— Разумеется, она понятия не имела, что медведь следует за ней по пятам. Вдова шла вперед, кивая всем головой и улыбаясь. Даже не удивилась, что все затаили дыхание, считая, что они поражены ее великолепным нарядом. А медведь спокойно шлепал за ее спиной, скаля на всех зубы. Он подходил к ней все ближе и ближе, а мы с Павлушкой замыкали шествие, просто захлебываясь от смеха.

— Ах, какие проказники. И что же произошло? Он напал на нее? — спросила Флер, вытаскивая руки из рукавов пальто, которое любезно держал для нее слуга.

— Ну, в самом конце… что такое, Егор? Что случилось? — Карев осекся, увидав на пороге слугу.

— К вам посетители, барин, — коротко бросил он, кивнув в дальнюю сторону коридора. В глазах его чувствовалось нетерпение. — Они ожидают вас в гостиной.

— Что за посетители? — осведомился граф.

— Ваш брат, барин. И…

— Кто еще? Говори!

— И господин Полоцкий.

Флер почувствовала, как у нее упало сердце. Она поднесла к губам пальцы. Карев почти не удивился. Улыбка медленно сползла с его лица, и оно стало бесстрастным. Казалось, он размышляет над полученной информацией.

— Они приехали вместе? — наконец уточнил он.

— Нет, барин. Граф Петр прибыл после старого господина.

Карев, устремив взгляд в невидимую точку, о чем-то думал. Встретившись глазами с Флер, он сразу изменился. Губы его вытянулись в суровую линию, теперь он был не задумчив, а зол.

— Хорошо, сейчас мы поднимемся к ним. Пошли, Флер. — Они поднимались по лестнице за Егором. Флер шла скрепя сердце, во рту у нее пересохло от дурных предчувствий. К каким жутким последствиям привел поступок Людочки!

Все трое — Роза, Петр и Полоцкий — сидели в восьмиугольной комнате. Сразу бросалось в глаза, что это далеко не светский визит вежливости, так как на столе не стоял поднос с прохладительными напитками. Роза, устроившись на диване с безразличным выражением на лице, наблюдала за остальными. Петр с Полоцким что-то горячо обсуждали. Увидев входящего Карева, они тут же прервали беседу и, густо покраснев, повернулись к нему. Петр, сделав несколько шагов вперед, уже открыл было рот, чтобы заговорить первым, но Карев жестом руки приказал ему молчать, переведя взгляд с брата на Полоцкого.

— Ну, сударь, — холодно произнес он, — крайне удивлен увидеть вас здесь.

— Не сомневаюсь, — мрачно ответил Полоцкий. — Вы намеренно решили проехать мимо Петербурга, чтобы нечаянно не встретиться со мной. Вы опасались нашей встречи, я понимаю.

— Брат долгое время болел, — поспешил на выручку Кареву Петр. — Я же говорил вам, что он сейчас оправился после опасной болезни.

— Насколько я понимаю, он может сам об этом сообщить, — продолжал удивительно добродушно Полоцкий, принимая во внимание то, с каким выражением лица он смотрел на графа.

— В этом не может быть никакого сомнения, — ответил Карев. — Я счел бы ниже своего достоинства избегать встреч с вами, сударь, но хочу повторить, что удивлен. Удивлен тем, что вы имели дерзость приехать ко мне, учитывая то, как повела себя ваша дочь по отношению ко мне.

Полоцкий побагровел от негодования.

— И вы в этом обвиняете меня, не так ли?

— Разумеется. Если бы вы дали ей лучшее воспитание, то она сумела бы приспособиться к новому положению в своей жизни. Но не прошло и недели после нашего венчания, как у меня появились определенные сомнения на ее счет.

— Сергей! — попытался торопливо перебить его Петр, но Карев не обратил внимания на его возглас. На него не обратили внимания ни тот, ни другой, поскольку они не спускали глаз друг с друга, словно два борца в разных весовых категориях. Но сейчас речь шла не о призе, а о гораздо более серьезном и страшном. Казалось, вот-вот их с трудом сдерживаемый пока гнев вырвется наружу и затопит собой всю комнату.

— Сомнения, говорите? — резко бросил Полоцкий. — Сомнения? У вас не было особых сомнений, когда вы пытались завладеть ее приданым.

— Тогда я не знал вашу дочь. У меня была возможность наблюдать за ее манерами, но мне ничего не было известно о ее характере. Он, однако, очень скоро проявился. Должен заметить вам, сударь, что я не позволю позорить фамилию своей семьи из-за любой суммы денег. Мне очень жаль сообщить вам, сударь, что ваша дочь — шлюха, и вина за это должна быть целиком возложена на вас.

Полоцкий тяжело дышал от охватившей его ярости.

— Шлюха? Клянусь Богом, сударь, вы поплатитесь за такое слово. Да как вы смеете, сударь? Как смеете?

— Как смею? Неужели я не смею сказать правду? Она осудила себя собственными поступками.

— А кто принудил ее к таким поступкам, скажите мне? — крикнул Полоцкий. Флер, в отчаянии и ужасе от происходившего у нее на глазах, инстинктивно сделала шаг вперед, чтобы выйти и не видеть больше, как они режут по живому, но Полоцкий, заметив ее маневр, повернулся к ней.

— Нет, нет, не уходите! Вам больше других надлежит послушать то, что я хочу сказать. Ведь я предупреждал вас о нем, разве не так? Да, много лет назад, там, в Лондоне. Мне следовало принять все предосторожности. Но даже тогда я еще не знал всего об этом человеке. — Повернувшись снова к Кареву, он низким голосом, весь, казалось, пылая гневом, произнес: — Теперь я знаю всю подноготную о вас, Карев. Вы считали, что я все так и оставлю, потому что не приехал сюда к вам раньше, чтобы потребовать от вас отчета за свои поступки. Нет, вы ошиблись! Я просто проверял известные мне факты, задавал вопросы людям, старался разузнать о вас все досконально, до малейшей подробности. Моя дочь оставила вас, и мне очень жаль, что она поступила таким образом, так как теперь я разлучен с ней. И я не осуждаю ее за то, что она это сделала, — нет, ни в коем случае! У нее было полное право бросить вас, найти себе человека, который является мужчиной, который станет ей настоящим мужем, а вы им никогда не были!

Карев побледнел как полотно. Он раскрыл губы, словно хотел возразить, но изо рта не вылетело ни звука. Он уставился в своего мучителя. Внутри него кипела бешеная ярость.

— Да, теперь я все знаю, — продолжал Полоцкий с видимым удовольствием. — Милочка в письме рассказала мне о том, как вы ею пренебрегали, и мне стало понятно, почему у вас от первой жены не было детей. Ведь до вашего отъезда с Кавказа вы получили ранение. Теперь и вы можете вздрогнуть от моего рассказа! — добавил он, обращаясь к Петру. — Он, конечно, позаботился, чтобы об этом никто не узнал! Граф притворился, что вернулся домой с новой женой, чтобы продолжать жить с ней в родовом поместье. — Он вновь повернулся к Кареву. — Но вам не хотелось покидать Кавказ. Вы хотели остаться там навсегда и жить в семье жены… но вы были ранены. И это печальное событие в один миг все изменило, не правда ли?

Озадаченный Петр не спускал глаз с брата.

— Это правда, что он говорит, Сережа? Или он несет чепуху? Скажи только слово, и я выброшу этого наглеца вон.

Карев молчал, не спуская с Полоцкого налившихся яростью глаз, по-прежнему бледный, без кровинки в лице. В эту минуту заговорила Роза, заговорила тихо, словно про себя.

— Мать знала об этом. Вот, вероятно, почему… — Она замолчала.

Полоцкий, переводил взгляд с одного на другого. Потом продолжил:

— Мне удалось отыскать того хирурга, у которого вы консультировались после возвращения в Петербург. Это был один из врачей императора, смею вас заверить! Он ничего мне не сказал. Тогда я подкупил одного из его ассистентов, и он по моей просьбе заглянул в вашу медицинскую карту. Но я все равно уже начал догадываться. Вы не можете иметь детей, не так ли? Это вам сказал хирург. Вы бесплодны!

Полоцкий все больше раззадоривал себя, сжимая для уверенности кулаки, чтобы не дать схлынуть охватившему его гневу.

— Вы ничем не лучше поганого мула! И что самое отвратительное — вы знали об этом, прекрасно знали, когда женились на моей бедняжке дочери. Пытаясь завладеть ее деньгами, вы хотели обречь ее на бездетную жизнь, как и свою первую жену, эту несчастную, достойную жалости женщину, — и мы все теперь знаем, что с ней произошло. Вы разбили ее сердце, и она зачахла. Но у Милочки оказалось больше живительной крови, больше духа, у нее хватило здравого рассудка, чтобы спасти себя, пока было еще не поздно.

Карев наконец обрел дар речи.

— Довольно! — процедил он сквозь зубы. Полоцкий и ухом не повел.

— Вы обманули ее, вы обманули меня, и вы лгали нам обоим, лгали всем окружающим вас людям! А теперь я вам скажу, что произойдет дальше, мой друг. Я намерен получить от вас официальный развод, а вместе с ним обратно все ее приданное, все, до копеечки! Ежели вы откажетесь, начнете чинить различные козни, то, смею вас заверить, все узнают об этом печальном факте. И вы никогда больше не сунете носа в Петербург, вы меня слышите?

Полоцкий умолк, тяжело дыша, взметнув вверх кулаки.

— Клянусь Богом, — продолжал он, — за то, что вы сделали с моей дочерью, мне следовало бы убить вас, Карев! Но полагаю, оставаясь в живых, вам придется куда сильнее страдать. К тому же мне хочется, чтобы у вас было побольше времени для сожалений о том, что вы когда-то пытались скрестить шпаги с Иваном Полоцким!

Когда он кончил, в комнате установилась такая гробовая тишина, которую никогда Флер прежде не приходилось ощущать почти физически. Она стояла словно окаменевшая от стыда и отчаяния, ее обуревало страшное предчувствие, что ни один из них больше не заговорит, что они так и будут молчать, глядя на друга, целую вечность. Однако молчание, как и полагалось, нарушил Карев, голос у него был такой бесстрастный, такой воздушный, словно прилетел издалека, из какого-то другого мира.