– Потому что она опасна? – осторожно спросила Клава.

– Потому что она величественна. И это ее игра и ее жизнь, а вы случайно в нее попали и не имеете к ней никакого отношения. – Эльвира Станиславовна перевела дыхание, задумалась о чем-то и призналась: – Я много чего насовершала в жизни, и, как у каждого человека, не все эти свершения были морально безупречными, а порой и… И если бы каким-то образом вдруг всплыли задокументированные факты моей биографии, которые я не желаю обнародовать и накрепко храню, как свой секрет, я бы за них поборолась, – подумала и произнесла с нажимом: – Отчаянно поборолась, не стесняясь в средствах и способах и не заботясь о морали. Мои грехи, только мои грехи, и принадлежат только мне, и это единственное, что я возьму с собой в могилу, оставив добродетель потомкам, пусть вон мемуарчики почитывают, – кивнула она головой на портфель Клавдии.

С Эльвирой Станиславовной они сегодня засиделись за работой – то ли Карелину настолько вдохновил их разговор о француженке, то ли она заранее настраивалась на долгую работу, но факт остается фактом – засиделись.

К теме Анжели Карно не возвращались – на минуточку, тут дама не меньшей значимости имеется, и нечего высказывать лишнее почтение иным женщинам, пусть и весьма выдающимся.

Вот и занялись конкретной биографией и увлеклись, прервавшись лишь на обед, и, не выпадая из настроя, достаточно быстро с ним покончили почти в полном молчании и вернулись к работе. Сегодня продуктивно получилось.

Клавдия возвращалась поздно и ни про какую мадам Карно уже и не вспоминала. Вообще-то в силу характера и постоянной необходимости в течение долгих лет держать свои чувства, свое истинное отношение к Марку в рамках принятого и навязанного им общения и принимать ситуацию с мудрым смирением такой, какая уж сложилась, у Клавдии давно выработалась спокойная житейская рассудительность.

Ну да, произошло вот такое неординарное событие, и Клавдия не по своей воле, как бабушка это называет, «попала в историю». И что?

Бумаг этих у нее нет, и мадам эта французская, понимает, что нет. Вот пусть и ищут себе в другом месте, это ж не ее проблема и не она что-то там такое в жизни своей натворила гадкое, порочное до обморока, что не приведи господи станет известным, и тогда всё – разоблачение века, полетят клочки по закоулочкам и пропадать теперь безвозвратно. Вот пусть сама мадам со своими грехами и разбирается. А Клавдия? Ну страшновато, конечно, не без этого, и неприятно ужасно попасть в сферу чьих-то интересов, и люди эти могут что угодно сотворить, добиваясь своей цели, и что теперь? Бояться-бояться-бояться?

А если эта история начнет развиваться в совсем уж дряном для Клавдии направлении, она вон Василию позвонит, куратору бывшему, не постесняется попросить у него помощи и защиты, да и генералу и своему руководству – всему миру позвонит, постучит, в колокола позвякает и прокричит, если понадобится.

А сейчас-то чего дребезжать?

Ее вот волнует гораздо более трудная проблема – с того момента, когда она вчера объявила Марку, что ждет ребенка, тот пропал. При том, что обычно они хоть раз в день, да перезванивались или в крайнем случае обменивались СМСками. А тут ни звонка, ни сообщения. То есть он, может быть, и объявился бы, если бы Клавдия сама позвонила или сообщение послала. Но она не станет этого делать. Не станет, и всё. И вот это куда как важнее любой мадам Карно со всеми ее трагедиями, пропажами и великолепием.

Как понимать эту тишину? Всё, мы больше не дружим и не общаемся? Профессор в шоке по горло и тяжело переносит крутые жизненные перемены?

Измученная прошлой полубессонной ночью, бесконечным потоком воспоминаний прошедшим, как сериал без рекламных пауз, и пережитым испугом от встречи с француженкой, и многочасовой работой с Карелиной, Клавдия, добравшись до кровати, рухнула на нее и мгновенно заснула глубоким, исцеляющим сном.

И проснулась от телефонного звонка.

Подскочила, не соображая, кто я, где я и что это тут тренькает безостановочно и назойливо. Пару минут возвращалась к реальности из тягучего тревожного сновидения, схватила телефон, успев отметить про себя – не Марк.

– Клавдия, – услышала она голос Эльвиры Станиславовны, – приезжайте сегодня пораньше, к часу пополудни, у меня настроение со вчерашнего дня все еще рабочее, надо им пользоваться.

– Приеду, непременно воспользуемся, – пообещала Клавдия.

И посмотрела на время на экране смартфона – ого! Десять утра. Вот это она поспала, во сколько же она вчера отключилась? Где-то вполдесятого.

Нормально так.

Нынче Эльвира Станиславовна на других людей и чьи-то посторонние интересы не отвлекалась – всё в рабочем режиме. Выпили чаю, и Клавдия начала записывать за Карелиной, прервались на обед; как и вчера, в молчании быстро поели. После обеда несколько часов подряд плотно работали, снова попили чаю с разными изысками в Люсином исполнении, еще с часок поработали, но уже поспокойней, без спешки, в расслабленном темпе.

– На сегодня хватит, – распорядилась явно уставшая Эльвира Станиславовна. – Завтра суббота, не приезжайте, у меня гости, да и отдохнуть хочу от этих чертовых воспоминаний. В понедельник тоже не приезжайте. – И строго напутствовала: – Вам есть чем заняться, проверить все, что я вам тут наговорила за два дня. – И не удержавшись, проворчала: – Хотя я уж сто раз говорила, что присочинять и врать не собираюсь и не имею никакого желания.

– Да ладно, – примирительно успокоила ее Клавдия, пока та не раззадорила себя претензиями и окончательно не изворчалась. – Так же интересней – с настоящими справками, подтверждающими ваш рассказ, которые мы вставим в книгу.

– Идите уже, «интересней», – саркастически повторила за ней Карелина, отмахнувшись.

И только в этот момент стало очевидным, насколько сильно устала и даже измучилась пожилая дама. Да, нелегко даются мемуары, особенно если стараешься быть правдивым и не обелять себя, не приукрашивать и не героизировать свою роль в событиях. М-м-да.

Да и сама Клавдия, сев в электричку, почувствовала, что осталась совершенно без сил, даже не заметила, как начала дремать, просматривая документы, прислонив голову к окну, всякий раз вздрагивая, когда голова резко «клевала» вниз, снова пробовала вчитываться в документы и снова начинала дремать над ними под мерный стук колес.

Умаялась за эти дни, умаялась.

На перроне, как только Клава вышла из вагона, ее кто-то окликнул:

– Клавдия, здравствуйте!

Девушка повернулась на голос и увидела какого-то мужчину, выскочившего откуда-то сбоку, словно он ее поджидал (а ведь наверняка, и поджидал, раз окликает), но она не поняла, кто это, а тот почти нежно прихватил ее под локоток и спросил, излучая доброжелательность:

– Что, не узнали?

– Нет, – покрутила головой для пущей убедительности Клавдия и настороженно спросила: – А что, должна?

– Ну как же, – радовался мужик непонятно чему. – Мы с вами позавчера встречались, когда приходили с мадам Карно. Помните?

Вот теперь она его вспомнила – молчаливый и безликий охранник Анжели Карно. Клаве моментально сделалось очень неуютно, и шибанул холодок страха, смывающий с лица только-только начавшую было, зарождавшуюся, ответную улыбку, а он увидел, что она испугалась.

– Ну не надо пугаться, Клавдия Андреевна, – заулыбался мужчина открытой, располагающей улыбкой. – Мы по-дружески вас подвезем домой…

– Нет, – резко выдернула она свой локоть из его ладони.

– Не надо, – не выпустил он ее руки их захвата, продолжая улыбаться. – Даю вам честное слово, что ничего плохого мы вам не сделаем и никак не навредим. И действительно, подвезем к самому подъезду вашего дома.

– Когда? – воинственно спросила Клавдия, которую стало немножечко отпускать от первого естественного испуга.

– Вы очень умная девушка, – похвалил мужик на полном серьезе. – И это замечательно. Есть надежда, что не станете совершать глупости.

– Я не стану, а вы? – спросила она, глядя ему в глаза.

– А я тем более, – уверил он и снова заговорил с ней мягким тоном сердечного друга: – На самом деле мы действительно хотим отвезти вас домой прямо сейчас, только поговорим по дороге.

И, чуть сжав ее локоть, давая таким образом понять, что вступительная часть беседы закончена, он увлек Клавдию за собой по перрону.

Этим вот порядком – охранник чуть впереди, а Клавдия немного отстав от него, скорее из вредности и нежелания прямо вот так подчиняться какому-то незнакомцу – они и подошли к темному большому джипу, припаркованному у тротуара. Распахнув перед ней заднюю дверцу, охранник мадам Карно чуть подтолкнул девушки в салон, оббежал машину и шмыгнул на сиденье, рядом с ней.

– Здрасте, – мрачно поздоровалась Клавдия с водителем машины, здоровым таким мужиком с безразличным выражением лица, никак не отреагировавшим на ее приветствие.

Понятно, взаимной радости от встречи не произошло, что не удивительно, поскольку Клавдия сразу же сообразила, что водитель этот многофункционален, наверняка громила еще тот, а сейчас качественно исполняет роль для молчаливого устрашения девицы. Усиливая, так сказать, эффект запугивания возможными страшилками. Машина тронулась с места, медленно вливаясь в дорожный поток автомобилей.

– Клавдия, – обратился к ней продолжавший улыбаться охранник. – За эти дни вы не обнаружили часом предмет интереса мадам Карно, о котором она вас спрашивала?

– Нет, – лаконично ответила Клавдия.

– Ну, не горячитесь, – как дитю неразумному попенял он, – мы же не бандиты какие, мы спокойно дружески беседуем.

«Ага, – саркастически подумала Клава, изучая массивный складчатый затылок водителя, покрытый коротким ежиком волос неопределенного цвета. – Не бандитье, конечно, конкретное и отчетливо выраженное, но тоже мало хорошего».

– Вы знаете, когда меня хватают под руки и заталкивают в машину незнакомые мужчины, я как-то плохо располагаюсь к доверительной беседе, – съязвила она, отчего-то внезапно успокоившись.