившуюся по щеке слезинку и согласилась:

– Да, на самом деле, какая разница.

– Клавдия, – строго глядя на нее, спросил Марк. – Ты почему плачешь, ты же никогда…

Да, да, она никогда при нем не плакала, вот ни разу, да и вообще она практически никогда не пускала слезу, крайне редко, вот только когда папа умер, плакала всерьез, а так нет, может, потому что веских поводов не случалось.

– Неправда, – напомнила она, – позавчера, когда мы виделись, я тоже немного… Я теперь люблю поплакать, – сквозь вновь навернувшиеся с чего на этот раз слезы улыбнулась она ему.

– Это из-за твоего состояния, – пояснил профессор Светлов и, обведя комнату взглядом, спросил: – Я так понимаю, что это не ты тут порядок таким образом наводила, а в квартире побывали какие-то злоумышленники и все здесь перевернули?

– Да, не я, – утерев очередную слезу, уже улыбалась Клавдия, которой теперь, когда рядом оказался Марк, все было нипочем. Случившееся с ней казалось глупой ерундой, с которой легко и просто справиться, а то, как она сама с собой разговаривала у двери, и вовсе стыдоба сплошная, хорошо, он ее не застал за этим делом!

– Что-то пропало? – выяснял Марк.

– Не знаю, – легкомысленно пожала она плечами.

– Насколько мне известно, лучше ничего не трогать и ни к чему не прикасаться, пока не приедет полиция, – произнес профессор деловитым тоном, обводя разгромленную комнату более внимательным взглядом.

– Не надо полицию, – отказалась Клавдия. – Зачем полицию?

– Клавдия, – принялся объяснять ей Марк, – в квартиру вломились злоумышленники, явно что-то искали и, скорее всего, ограбили. Этим должны заниматься компетентные органы. Проводить следствие и задерживать преступников – их обязанность. Что здесь непонятного?

– Да ничего они не украли, – отмахнулась Клавдия, совершенно и окончательно успокоившись, и неосмотрительно добавила: – И точно не нашли то, что искали.

– Та-а-ак, – протянул профессор, острым взглядом изучая ее, и отчитал: – Я, кажется, спросил: «Что происходит?». И, как я понимаю, ты точно знаешь ответ.

– Знаю, – кивнула Клавдия, вздохнула безнадежно и пожаловалась: – Есть хочется. Давай что-нибудь придумаем?

– Полиция? – уточнил ровным, деловым тоном Марк.

– Нет, – покачала головой Клава.

– Тогда найди тут среди этого… – покрутил он неопределенно рукой и отдал распоряжение, – то, что тебе понадобится на несколько дней, и соберись.

– Куда? – не сообразила она.

– Клавдия, – произнес Марк тоном преподавателя, уставшего повторять одно и то же нерадивому ученику. – Я понимаю, ты испугалась, сильно переволновалась, но не до такой же степени, чтобы совсем не соображать. Домой, конечно. Поживешь у меня, пока мы разберемся, во что ты угодила, и справимся с проблемой. Завтра вызову Ирину Константиновну, и вы с ней вместе наведете здесь порядок.

– Марк, – возразила Клава, – там Валерия. Ты же знаешь, я не остаюсь у тебя ночевать, когда ты с женщинами.

– Нет там никакой Валерии, – чуть насупившись, заверил он и проворчал: – Нечего обсуждать. Тебе нужна помощь в сборах?

– Не знаю, – снова выразительно вздохнула Клавдия.

Собралась она быстро, но только потому, что никак не могла сообразить, что ей надо взять из разложенных по полу вещей, – всё ходила, смотрела: то одно что-то вытащит, посмотрит, не понимая надо – не надо, то другое, пока Марк не прекратил это «ковыряние на барахолке», распорядившись:

– Так, все, хватит. У тебя там какие-то вещи есть, возьми то, во что завтра переоденешься, необходимую косметику и эти, чем лицо мажешь, и поехали.

Как ни странно, но, осмотрев довольно внимательно дверь, Марк не обнаружил явных следов взлома, и даже более того, когда они запирали замки, то верхний, вечно капризничавший и заедавший, закрылся.

Вот такие чудеса! Починили, что ли, его взломщики? Заботливые какие, а.

Марк потребовал объяснений, как только они, оказавшись у него дома, переоделись, умылись и решили, что будут готовить на ужин. Поразительно, как это он удержался от расспросов в такси. Пятерка за терпение профессору.

Что ж ему еще и ждать, когда они спокойно-неспешно поужинают, уберут за собой посуду, присядут чинным порядком перед выключенным телевизором и вот тогда уж… да сейчас!

И Клавдия рассказала, начиная с триумфального, ошеломившего весь бомонд появления в России несколько лет назад мадам Ажели Карно.

– Карно, Карно? – насупив брови, вспоминал что-то Марк. – Да, помню, – кивнул он, – французский физик и математик середины девятнадцатого века. Изобрел и рассчитал «Цикл Карно», идеальный круговой процесс в термодинамике.

Ну еще бы он что-то не вспомнил! У него феноменальная память на числа, цифры, даты, на имена известных ученых и их достижения и, разумеется на все, что связано с математикой. Впрочем, не только с ней – если его что-то интересовало из обычных житейских вещей, Марк мог и это запомнить, присвоив событию статус «нужно», «интересно», «занимательно» или «важно». В любых других случаях он благополучно игнорировал происходящее.

– Марк, – остановила его Клава, – это точно не о нем.

– Да, точно, – кивнул он, соглашаясь, – продолжай.

И она продолжила подробнейшим образом рассказывать все, что с ней произошло.

– Так, – заключил Марк, выслушав девушку.

Он встал из-за стола, взял одну записную книжку со столешницы, вернулся, сел на место, выдернул из стакана с ручками-карандашами, всегда стоявшего в центре обеденного стола, шариковую ручку и принялся заносить в блокнот какие-то заметки, понятные только ему одному.

Блокноты для Марка заказывала Клавдия – форматом чуть меньше ученической тетради, но на тридцать шесть листов и разноцветные: зеленые – для тумбочки в спальне, желтые – для гостиной, оранжевые – для кухни – так Марку было проще запоминать, по ассоциации, где и какая мысль его посетила – мысль-место-цвет, как-то так он ей объяснял. Это они вместе придумали такой ход с цветными блокнотами, а ручки-карандаши везде лежали без счета, за этим уж следила Ирина Константиновна, его преданнейшая домработница.

– Значит, мы не имеем достоверных и четких вводных параметров, – говорил Марк, чертя что-то в блокноте, – потому что не знаем, насколько качественно велась слежка за адвокатом и насколько достоверно известно, что, получив документы, он нигде не задерживался, ни с кем не встречался, не разговаривал и не имел возможности спрятать или кому-то передать документы до того, как приехал к этому твоему свидетелю. Как его фамилия? – посмотрел он на Клаву.

– Смирнов, – рассеянно ответила та и улыбнулась: – Такой, знаешь, приятный пожилой человек, спокойный, рассудительный и очень позитивный.

– И не знаем, – продолжил Марк ход своих рассуждений, – какие дела были у позитивного Смирнова с его адвокатом. Может, как раз эти дела с документами и были и до твоего приезда они успели очень надежно их спрятать, а потом тот изображал этой Анжели Карно и ее подручным рвение в поиске бумаг.

– Это так…… так ужасно. – У Клавдии дрогнул голос, и снова навернулись слезы.

И Марк, услышав этот дрогнувший голос, вскинул голову и посмотрел на нее вопросительно.

– Это реально страшно, понимаешь? Чувствовать и осознавать, что кто-то следит за тобой, за каждым твоим шагом. Что кто-то может беспрепятственно шариться по твоей жизни, войти в твой дом и перевернуть там все вверх дном, трогать твои вещи. И мало что напугали, гады такие, так еще и портфельчик мой любимый забрали…

– Я куплю тебе новый, – остановил ее спокойным голосом Марк и пояснил: – Твое пространство не определяется квартирой, домом и тем более вещами. Оно совсем в другом. Если случится какая-нибудь сложная ситуация, например, тебе срочно понадобятся средства, и ты продашь квартиру вместе со всеми вещами в ней, и кто-то чужой начнет там жить, да, тебе будет грустно и обидно, но ты не воспримешь это как вторжение в твое пространство. Твое личное пространство находится внутри тебя, это твоя личность, твой разум, ты сама со всеми своими мыслями и индивидуальными отличиями. И проникнуть в него никто не способен, только если ты сама это позволишь, и то лишь в какую-то малую его часть. Это вселенная, твоя личная вселенная, и вещи в ней ничего не значат.