Татьяна Алюшина - Формула моей любви

Это были два самых ужасных дня в ее жизни. Она возилась с Марком, а девица, которую, как выяснилось, звали Виктория, никуда уходить не торопилась, она доставала Клавдию выяснениями, кем она на самом деле приходится «Маркуше», изводила ее своими рассуждениями о жизни, о том, кто какого уровня крутизны, сколько зарабатывает и что на это можно купить.

А вечером Виктория отправилась спать с Марком в его комнату, и устроившаяся на диване в гостиной Клавдия слушала доносившиеся оттуда звуки и стоны, хорошо хоть всего один раз за ночь.

Это было пределом для нее. Всё, поняла Клава.

На следующий вечер она улетела обратно.

От полного отчаяния ее спасало только то, что встречались они с Марком не часто – раз в месяц, иногда раз в два месяца, а то бывало, что и в три – он очень много работал, да и Клавдия заканчивала институт и параллельно подрабатывала. Зато переписывались и созванивались по нескольку раз в неделю и всегда знали дела и новости друг о друге.

Вернувшись домой, Клавдия проплакала полночи, а потом сказала себе: «Хватит! Остановись! Давай смотреть трезво и разумно на сложившуюся ситуацию».

И посмотрела.

Что у нас самое главное? Ну это понятно – она его любит, он для нее близкий и очень родной человек, теперь уже, что обманываться, – Марк стал важнейшей частью ее жизни, и расстаться с ним для Клавдии невозможно, все равно что оторвать кусок самой себя. Но и продолжать жить в тех рамках, которые он ей навязал, тоже невозможно.

Значит, что? Значит, меняем то, что можем изменить. А именно: она прекращает жить пустыми ожиданиями перемен, носиться с призрачной надеждой, чувствуя себя ребенком прислуги на елке в богатом доме, который в ожидании подачек со стола провожает несчастным взглядом и грустной улыбкой каждый сверток в цветастой упаковке, вытащенный из-под елки господскими детьми. И страдать пустые страдания, ни к чему не ведущие, ведь так и пристраститься к ним недолго и начать упиваться состоянием «раба любви», как в дешевом бульварном романе, – нет, нет, не надо ей такого!

Хватит с нее этой friendly love – дружеской любви.

Пора честно признаться себе, что любить Марка она никогда не перестанет.

Но если из-за его упрямства и непонятно чего заклинившего в его ученой, гениальной голове он не позволяет ей соединиться с ним и создать нормальную семью значит надо найти партнера, с которым такая жизнь и такие отношения возможны и вполне реальны.

«А любовь? – спросила она себя и сама же себе ответила: – Да пусть бы с ней, с той любовью, одна уже есть. Был бы человек хороший, а там посмотрим».

И Клавдия, как человек деловой, целеустремленный и решительный, намерилась сразу же реализовать свои новые жизненные установки. А тут как раз произошло важное событие – она закончила магистратуру, а с ней и университет, защитилась и получила диплом.

На празднование в «Верхние Поляны» пригласила некоторых однокурсников, в том числе и Николая, который вот уж три года как сох по Клавдии неразделенной, безответной любовью и все пытался за ней ухаживать. Сама находясь в подобной ситуации, Клавдия никогда его чувств не обижала, старалась быть терпимой и понимающей, иногда, правда, он ее, конечно, доставал своими ухаживаниями и симпатией, не без этого, но что тут поделаешь.

В этот раз она решила все же что-то с этим сделать и пригласила Коленьку к ним в поселок.

Отмечали здорово – сначала в Москве погуляли вместе со всей группой, покатались на катере по Москва-реке, а когда гуляние начало перерастать в банальную пьянку с планами на продолжение в ночном клубе, их небольшая группка отделилась от основной массы и поехала в «Поляны», где их ждал торжественный ужин и шашлыки.

Клавдия для смелости и раскрепощения махнула полбокала шампанского и целовалась с Коленькой от всей души и со старанием, спрятавшись от лишних взглядов за банькой.

Там ее и обнаружил Марк, приехавший специально после работы поздравить Клавдию со столь знаменательным событием, – застал прямо в момент очередного, затянувшегося, страстного поцелуя.

– Клавдия! – прогрохотал он возмущенным голосом. – Что здесь происходит?!

Клавдия, оторвавшись от Коленьки, в первый момент перепугалась ужасно, увидев разгневанное выражение лица Марка, но быстро взяла себя в руки и постаралась спокойно ответить (вышло так себе, больше похоже на робкое блеяние, чем на ответ женщины, полный достоинства):

– Мы целуемся.

– Это я как раз вижу! – громыхал доктор наук Светлов.

– Эт-то кто? – просипел рядом Коленька, чуть запнувшись с испугу.

– Злой дяденька! – рыкнул на него Марк.

– Вы это… – Коленька сделал какие-то непонятные пассы руками, неотрывно глядя на разъяренного здорового мужика, неизвестно откуда здесь взявшегося, – того…

– Что того? – грозным тоном переспросил:

– Извольте ясно выражаться, молодой человек!

– Да, – кивнул Коленька и сглотнул, громко при этом хлюпнув со страху горлом, но, преодолев себя, все же добавил: – Не этого здесь… – И добавил для ясности, сбившись от нервов на фальцет: –… того!

– Я понял, – уверил его Светлов, перевел гневный взгляд на Клавдию и распорядился: – Иди за мной!

Развернулся и зашагал к дому, абсолютно уверенный, что она пойдет за ним. Чуть захмелевшая и немного обалдевшая от поцелуев Клавдия, к тому же обескураженная его внезапным появлением и нападением, безропотно потащилась за Марком в дом, как провинившаяся школьница за грозным директором.

Стремительно прошагав в ее комнату, дождавшись, когда она войдет за ним следом, весь такой напряженный, раздраженный, Марк Глебович захлопнул за ней дверь и, подойдя почти вплотную, нависнув над ней, принялся отчитывать грозным голосом за этот поцелуй и понес не пойми что, совершенно нелогичное, мол, у нее новый непростой этап: учеба закончена и надо устраиваться в жизни, осваиваться в новой работе и коллективе, думать о карьере, а не целоваться с хлюпким юнцом по подворотням и так далее, и так далее.

Клава довольно быстро опомнилась, отойдя от первого шока, пришла в себя, совершенно обескураженно смотрела на его разъяренное, недовольное лицо, обалдев от столь беспредельного наезда.

– Марк, Марк, – попыталась она остановить его, – что ты несешь? Какая карьера, какой коллектив, при чем тут это?

– А такая! – гремел он, накручивая себя все больше и больше. – Нормальная! И отношения должны быть нормальные, а не для того, чтобы только переспать!

– Так! – разозлилась вдруг на него Клавдия всерьез в один момент и потребовала железным тоном: – Все! Хватит! Остановись!

– Что? – прогрохотал он напоследок, уже осознав, что куда-то не туда его понесло и непонятно, что он тут ей выговаривает, но Марку было сложно остановиться: – Вот этот мальчишка без характера и стержня и есть твой избранник?! Партнер по горячему сексу?!

– Я буду спать с тем, с кем захочу, и тогда, когда захочу, и тебя это не касается! – повысив голос, отчеканила Клава и осадила его резким жестом руки, когда он попытался было что-то горячо возразить. – Я хочу жить нормальной полноценной жизнью. Чтобы меня любили, как женщину, хотели, и когда-нибудь в будущем намерена иметь семью. А поскольку ты отказался от взаимоотношений такого рода со мной, отведя мне роль друга, то я буду в мужья и любовники выбирать того, кого захочу. И это тебя не касается.

Он сопел от переполнявшего его негодования, буравил ее взглядом, и желваки на скулах ходили у него ходуном, но, как ученый, как человек, привыкший в первую очередь и всегда руководствоваться логикой, разумом и здравым смыслом, Марк отчетливо понимал, что она во всем права.

Вот права! Будь оно все неладно! Как понимал и то, что сам загнал себя в ловушку таких обстоятельств и сам толкнул ее во взаимоотношения с другими мужчинами.

И тут Клавдия не удержалась от упрека:

– Ты же спишь с другими женщинами и, насколько мне известно, с их выбором ты особо не заморачиваешься.

– Это совсем другое, – тут же возразил Марк. – Это просто секс, а секс – поставщик гормонов дофамина и эндорфина в организм, которые усиливают процессы мотивации и обучения, выступая системой вознаграждения, улучшающей процессы в мозгу и всего организма в целом.

– Очень хорошо! – завелась Клавдия не на шутку. – Я рада, что тебе регулярно поставляются в нужном объеме и сверх того необходимые и правильные гормоны вместе с системой вознаграждения! Но я тоже хочу, чтобы мой мозг стимулировали эти самые твои дофамины с эндорфинами! И все остальное стимулировали тоже, с мотивацией и обучением и бог знает чем еще жутко полезным! Ясно?

– Это совсем другое! – повторился Марк, настаивая. – Для меня это просто секс и ничего более, а ты так не сможешь, ты совсем другая, тебе отношения нужны, влюбленность!

– И что? – воинственно спросила Клавдия.

– А то, что ты влюбишься – и фьюить! Нет тебя! И где мне тогда тебя добывать! – негодовал Марк.

– Да куда я денусь! – прокричала в ответ Клавдия.

– Да откуда я знаю! – завелся он. – Вон с малолеткой каким невразумительным любовь закрутишь, и все! – и махнул в сердцах рукой. – Целуется направо и налево, а что дальше! Дальше мне что, с твоими женихами обниматься?!

И, распалив себя подобным образом, прожег ее острым взглядом, сопя от негодования, потом внезапно развернулся и стремительно зашагал прочь, хлопнув дверью так, что стены затряслись.

Только его и видели.

В комнату заглянула бабуля, ставшая невольной свидетельницей их бурных «дебатов», и тихонечко подошла к внучке, наблюдавшей в окно за Марком. Клавдия, уже совсем не сдерживая обидных, горьких слез, посмотрела на нее больными глазами и спросила:

– Ба, он идиот?

Вера Михайловна обняла свою страдающую внученьку, поцеловала ее в макушку, чуть отстранилась, погладила по голове и ответила с мудрой, нежной улыбкой:

– Конечно нет, Клавденька, и тебе это прекрасно известно. Марк, особый человек, гениальный, а такие люди видят мир и воспринимают жизнь совсем иначе, чем мы, простые люди.