— Все это пустяки, пустяки. Такие трудности можно преодолеть. Если возникнет необходимость, я поговорю с Букклейком и Коулом — они в этом знают толк.

— Но строительная компания не позволит выкручивать себе руки, даже такому знаменитому во всем мире садоводу, как ты.

Ранульф покачал головой.

— Ты неверно судишь о них, Ви. Они все хорошие люди и не имеют в этом никакой личной заинтересованности. Ладно, — уступил он с горестной улыбкой, — человеческую природу не изменишь, и, возможно, один или двое не смогут смирить свою гордыню. Но Стифенсон — самый лучший из них, а Брунел сразу все оценит по достоинству. Им вдвоем удастся увлечь за собой и остальных. — Он вскочил с места от нетерпения. — Фред все еще в палате общин? Могу поехать к нему и обо всем проконсультироваться…

— Ах, да сядь ты, наконец, невыносимый Джек в коробочке[1]. — Фредерику недосуг выслушивать твою чепуху. В парламенте возникли разногласия по поводу недееспособности папы, и Рассел разослал повестки, чтобы все явились на заседание. Можешь поговорить с ним за обедом. Но сегодня все равно уже поздно.

— Ты права. Пэкстон приезжает завтра в Таун, чтобы встретиться с Эллисом. Он может потом заглянуть в министерство торговли, чтобы поговорить об этом с Крэнвиллем. Он будет его лучшим адвокатом. Все ведь любят Пэкстона.


Возвращение сэра Фредерика из парламента послужило сигналом прислуге подавать на стол обед. За первым блюдом Сэр Фредерик вел беседу, а он был забавным собеседником. Выходец из старинной семьи банкиров, он сменил отца в фамильном бизнесе скорее по сыновнему долгу, чем по призванию. У него не было всепоглощающей страсти к деньгам, которая только и позволяет джентльмену понять их таинственную смену настроений и предсказать их поведение в будущем, словно речь идет не о деньгах, а о красивой, но капризной любовнице.

Работа в парламенте больше пришлась ему по вкусу, она давала выход его светским устремлениям и вознаграждала за все благодеяния. Он был прагматиком, поклонником утилитарного учения Бентама[2] и получал большое удовольствие от солидного земного бизнеса, любил доводить все до конца, чего бы это ни касалось — строительства железных дорог, пожертвований католической церкви или же запрета свалок. Но практической струнке Сэра Фредерика угрожала беспечная щедрость, которая очень часто уязвляла его супругу. Когда он бросал пригоршню монет нищему или обещал бродяге устроить его на работу, она принималась яростно бранить мужа, называя сентиментальным болваном.

Застольная беседа касалась множества тем. Все четверо были наделены пытливым умом и по таким случаям обычно забывали о различиях в возрасте и поле. От обсуждения идеи Пэкстона о строительстве громадного стеклянного павильона для Всемирной выставки они перешли к спору об архитектуре вообще. Фредерик, оседлав любимого конька, оплакивал утрату аркады на Риджент-стрит, которую недавно снесли по требованию общественности.

— Представляете, иду я сегодня вечером по Риджент-стрит домой, о чем-то задумался и не замечаю ничего вокруг. Вдруг, очнувшись, никак не мог понять, где же я нахожусь! — Он печально покачал головой. — Это отвратительный акт вандализма. Великий замысел Нэша[3], с его прекрасными дорическими колоннами, — это потрясающее закругление квадранта — все разрушено ради нескольких поганых торговцев, пожаловавшихся, что киприанки[4] мешают им заниматься бизнесом! Слышали вы когда-нибудь подобный вздор?

Венера укоризненно постучала указательным сухим пальцем по столу, а сэр Ранульф расплылся в улыбке.

— Твое поведение, Фредди, сегодня не отвечает общепринятому этикету.

Флер улыбнулась:

— Все в порядке, папа, не волнуйся. Я знаю, кто такие киприанки. Меня не коробят подобные слова. Во всяком случае, они не могут меня испортить, как ты считаешь?

Фредерик в недоумении переводил взгляд с отца на дочь.

— Боже! Фло! Неужели я их произнес? Прости меня, прошу тебя. Черт подери, я на самом деле запамятовал, что ты у нас еще такая юная и невинная! Ты во многом так похожа на нас! Прости, что не сдержался.

— Мне кажется, он хочет сказать тебе комплимент!

Тут вмешалась Венера, решительно меняя тему разговора. Когда они перешли в гостиную, Флер решила уговорить дядю сыграть с ней в триктрак. Венера поманила Ранульфа в дальний угол. Оба игрока о чем-то перешептывались, обмениваясь многозначительными заговорщическими взглядами.

— Ви, по-моему, устраивает Ральфу взбучку из-за чего-то, радостно прошептал Фредерик. — Мне всегда это доставляет большое удовольствие, потому что я не оказался на его месте!

— Вообще-то, сейчас на ковре перед ней должны бы стоять вы, — ответила Флер. — Не понимаю, почему тетушка бранит отца за то, что вы за обедом упомянули о проститутках в моем присутствии?

— Твоя вина куда серьезнее, — возразил Фредерик, — ты при этих словах должна была лишиться чувств или в крайнем случае впасть в меланхолию!

— Чепуха, почему это должно меня шокировать? — засмеялась Флер. — Моя благотворительная деятельность постоянно вынуждает меня сталкиваться как с причинами проституции, так и с ее последствиями.

— Ах, ты наверняка не испытала бы ни малейшего смущения, если бы мы были в нормальной компании, — проницательно заметил сэр Фредерик. — Такое явно не женское самообладание не выставит тебя в выгодном свете на рынке невест, дорогая моя Фло!

Когда Флер собиралась лечь в постель, то почти не удивилась, услыхав стук в дверь. Это был отец.

— Можно мне посидеть здесь с тобой немного, любовь моя? Нам нужно поговорить.

— Да, папа.

— Боже, отчего ты такая грустная? Не бойся, я тебя не укушу.

— Тетушка Венера, конечно, разговаривала с тобой в углу обо мне, не так ли?

— Да, моя дорогая, но она ничего дурного о тебе не сказала. Она считает, что ты живешь в Чизвике затворницей и что тебе следует почаще бывать в обществе, если только ты не желаешь превратиться в эксцентричную даму. — Флер улыбнулась при этих словах. Но отец, нахмурившись, продолжал: — У нее есть свой пунктик, ты знаешь. Она считает, что слишком большая независимость делает человека нетерпеливым и нетерпимым…

— Выходит, я такая? — смиренно спросила Флер.

— Что ты, Господь с тобой. Я тоже не выношу дураков. Но ты склонна высказывать свое нелицеприятное мнение о людях, если не словами, то всем своим видом.

Флер почувствовала, как тепло пришло к ее щекам. Такого сокровенного разговора с отцом у нее не было долгие годы, и он показался ей чуть ли не отповедью. Ее женская гордость и чувства были уязвлены его словами.

— Прости, папа, меня за то, что я тебя разочаровала, — сдавленным голосом сказала она.

— Что ты, ты меня ни в чем не разочаровала, — весело отозвался он. — Мне абсолютно все равно, чем ты занимаешься. Но я должен сказать тебе откровенно, Флер, тебе все же придется выйти замуж, и твоя тетка в этом права, ты не встретишь в жизни такого мужчину, который будет смотреть сквозь пальцы на твое независимое поведение, как это делаю я или твой дядя. — Ей нечего было возразить отцу, и он, пристально глядя на лее, продолжал: — Неужели тебе никто не нравится, любовь моя? Ведь ты очень красива, мало кто может сравниться с тобой. А что ты скажешь по поводу этого Скотта? Я видел, как ты с ним танцевала на нескольких рождественских вечеринках.

— Ты имеешь в виду Тедди?

— Его зовут Тедди? По-моему, ты к нему неравнодушна, и он вполне приличный парень. Почему бы тебе не выйти за него?

— Мы с ним вместе росли. Я знаю его всю свою жизнь, но я не хочу выходить замуж. — Она бросила на отца проницательный взгляд. — К тому же Тедди — не старший сын в семье, старшего зовут Гарри.

— Нет, так не пойдет, — легко уступил Ранульф. — Эти Скотты — прижимистая публика. Думаю, все состояние достанется Гарри. — По лицу отца Флер старалась догадаться о ходе его мыслей — это ее забавляло. — Он, конечно, будет для тебя лучшей парой. Попытайся, может, его полюбишь.

— Да, папа, — безразличным тоном, ответила она, изучая свои руки. Она понимала, что на самом деле этот вопрос совершенно отца не интересует, что он затеял всю эту дискуссию только ради тетушки. Ей просто нужно было немного помолчать, и испытание скоро закончится. Он больше ничего не скажет. Ему нужно просто сообщить тетушке, что он с ней «поговорил».

Все так и случилось.

— Послушай, ведь скоро приезжает Ричард, — ухватился за счастливую мысль Ранульф. — Он вывезет тебя в свет, познакомит с друзьями. Ты быстро найдешь того, кто тебе по вкусу.

Она посмотрела на отца.

— Но Ричард здесь пробудет недолго, разве не так?

— А где же ему быть? — удивленно спросил Ранульф. — Не собирается же он в Кэмбридж? Такого быть не может. Когда я еще раз упомянул об этом, он так рассердился, что чуть не набросился на меня с кулаками. Мне казалось, что он с радостью согласится, какие у него еще могут быть желания? Но он заявил, что не собирается стать чернильным чинушей или дурацким клерком, спасибо, мол, тебе большое!

Точно представленная отцом манера поведения Ричарда вызвала у Флер улыбку. Она была ужасно рада, что его внимание переключилось с нее на брата.

— Разве он тебе об этом не говорил? Из тона его письма я поняла, что Кэмбридж его не привлекает. Он мечтает об армии и просит тебя купить ему офицерское звание.

— Что-что? — не веря своим ушам, воскликнул Ранульф.

— Да, папа, ты не ослышался, и мне кажется, что такая карьера вполне для него, — с серьезным видом сказала Флер. — Во всяком случае Ричард не настолько умен, звезд с неба не хватает, но он хороший наездник, прекрасно танцует, и военная форма ему пойдет. Он будет в ней просто неотразим.