И, процитировав надпись из американского салуна времен Дикого Запада: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!» – Клавдия вручила генералу макет книги.

И ведь получилась! И еще как получилась!!

Настоящий бестселлер, мемуары побили все рейтинги продаж.

Генерала Знаменцева принялись донимать СМИ, записывать интервью за интервью, издательство предложило ему рекламные поездки по крупным городам – одним словом, книга имела настоящий успех.

А вскоре к Клавдии обратились руководители того самого известного ведомства через бывшего куратора Василия с предложением поработать в столь же тесном сотрудничестве с еще одним отставным сотрудником их конторы, не менее легендарной личностью. И, встретившись с кандидатом в авторы, пообщавшись и посовещавшись с Александром Ивановичем, Клава согласилась.

Часть седьмая

Вновь мемуары получились необычайно захватывающими и имели не менее громкий успех. Начальство ликовало и напирало на необходимость продолжать работу и показало ей списки желающих оформить подобным образом воспоминания своей красочной жизни.

– Так и что это? – удивилась Клавдия, просматривая список известных личностей, и даже пыталась шутить: – Представленные к правительственным наградам или заявки на захоронение на Ваганьковском кладбище?

– Нет, Клавдия. – Начальник ее веселья не разделял. – Это список тех знаменитых личностей, которые изъявили желание, чтобы ты занялась их мемуарами.

– О как, – оценила звездный масштаб желающих девушка.

– Ну, ты не грузись, это я тебе показал для того, чтобы ты понимала, каким спросом пользуется твоя работа, – успокоил он и сообщил: – Я уже выбрал, с кем ты будешь работать над следующей книгой. – И назвал громкую фамилию известного культурного деятеля.

Клавдия порассматривала еще немного списки, вздохнула, осторожненько положила на стол листок с именами знаменитых граждан страны и скромненько ответила:

– Нет.

– Что нет? – обалдел начальник.

– Я не буду работать с этим человеком.

– Что значит, не буду? – в полном недоумении уставился на нее начальник. – Это твоя работа, тебе дали задание, так что никаких «не буду». Я дал распоряжение, с кандидатом все оговорено.

– Это не моя работа, – напомнила Клавдия. – Я предложила работать с мемуарами только Александра Ивановича, и только потому, что очень хорошо его знаю и он мне почти родственник, да и вторые мемуары мы писали с человеком, которого порекомендовал мне Знаменцев. А так я обычный редактор.

– Так это ты раньше была обычный редактор! – взбодрился начальник, решив, что девочка просто чего-то недопоняла. – А сейчас ты, Клавдия, наша гордость, звезда. У тебя прекрасно получились две книги. Продажи смотрела? То-то. Теперь будешь специализироваться записчиком мемуаров. План мы составили на год, в очередь желающих выстроили, помогать и поддерживать будем во всем, так что вперед.

– Нет, – твердо повторила Клавдия. – Вы меня не поняли. Я не хочу больше заниматься мемуарами, тем более с этим человеком.

– Так, действительно, не понял, – даже как-то растерялся начальник.

– Мне этот человек не нравится, и никогда не нравился, и никакой работы у нас с ним не получится.

Клавдия стояла на своем – не хочу больше и не буду, начальство настаивало, возмущалось и грозило. Клавдия говорила: «Тогда увольняйте!» Начальство принималось уговаривать, она отвечала: «Да не хочу я с этим козлом работать и не буду, и вообще с меня хватит».

Закончилось тем, что начальство – на то оно и начальство – укатало-таки взбрыкнувшую было подчиненную, но на ее условиях.

Первое, что потребовала Клава, – работать она будет исключительно с тем человеком, которого выберет сама и только после предварительной встречи с кандидатом, разговора и пробных записей.

Второе – никакой сплошной «толерантности за ваши деньги» и «опускания», кого закажут, не будет категорически. Третье – никаких «мужественных» разоблачений тех, кто уже не опасен, потому что почил с миром или уже просто не имеет никакого влияния и связей, тоже не будет. И четвертое – проверять она будет любую информацию досконально и подробно.

Ну в этом издательство было заинтересовано не меньше нее самой и всячески поддерживало Клавдию.

Все, договорились. И пошло новое дело у Клавдии Невской, и пока это было ее основной работой.

Нет, точно с ней что-то странное происходит! Ну нельзя же второй день подряд вертеть в голове сплошные воспоминания! Она вообще-то думала о том, как себя обезопасить от мадам Карно, а вместо дельного решения опять погрузилась в прошлое, как старушка какая, вздыхающая об ушедшей молодости и том залетном молодце.

Надо с этим завязывать.

– Почему вы позволяете себе опаздывать? – с порога наехала на нее Эльвира Станиславовна, находящаяся в крайней степени раздражительности, отчего, видимо, и пошла открывать дверь сама.

– Извините великодушно, – тоном рапортующего солдата отчеканила Клавдия, – была насильственно задержана гражданкой иностранного государства мадам Анжели Карно.

– Зачем? – спросила старуха прокурорским тоном, посверлив девушку взглядом.

– По ее личным делам, – рапортовала, дурачась, Клавдия и произнесла нарочито просительно: – В дом-то пустите? Чайку бы с дороги.

– Входите, – отступив в сторону, пропустила ее хозяйка, захлопнула за ней дверь и величественно поплыла впереди Клавдии в гостиную, назидательно поучая: – В вашем положении, барышня, не чаи надо пустые гонять, а обязательным порядком необходимо хорошо питаться.

– В каком положении? – переспросила Клавдия.

Ну так, на всякий случай.

– Неужели вы думаете, Клавдия, что я могу не определить, что женщина находится в положении. Я давно поняла, что вы ждете ребенка.

– Жду, – подтвердила Клава и поинтересовалась: – И что, это может как-то повлиять на нашу работу?

– Рассчитываю на то, что мы закончим мемуары до того, как вам станет трудно ко мне ездить.

– А уж как я на это рассчитываю, – поддержала ее Клава.

– Садитесь, – широким жестом указала на накрытый к чаю стол хозяйка. – Будет вам и чай, и правильное питание. Люся вон расстаралась, всякие десерты творожные приготовила и закуски.

– Вот спасибо-то, – все дурачилась Клавдия.

Сели за стол, Люся появилась откуда-то сбоку как-то незаметно и неслышно, как материализовавшаяся тень, принесла кипяток в большом фарфоровом чайнике, теплые еще плюшки прямо из духовки. Пока разливали чай, и Клава, обнаружившая, что всерьез проголодалась, налегала на десерты с плюшками, а хозяйка потягивала величественно из чашки свой напиток и закусывала крыжовенным вареньем, ни о чем не говорили. Но когда Люся, осмотрев стол и, видимо, получив какой-то знак от хозяйки, решила, что тут и без нее справятся, и так же беззвучно удалилась, Эльвира Станиславовна потребовала ответа:

– Так что она от вас хотела?

И Клавдия замерла на пару секунд, не донеся чашку до губ, посидела так, потом осторожно поставила чашку на блюдце и посмотрела на Карелину долгим задумчивым взглядом.

А та «держала» этот взгляд с величественным достоинством, и обе они понимали, что именно в данный момент решает Клавдия…

После того их последнего неожиданно откровенного разговора отношение Клавдии к этой невозможной старухе изменилось, укрепив ее в желании работать с ней. И даже не так – в их отношении друг к другу изменилось многое, они стали не то чтобы друзьями, но крепко зауважали друг друга.

И Клавдия, размышляя о том, что можно ей рассказать, и можно ли вообще рассказывать, и нужно ли, вдруг отчетливо поняла, что доверяет этой пожилой умнейшей женщине.

И рассказала все, как есть, всю интригу, в которую невольно, по чьему-то злому ли умыслу или эгоистическому расчету попала, как муха в паутину.

Эльвира Станиславовна сосредоточенно слушала, задала несколько вопросов по ходу рассказа девушки и долго, задумчиво молчала, когда Клавдия закончила свое повествование.

– Знаете, Клава, – задумчиво заговорила она, – есть такая уникальная порода женщин, которые рождаются королевами, даже если они родились на помойке. Это женщины с особой жизненной судьбой, с особой статью и силой и особо одаренные. С неким притягательным душевным огнем. И чем трагичней судьба этих женщин, чем больше испытаний и потерь они проходят, тем великолепней, величественней и изысканней они становятся, как бриллиант, который ограняет великий мастер-ювелир, придавая ему утонченную неповторимость. Ваша Анжели Карно относится именно к такой редчайшей породе женщин. Она великолепна, изысканна, как произведение искусства, и смертельно опасна.

– Мне показалось или вы на самом деле ею восхищаетесь? – подивилась Клава.

– Я уважаю и ценю сильные личности.

– Даже если они злодеи?

– Не имеет значения, добрый-злой, – недовольно отмахнулась Карелина. – Мощная личность неизменно завораживает, притягивает и вызывает невольное уважение.

– Гитлер, например, – вступила в интереснейшую дискуссию Клавдия.

– Детка, что Гитлер, что Сталин сумели заворожить и подчинить себе десятки миллионов людей своей харизмой и силой. Это ли не показатель их исключительной притягательности, хотя их обоих вряд ли можно назвать носителями добра. Их можно ненавидеть, обличать и бороться с памятью о них, но не уважать и отрицать мощнейшую силу их личностей невозможно.

– А женщины такого уровня?

– Женщины-политики – это не интересно, – пренебрежительно махнула рукой Эльвира Станиславовна. – Теряется главное – женская суть, манкость. Если говорить о женщинах и политике, то миром частенько правили фаворитки, а не жены, и фавориты при сильных бабах, дающих слабину в своей женской ипостаси, которые запускали расчетливых мужиков в свою постель. Но и все они не дотягивают до уровня тех женщин, о которых я говорю. Такие всегда свободны, как в своей жизни, так и в своей смерти и выборе ее. И не служат никому. Редкая порода. Единичные экземпляры. – И вдруг посмотрела на Клавдию острым, мудрым, каким-то глубоко задумчивым взглядом. – Если вы найдете эти документы или они к вам попадут каким-то образом, отдайте их ей. Сразу, не раздумывая.