Когда игроки в вист устроились в самом дальнем углу длинной гостиной, сэр Ранульф потянулся было за газетой, но передумал и предложил вдруг Фредерику сыграть в шахматы. Фредерику хотелось просто посидеть рядом с Флер и поболтать с ней. Он понимал, какое у нее сейчас настроение — чему же здесь удивляться! Он бросил на нее вопросительный взгляд. Она покачала толовой.

— Не стоит отказываться от удовольствия ради меня, дядюшка. Я так устала, и меня уже клонит ко сну.

— Не сыграешь ли для нас? — предложил Ранульф. — Что-нибудь негромкое, умиротворяющее.

— Да, любовь моя, прошу тебя, если тебе это не доставит большого труда, — подхватил Фредерик. — Ты же знаешь, как музыка успокаивает.

Флер позволила ему открыть крышку фортепиано, зажечь свечи и поставить на пюпитр ноты. Фредерик все еще считал, что племяннице требуется утешение. Но она мечтала только об одном — чтобы ее оставили в покое, ей не хотелось отдаваться во власть черных мыслей. Флер нужно было подумать о случившемся, еще раз проанализировать то, что было ей сказано. Расправив юбки, она села за фортепиано и, бросив беглый взгляд на ноты, начала играть прелюдию Баха, которую знала наизусть. Нажимая пальцами на клавиши, Флер извлекала из инструмента математически выверенную музыку. Расплывчатые пятна горящих свечей стояли у нее перед глазами, и она вдруг почувствовала, как оживились ее мысли, как легко они выскользнули из этой тихой комнаты…

После того как Флер рассказала графу о неприятной истории, в которую попал Тедди Скотт, он, извинившись, встал.

— Я не могу все время находиться рядом с вами, хотя, вполне естественно, сильно желаю того, — объяснил ей Карев, — но я не хочу, чтобы на вас косо смотрели. Мы поговорим об этом деле попозже, когда отправимся на поиски вашей шляпки.

— Шляпка. Да, я совсем забыла о ней.

— Забудьте и сейчас, — посоветовал он ей. — Я напомню вам в нужный момент.

Ричард со своими приятелями опоздали к началу. Они прискакали, когда все уже ели. Их приезд вызвал веселое оживление, особенно среди молодых леди, которые тут же принялись одергивать юбки, щурить глаза и мило улыбаться молодцам в неотразимой форме.

Флер, увидев, что брат направляется к ней, насторожилась. То, что произошло с Тедди, сейчас, конечно, самая важная новость. Он, разумеется, об этом слышал, и ей придется пройти через испытание еще раз и выслушать все от него. Но Флер, к счастью, ошиблась. Ричард хотел поговорить с ней о лошадях.

— Послушай, Фло, — крикнул он, шлепнувшись рядом с ней на траву и забыв в состоянии возбуждения принять свой обычный томно-скучающий вид. — Правда, что у Карева отличная лошадь, а?

— Да, — согласилась она самым невинным тоном. — Она, как я полагаю, может украсить любого кавалериста.

— Нет, ты послушай. А знаешь, кому принадлежит лошадь, на которой он здесь гарцует? Это же чубарая де Берга! А хочешь знать, кто такой де Берг?

— Он — «Эсквайр ада».

— Кто тебе сказал?

— Капитан Джером. Он считает, что с де Бергом не стоит поддерживать знакомство.

— Да, он прав, Губерт де Берг, конечно, парень что надо, но он закадычный друг нашего командира и, клянусь Юпитером, большой знаток лошадей! Они оба в этом деле доки. Лорд Кардиган — потрясающий наездник, он выезжает на охоту шесть дней в неделю, и перед ним не существует никаких преград. Свободен, как птица! Но вот в чем загвоздка. Ни тот, ни другой никогда не давали никому своих лошадей. Только друг другу. Выходит, этот Карев важная персона, к тому же превосходный наездник. Черт подери, не так-то просто справиться с этой серой лошадкой! Можешь мне поверить.

— Она кажется такой спокойной, такой смирной, любой может безбоязненно сесть на нее, — заметила Флер. Ричард даже покраснел от возбуждения.

— В том-то вся и штука, и не притворяйся, что ты этого не понимаешь! Я намерен пойти к нему и засвидетельствовать свое почтение, ведь он — друг моего полковника.

— Опомнись, Дик, не будь приставалой, — торопливо одернула его Флер.

— И не собираюсь, — огрызнулся он. — Я делаю то, что требуют приличия. Ты просто не понимаешь, что такое этикет, — но что требовать от женщин? Жаль, что здесь нет отца. Готов держать пари, ему захотелось бы с ним познакомиться.

— Ты немного опоздал, они давно знакомы и большие друзья. Граф Карев знает кучу вещей о садоводстве.

Ричард открыл рот от удивления.

— Это правда? Такая важная персона, как он, интересуется садоводством?

— Его отец — известный садовод-любитель у себя в стране.

— Тогда все в порядке, — со счастливым видом заключил Ричард. В любом случае, если кто-то спросит меня о цветах, то я расскажу немало, все, что слышал от отца. Ты ведь знаешь, как такие сведения легко укладываются в голове, хотя ты ни черта не понимаешь.

Ричард быстро удалился. Флер с тревогой глядела ему вслед. Карев, похоже, целиком завладел и его вниманием, и, судя по покрасневшим щекам брата, по пытливому выражению лица, граф не обманул его ожиданий.

Скоро он вернулся и с важным видом сообщил:

— Все, Фло. Мы с Каревым договорились поехать на поиски твоей шляпки. Выедем раньше других, так как на поиски придется затратить уйму времени. Кажется, только вы с ним знаете, где она упала. Но он настаивает, чтобы я из приличий, составил вам компанию, так как здесь нет отца. Граф правильно мыслит, как ты думаешь? Поэтому я пригласил еще и Брука, пусть едет с нами, четыре пары глаз лучше трех, а?

— Ты очень добр, Дик, — сказала она с серьезным видом.

Вдруг перед ее глазами предстала такая картина: Ричард с его другом Бруком старательно ищут в кустах ее шляпку, а они с Каревым спокойно едут сзади, наслаждаясь беседой и обществом друг друга. И все приличия соблюдены!

Реальная картина нисколько не отличалась от воображаемой.

— Я начинаю думать, что вы беспринципный человек, — сказала она, когда они ехали рядом в десяти ярдах от галантных молодых офицеров, — когда вам требуется добиться своей цели…

— Нет, я не беспринципный, просто дотошный, — без тени обиды ответил граф.

— Настолько дотошны, что сумели убедить тетушку Маркбай в том, что вы ее дальний родственник, чтобы получить таким образом приглашение на пикник!

— Вовсе нет! — с серьезным видом возразил он. — Это она объявила мне, что мы родственники. Я просто рассказал ей, кто была моя мать, а уж остальное целиком на ее совести.

— В таком случае, тетушка Эрси, если копнет поглубже, сможет выяснить, что она является родственницей турецкого султана. Значит, это правда, о вашей матери?

— Конечно. Она была дочерью адмирала Питерса, а имя ее матери Стрикленд, что вызвало у вашей тетки настоящий восторг. Моя мать была замечательной женщиной, очень смелой. Еще до моего рождения, когда Наполеон вторгся в Россию, она отправилась на войну вместе с отцом и повсюду следовала за ним. Она всегда повторяла, что готова перенести любые тяготы, ей не страшна никакая опасность, только бы рядом с ней был он.

— Как ваша мать очутилась в России? Кажется, эта страна лежит довольно далеко от дома английского адмирала.

— Он умер, когда она была очень молодой, и ей пришлось стать гувернанткой, поскольку после отца не осталось никаких средств к существованию. Мать служила в семье одного английского дипломата, которая жила в Париже после подписания Амьенского мира. А когда мир был внезапно нарушен, они бежали в Англию, а ее бросили во Франции.

— Боже праведный! Какой позор!

— Да, к тому же над ней нависла серьезная беда. Наполеон приказал бросить в тюрьму несколько тысяч англичан, которые вовремя не покинули страну. Но, к счастью, в это время в Париже оказался мой отец. Он познакомился с моей матерью через ее хозяев, влюбился в нее, а когда узнал о грозящей ей опасности, забрал с собой в Петербург.

— И женился на ней? Какая удивительная история!

— Не все оказалось так просто. В то время он был женат. Они разошлись на многие годы, и мать вышла замуж за кого-то еще. Но в конце концов и ее муж, и его жена умерли, и они смогли пожениться. Потом, когда разгромили Наполеона, на свет родился я. Все эти события не такие уж далекие и не столь не связаны между собой, как это может показаться с первого взгляда, — улыбнулся он.

— Вероятно, она очень любила вашего отца.

— Да. Когда он умер, мать потеряла интерес к жизни.

Флер искоса поглядывала на графа. Он в седле сидел без особого напряжения сохраняя, однако, осанку прирожденного наездника, сильного и грациозного. Руки его спокойно держали поводья, а сильные запястья были той мощной пружиной, которая не давала энергии лошади выплеснуться через край.

Все у него выходило естественно, и он ни о чем не задумывался. Граф мог направить луч своего разума в любую сторону. Но сейчас его воображение унеслось куда-то далеко-далеко, и Флер понимала это. Жесткие морщинки на его лице смягчились, взор устремился вдаль, и он казался сейчас значительно моложе.

— Как она выглядела? — спросила Флер.

Карев помедлил. Потом, не глядя на нее, улыбнулся и сказал:

— Похожа на вас, — такой ответ страшно удивил ее. Флер невольно вскрикнула, а он продолжал: — Нет, не внешне, а своими манерами. И говорила она так, как вы. У нее был удивительный ум, она получила более широкое образование, чем отец. Мы с ней часто подолгу беседовали. Я никогда не уставал от общения с матерью.

— Теперь я понимаю, почему вы так разговариваете со мной. Мужчины обычно смотрят на женщин свысока. Даже мой отец, брат…