Аж скулы сводило, как скучал!

В его уме не укладывалось, что можно скучать по кому-то.

Валандаться, что ли, ни хрена не делать и скучать?

Ага. Понял.

Значит, я вот так сижу себе ровненько и скучаю, а когда этот некто, которого я тут жду не дождусь, наконец придет, то я сразу же перестану сидеть и ни фига не делать, потому как тот пришел и занял меня каким-то развлечением? Так, что ли?

А работать не пробовали? Ну чтобы не скучать? Говорят, помогает.

Марк прекрасно знал, как можно тосковать по человеку, понимал, что кого-то может сильно не хватать, и ты постоянно думаешь о нем, вспоминаешь, и хочется его обнять, прижать к себе, вдохнуть его запах и почувствовать себя наполненным, целым и счастливым.

А скучать…

Разговаривать с женщинами Марк не умел и не собирался этому учиться, и его манера высказываться в стиле прямолинейно прущего под парами бронепоезда ужасно их смущала. Дамочки принимались выговаривать ему и учить, как, по их мнению, следует общаться с людьми.

Марк совершенно не был способен угадывать женские желания, ухаживать тоже не умел, и с этим был полный швах, да он и не хотел занимать свою голову такими заморочками и пустыми, с его точки зрения, глупостями.

А женщины категорически отрицательно относились к тому факту, что Марк постоянно работал и большую часть времени, которое условно проводил с ними, на самом деле мысленно отключался, выпадая из общения в любой момент, в основном в самый неподходящий, мог и во время секса остановиться, соскочить с дамы и сесть записывать в блокнот пришедшую мысль-озарение. Бо́льшую часть времени он был не с ними и думал не о них.

Каждая выражала негодование по этому поводу по-своему и пыталась бороться с ним своими методами, но как только начинала это делать и что-то там отстаивать – с вещами на выход.

Да, была же еще и Клавдия!

Всем, кроме самого Марка, было понятно, что ни одна нормальная женщина не станет терпеть присутствия в жизни мужчины женщины-друга, как он позиционировал Клавдию.

То есть в жизни профессора Светлова основным фоном проходила исключительно Клавдия Невская, ну после математики, разумеется. Блокноты, в которых он записывал формулы-идеи, разбросанные по всему дому и на всех его рабочих местах, были какие-то особенные, Клавдия специально заказывала их для Марка в типографии, и только она одна знала, какие именно нужны. И «эту чашку не трогай, это Клавдии. А эту она мне подарила, тоже не трогай, к этой части шкафа не прикасайся, там вещи Клавдии, тапки ее не переставляй, шампунь-крем-фен не трогай, кофе этот не бери, это специальный сорт для Клавы, возьми другую пачку…» И так во всем.

Кому понравится? Понятно, что никому.

Поэтому, как только его очередная женщина полностью удостоверялась, что никаких сексуальных отношений между Клавдией и Марком нет, она тут же принималась избавляться от Клавдии любыми способами, первым делом низведя ее роль до уровня домработницы и сестры милосердия в одном лице, которая следит за порядком в доме, решает какие-то проблемы Марка, заботится о нем и носится с его настроениями и болячками.

Клава в качестве прислуги с большой натяжкой, но все же их устраивала.

А когда этот номер не проходил, то каждая по-своему пытались решить эту проблему иным путем. Кто-то устраивал скандалы с разборками и выдвигал требования, после чего тут же отправлялся Марком с вещами на выход, кто-то действовал более хитро, пытаясь с Клавдией подружиться и сделать ее своей доверенной подружкой, но Клава неизменно держала жесткую дистанцию и дружбу с ними не заводила, но и не вступала в соперничество и не противопоставляла себя никому. А некоторые барышни принимались интриговать, придумывать какие-то немыслимые обвинения Клавдии чуть ли не в воровстве. Всякое бывало за столько-то лет.

В общем женщины, появлявшиеся в жизни Марка, то и дело предпринимали попытки в ней закрепиться и устроиться, поруководить мужиком, сразу же чувствуя его перспективность как ученого и… неизменно уходили, не совладав с его правилами жизни и сложным характером, не забыв высказаться напоследок.

А как же – ни одна не смогла промолчать, всем хотелось объяснить этому ученому, что он «невозможный человек», непробиваемый чурбан, совершенно непригодный для нормальной жизни, которому никто не нужен, кроме его драгоценной науки, и что терпеть его годами может только эта дура Клавка, и то лишь потому, что с ним не живет.

Единственная женщина, с которой Марку всегда было легко просто, с которой неизменно много воздуха, юмора, молчания и радости, душевного и житейского комфорта ну, это понятно…

Светлов всегда знал, что неизбежно наступит такой момент в жизни, когда Клавдия все же захочет создать свою семью, где для него уже не найдется места. Знал и с трепетом ждал этого момента, стараясь задвинуть мысли о будущем на край сознания, и всякий раз у него вздрагивало сердце, когда эти мысли всплывали вновь.

А она взяла и придумала ребенка.

И это было настолько неожиданно, настолько непредсказуемо и никак не учитывалось и не бралось им в расчет, что Марк совершенно растерялся.


Выкатившееся из-за крыши дома напротив солнце ударило Марку по глазам розовыми лучами, и у него, одновременно с этим солнечным потоком, вдруг вспыхнуло, возникло ясное и четкое осознание, что это ребенок Клавдии.

По-настоящему ее малыш! Ее!

И не имеет никакого значения на самом деле, что тот Володя тоже причастен к этому ребенку, ведь самое важное, что это ребенок Клавдии.

А потом Марк вдруг настолько ярко представил, как сидит сейчас, скрючившись в животе у Клавы, совсем-совсем малюсенький, голенький, абсолютно беззащитный детеныш и как ему там тяжело: темно и места мало, и дышать, наверное, нечем, и слышит он все, что происходит вокруг мамы, и чувствует, когда она волнуется и переживает.

И так его это видение потрясло и впечатлило, что перехватило горло от сочувствия и какой-то трепетной нежности к этому крохотуле, вынужденному расти в столь непростых условиях, выслушивая весь тот бред, что несут взрослые рядом с его мамой, и плохо себя чувствовать, когда мама расстраивается.

Он повернул оконную ручку, рванул раму, распахивая окно и с шумом втянул в себя крепкий, пряный воздух ранней осени, задержал дыхание и прикрыл глаза, потерев веки пальцами.

Что-то ведь надо со всем этим делать. Этот маленький, скрюченный малышок внутри Клавдии, его же надо как-то оберегать, защищать, делать для него что-то важное и нужное.

Разве сможет о нем позаботиться как должно этот Федя, который Володя, пусть он хоть сто раз отец! Это вряд ли.

Нет-нет, он не оставит и так не подведет малышка Клавдии, он обо всем позаботится и будет беречь их обоих.

И, резко выдохнув, освобождаясь вместе с воздухом от нахлынувшей минутной слабости, Светлов недовольно проворчал:

– Что она там за витамины-то пьет? Небось, какую-нибудь ерунду.

И, решительно развернувшись, отправился в душ – надо привести себя в порядок. Что у него утром – лекция? Да, вторая пара, а до этого надо бы подъехать в центр, а по пути он позвонит одному человеку и все подробно разузнает.

Четыре года назад Марк получил профессорское звание, а три года назад возглавил отдел «Математического анализа и прогноза стратегических состояний» в Аналитическом центре, подчиняющемся Федеральной службе безопасности и воякам и непосредственно Администрации Президента, точнее, наоборот: Президенту, безопасности и где-то потом воякам. А помимо этой работы Марк читает лекции студентам и занимается, разумеется, научной деятельностью и изысканиями.

Анализ и прогнозы ситуаций в мире по разным направлениям с учетом сотен миллионов изменяющихся параметров, входящих информационных потоков производил отдел Марка Светлова с помощью уникального вычислительного дата-центра, оснащенного суперкомпьютером уже следующего поколения, с применением новейших разработок и технологий, который его умники-подчиненные любовно нарекли «Марусей Стахановной» за ударную, безостановочную работу, специально для которого были созданы просто фантастические вычислительные и математические программы и постоянно разрабатываются, вводятся все новые и новые.

За эти годы Марк оброс очень интересными связями и знакомствами, среди которых числился и уникальнейший человек, известный хирург-трансплантолог, новатор, тоже профессор, ученый. Собственно, на встрече ученых из разных областей науки, организованной администрацией Президента, они и познакомились и как-то сразу прониклись друг к другу большой симпатией и уважением.

Чему не в малой степени способствовал тот факт, что оба, порой до неприличия, были прямолинейны в своих высказываниях, напрочь игнорируя всякие словесные марлезоны и необходимость что-то привирать и приукрашивать, не засоряя свои уникальные мозги несколькими правдами, которые потом требовалось держать в уме, чтобы помнить, кому что сказал.

Вот этому человеку и намеревался позвонить Марк Глебович, чтобы задать встревожившие его не на шутку вопросы.


Мелодия будильника, раздавшаяся ровно в двенадцать часов, напомнила Клавдии о необходимости позвонить Эльвире Станиславовне.

Звонить раньше не имело смысла – у старушки твердый распорядок дня, наработанный годами, в который входили утренние укрепляющие и косметические процедуры, гимнастика, завтрак и полуторачасовая прогулка в любую погоду, после которой следовало либо чтение книг, либо просмотр научных передач, а вот в двенадцать, перед легким обедом, общение с внешним миром разрешалось.

Усилием воли прервав поток воспоминаний, захвативших ее, Клавдия набрала номер Карелиной.

– Как ваша хандра и переживания? – поинтересовалась мемуаристка.

– Переживаются, – вздохнув, призналась Клавдия.

– А вот и нечего, – строго отрезала Эльвира Станиславовна и распорядилась: – Приезжайте, надо работать, это лучшее лекарство от любой глупости, тем более такой, как мужчины.