– Нет уж, – решительно сказала Принцесса Будур. – Нам такого не надо. Он сам говорит, что все придворные и чиновники воруют, даже хуже, чем у нас. Что народ бедствует и потому революцию можно ждать в любой момент, во время переворота могут и убить. А кроме того… представляете, девчонки, он мне сказал: «Надья, там тебе придется жить на женской половине, и я не смогу сам о тебе заботиться, не смогу тебе готовить и быть с тобой, когда захочу и когда ты захочешь. Там все будет на глазах, и родственники бесконечные, и слуги, и все по обряду, по обычаю. Немыслимо пойти самому на кухню и приготовить кофе для жены». Лучше уж мы попроще, где-нибудь в Германии. Небольшой бизнес, и только мы. Да еще его дети будут приезжать в гости.

Все замолкли и долго думали о странностях жизни и о том, какие они, оказывается, замечательные, восточные принцы.


Удивительно, насколько врачи разные. Мы хоть и лежим в одной палате, а врачей лечащих несколько. К Ниночке ходит, в смысле ведет ее, доктор Валентин Иванович – такой милый мужик, просто невероятно обаятельный. Мы тут все по нему просто сохнем и умираем. А чего еще делать-то? Скучно же. Как доктор на порог, кто-нибудь полотенце на столик с едой набрасывает, чтобы он не ругался, и никто даже не жует. Вот сколько времени он в палате – столько и не жуем. Сегодня Валентин Иванович развлекал Ниночку – так мы хохотали до слез. Рассказывал о том, как студенты заполняют истории болезни. Вот например: «Женщина жалуется на частые приливы. Отливов зафиксировано не было… Со слов пациентки, которой 84 года: в 16 лет вышла замуж, в 17 родила, в 24 случилась первая любовь… Или напишут все болезни с маленькой буквы, а сифилис – так непременно с заглавной».


Даже не знаю, расстроилась я или обрадовалась, когда врач все же перевела меня в двухместную палату. Очень чистенькую и очень платную. Я робко вякнула, что мне и так нормально, но она вытаращила на меня глаза и высказалась в том смысле, что мой муж ей все уши прожужжал, как мне в восьмиместной тяжко. Честно сказать, я была удивлена безмерно и в тот же вечер, когда дракончик залетел ко мне после работы, робко поинтересовалась, к чему такие расходы. Муж мрачно заявил, что хуже восьмиместной палаты – только та, где еще больше народу, и он не допустит, чтобы я так маялась. Вот странности-то. Или я что-то пропустила? Вроде он и в больнице-то никогда не лежал, так откуда сведения? Впрочем, что это я? Отец-то у него долго болел, так что мог и насмотреться.

Впрочем, признаюсь, я очень быстро оценила чистоту, тишину и туалет с душем на двоих. Соседка мне досталась милая: Риточка – модель и жена богатого человека. Самого человека я, правда, ни разу еще не видела и, похоже, так и не увижу. Поднимается в отделение всегда охранник – молчаливый дядька лет сорока пяти с цепким взглядом. Он приносит сумку, потом забирает Риту, и они идут на встречу с мужем. Я предложила уходить куда-нибудь, чтобы они в палате могли пообщаться без посторонних, но Риточка замахала руками:

– Что ты, он все равно сюда не пойдет.

Видать, мужики одинаковы, независимо от количества денег, – мой тоже в палату заходить отказывается, словно боится заразиться. Так, в холле посидим минут пять – десять. И то как-то даже говорить стало не о чем. Ну, я спрашиваю, что он ел и не забывает ли стирать. И как на работе. А про саму себя и рассказать-то нечего. Жду я – и все. И в голову ничего не лезет, даже дела мои туристические. Тут как-то Светка звонила, сказала, что приедет навестить, а я отказалась. Не хочу никого видеть. И не хочу, чтобы меня видели. Увидев Риточку, я порадовалась, что муж не навязывается в палату. Дело в том, что чем ближе вырисовывается срок, тем меньше у меня остается иллюзий по поводу собственной красоты. Живот огромный, лицо округлилось, волосы тусклые, собраны в дурацкий хвостик.

А Рита – хоть сейчас на обложку. Торчит животик, а так все очень даже аккуратно. Нет, ну просто удивительно: ноги от ушей, темные волосы волной лежат на плечах и блестят, как будто я смотрю рекламный ролик какого-нибудь «Пантина». У меня таких волос никогда не было и, как следствие, не будет. Впрочем, что греха таить, во многих издержках своей внешности я виновата сама. Поощряемая собственным аппетитом и причитаниями друзей и родственников: «Кушай, кушай, ты же теперь двоих кормишь», – я, что называется, разожралась о-го-го как. Риточка же из местного рациона ест только каши и пюре, и то по чуть-чуть. Потом она открывает холодильник и извлекает что-нибудь из принесенных охранником деликатесов: крохотные упаковочки творожков и пластиковые контейнеры с ягодами. Малина, черника, ежевика выглядят абсолютно свежими, и это в конце октября месяца. Еще моя соседка ест яблоки. Пьет соки и минералку – никаких чаев с плюшками. Надо отдать ей должное – она предложила мне ягоды, но я отказалась: они наверняка безумных денег стоят, и черт его знает, как ее олигарх, или кто он там, отнесется к тому, что ягоды начнут убывать в два раза быстрее. Кстати, вот что странно: то ли при виде Ритиного совершенства, то ли по причине дефицита места внутри меня, но аппетит куда-то подевался. Зашла тут в свою бывшую палату. Девочки только чай разлили. Я на стол глянула: печенье, бутерброды. Сыр чуть-чуть пожелтел по краям… а вот грудинка копченая, сало рыхлое, цвет такой странный – розово-коричневый. Господи, откуда же так чесноком несет? Так и есть, вон банка – огурчики маринованные. Судя по мутноватому рассолу, они домашние. Еще несколько дней назад вид подобного изобилия вызывал у меня неконтролируемое отделение слюны. А тут к горлу подкатила тошнота.

– Эй, ты куда? Давай с нами. – Соня призывно помахала рукой, в другой она держала куриную ножку. – Мы Любу сегодня проводили, вот еще ничего не знаем…

– Я попозже, – воздуха мне свежего!

Я вылетела в коридор на максимальной скорости, какую смогла развить. Черт, как я там жила? Жуткие запахи, воздух спертый. Где бы подышать… Окна в холле заклеены, на улицу – долго, да и как-то не хочется. Поползла в свою палату. О-о, совсем другое дело. Пахнет очень даже. Это тоже благодаря Рите: на тумбочке стоит целая батарея баночек и флакончиков: духи, кремы и гели. От растяжек, питательный, для упругости. Мажется она с ног до головы. А духи – совсем простенький флакон с малопонятной надписью на французском. Честно сказать, когда она выходила, я полюбопытствовала: долго пыталась прочесть надпись на золотистой этикетке, но кроме стандартного «Парфюм» разобрала только «Маргарита», написанное латинскими буквами. Не удержавшись, спросила, что это за аромат. Рита объяснила, что они с мужем несколько лет назад были во Франции на фабрике по производству духов, и этот аромат смешали специально для нее. Теперь, когда духи во флакончике подходят к концу, она отправляет письмо по электронной почте, и ей присылают новую порцию. Ну, это нам не светит. Фишка из серии – у богатых свои причуды. Самое смешное, что все эти атрибуты богатства: ягоды, духи – зависти никакой у меня не вызывают, так же как шелковая пижама и халатик в тон… Хотя я вообще в хэбэшной ночнушке с котятами и простецком махровом халате. Единственное, на что не могу смотреть спокойно, – это тапочки. Ой, как они мне нравятся! Персикового цвета, мягкие, на крошечных каблучках-рюмочках. А еще они отделаны такими смешными пушистиками меха. Пушистики норковые. Прелестная такая норка персикового цвета. Вряд ли я когда-нибудь смогу позволить себе такие тапочки. Но хоть помечтать-то можно!

Кстати, в отличие от девочек из многоместной палаты, Риточка рассказала свою историю один раз и как-то так бесхитростно, что понятно стало: именно так все и происходит в ее жизни, и остается только радоваться, что есть на свете такие девочки – милые, красивые, у которых и жизнь похожа на сказку. Ну, вот вроде все как обычно: папа и мама и младшая сестра – «они у меня самые замечательные». Сама Риточка училась в школе – «у нас был очень дружный класс». Потом поступила в педагогический и стала ходить на кастинги – «мама со мной ходила, чтобы я не одна, понимаешь?». Почти сразу получила приличный контракт с каким-то агентством – «они о нас, девочках, очень заботились». Не прошло и полугода, как девушек отправили на автомобильную выставку – «это была хорошая работа: много красивых машин и можно двигаться нормально и разговаривать с людьми». Одним из посетителей выставки оказался ее будущий муж. Он разговорился с красивой девушкой и, думаю, нашел то, что искал: милую девушку. «Он у меня такой добрый, – мечтательно говорила Риточка, глядя в потолок. – И он меня так любит, даже странно, ведь я обыкновенная, ну, красивая, да, но красивых тоже много. Я очень люблю с ним ездить путешествовать… во-первых, там он почти не работает, а во-вторых, можно спать у него на плече. Даже в самолете – я просто кладу голову ему на плечо и сплю. Так хорошо…»

Я подумала и поняла, чему надо завидовать – полной самодостаточности человека. Ведь, выйдя замуж, она не работает. Ходит в спортклуб, гуляет, читает, рисует. Теперь вот ждет малыша. Ее ничто не гложет. Девушка-цветок. А я? Почему я как кактус, причем иголками внутрь? Почему мне вечно чего-то не хватает? Причем это качество развилось у меня с возрастом. Раньше – я прекрасно помню себя в студенческие годы – я была почти как Риточка: жила в основном в мире и согласии с собой и окружающими. А теперь же меня просто распирает от желаний! Я хочу, чтобы муж со мной разговаривал, черт возьми! Чтобы он меня понимал! У меня появились свои интересы, и я хочу, чтобы он их уважал! Вот! Может, написать ему это? А что – как ультиматум. Нет, пожалуй, сейчас для этого неподходящее время, но мысль неплохая. Наверное, мне просто нравится мысль написать ультиматум: это будет новый для меня жанр.

Шла сегодня по коридору, а навстречу везут каталку с Соней. Она мне так жизнерадостно ручкой сделала и тут же как завопит на весь коридор:

– Эй, потише, растрясете!

– Тебя растрясешь… – буркнула санитарка.

Нет, как хотите, но есть в этом что-то ужасно унизительное. Когда подходит срок рожать, человека заставляют раздеться донага, бреют сами знаете где, клизму ставят. Потом надо лечь на каталку – она высокая, зараза. И узкая. Я с ужасом смотрела на девочек, которые судорожно цеплялись то за края «транспортного средства», то за простынку – неизбежно слишком короткую, топорщившуюся на большом животе. Из-под нее неминуемо вылезали либо груди, либо пятки. А потом санитарки везут женщину по длинному коридору, мимо всех палат, и другие женщины высыпают в коридор и молча смотрят. Иногда кто-то что-то бормочет, но редко желают удачи или пытаются ободрить… Не знаю почему, может, сглазить боятся.