— Твои приятели не говорят по-французски. А где же ты выучился? — спросила заинтригованная глубокими познаниями негра Батистина.

— Я уже был лабом, мамзель, — ударил себя кулаком в грудь Жанно.

— Как? Здесь? Я хочу сказать, в Луизиане?

— Да, мамзель… Жанно убежал и хотел велнуться домой, в Афлику… Я плыл на большом колабле и плятался там тли месяца, но меня нашли, поймали… Такова эта жизнь, мамзель! Если Жанно узнают в Новом Оллеане, его забьют до смелти кнутом, мамзель! — вздохнул негр, печально покачав головой.

— Но это же ужасно! Я не хочу, чтобы тебя опознали! Надо будет найти какой-нибудь способ… Послушай, у тебя есть семья? Родные? — вдруг встрепенулась Батистина.

— Да, мамзель. Отец, мать, блатья, сестлы… Но в Африке никого не осталось, всех увезли… лазлучили… Все стали лабами… Мы никогда больше не увидимся…

— Как это грустно! А ты веришь в Бога? — со слезами на глазах спросила Батистина.

— Как и ты, мамзель. Доблый Бог сидит высоко в небе и все видит. Он видит, как несчастен бедный Жанно! — улыбнулся парень и поцеловал какую-то жалкую не то медальку, не то монетку, висевшую у него на шее на тонком шнурочке — единственное сокровище, которое у него осталось.

После ухода Жанно Батистина еще долго оставалась задумчивой и озабоченной.

Однажды утром Жорж-Альбер разбудил Батистину громким ворчанием.

«Вставай! Вставай! Лентяйка!» — было написано на обезьяньей мордочке.

Батистина свернулась в клубочек, потом нехотя вытянула правую ногу. Фоккер-Дьявол давным-давно покинул каюту. Девушка потянулась всем телом, расслабилась и едва опять не заснула.

И тут Жорж-Альбер начал свой ритуальный танец пробуждения: он скакал и кувыркался на циновке, пронзительно верещал и приставал к Батистине с нежностями.

Батистина поднялась с постели. Она хорошо знала Жоржа-Альбера и его упрямство. Раз уж он решил, что пора вставать, то так тому и быть, и сопротивляться — бесполезно!

— Господи! Да что с тобой сегодня, Жорж-Альбер? Неужели? — воскликнула Батистина и бросилась раздвигать занавески, чтобы взглянуть в окошко. Затем она стремительно выбежала на палубу.

Корабль покачивался на волнах. На палубе царило всеобщее оживление. Пираты убирали паруса. Стоя на юте, Фоккер-Дьявол зычным голосом отдавал приказы.

— Земля! Земля! — слышались вокруг крики пиратов.

От волнения Батистина не могла говорить. Она только сжимала и разжимала кулачки, да то и дело хватала за лапки Жоржа-Альбера.

Два плоских острова почти смыкались и образовывали залив Баратария. Позади узкого прохода, явно неподходящего для военных судов с большой осадкой, Батистина увидела странный лес из мачт: в глубине залива надежно прятался пиратский флот.

Стаи птиц, в основном не морских, а болотных, вились над стоячей, покрытой водорослями водой. Волн почти не, было. Вода слабо и лениво плескалась за бортом Молодые пеликаны жадно залезали в клювы своих мамаш и пожирали добытую теми рыбу.

— Вот она, Луизиана! — улыбнулась Батистина, с наслаждением вдыхая напоенный запахом цветущих деревьев воздух.

— Для нас это — ад, для тебя — рай, предательница! — раздался позади голос Иностранки, которой тоже удалось выскользнуть на палубу.

Батистина пожала плечами и даже не обернулась.

Небольшая парусная лодка под черным парусом шла им навстречу.

34

Солнце уже клонилось к закату. Батистина с Жоржем-Альбером за плечами заняла место рядом с Фоккером-Дьяволом в шлюпке, где сидело восемь гребцов-негров, уныло тянувших бесконечную песню. На небольшом расстоянии от капитанской шлюпки следовало еще несколько лодок, в которых разместились пираты и женщины-пленницы, в последней находились Смерть-в-штанах и Гонтран д’Обинье. «Красавица из Луизианы» встала на якорь в укромном местечке между двух островов.

На большом острове виднелись какие-то жалкие хижины. Пираты, одетые в фантастические лохмотья, скрывались там от палящих лучей солнца. Они заметили шлюпки и высыпали на берег, приветствуя Фоккера, который гордо, словно настоящий адмирал, стоял во главе флотилии.

— Эй! Господин Фоккер! Кому предназначен твой замечательный груз? Уж не для нас ли, твоих братьев-флибустьеров?

— Черт побери! Какие красотки!

— Что за девки! Восхитительные шлюхи!

— Эй! Фройлянн! Взгляни на мой конец! Он у меня здесь самый большой! Со мной никто не может тягаться!

— Заткни твою поганую глотку, чертов хромец! Ишь, расхвастался! Да у меня ничуть не меньше! Да и кровь у меня погорячее!

— Фоккер! Сукин сын! Дорого ли ты за них просишь?

— Да, этот негодяй теперь богат! Ничего не скажешь! Повезло!

— Эй! Фоккер! А вон ту блондинку, рядом с тобой, тоже можно купить?

— Слышь-ка, парни! А что вы скажете об этом? Небось, давно не видели? — кричали девицы, с громким смехом задирая юбки.

Пираты словно посходили с ума. Они носились как оглашенные по раскаленному песку, орали, вопили на всех языках и делали непристойные жесты. Но это нисколько не смущало девиц, напротив, пожалуй, только возбуждало их и заставляло отвечать столь же откровенно.

Фоккер не ошибся в своих расчетах. Как он и предвидел, пираты предлагали за девиц все более и более высокие цены. Мужчины давным-давно не видели белых женщин — с тех самых пор, как покинули «большую землю».

Фоккер, невозмутимый, как всегда, отдавал приказы. Гребцы осторожно вели лодку вдоль рифа, пытаясь войти в крохотную гавань и подойти к причалу, выдолбленному прямо в скале. Большие корабли не могли проникнуть в эту гавань, только шлюпки — слишком был узок проход.

Батистина быстро и ловко выбралась на причал. Она огляделась и растерянно посмотрела на Жоржа-Альбера: остров представлял собой настоящий форт, быть может, укрепленный даже лучше, чем военный лагерь Мориса Саксонского в Фонтенуа. Загорелые, насквозь просоленные ветрами и штормами пираты без устали трудились над сооружением новых укреплений, устанавливали пушки и чистили оружие. Да, действительно неприступный бастион возвышался при входе в бухту! К тому же он обладал тем преимуществом, что был совершенно незаметен с моря.

Фоккер-Дьявол увлек Батистину за собой в свою личную хижину из тростника. Девушка спотыкалась и оборачивалась на каждом шагу, напуганная громкими криками пиратов, одетых в какие-то ужасающие отрепья или разряженных в пух и прах, словно сказочные принцы. У некоторых головорезов в ушах красовались серьги с бриллиантами и изумрудами, на шеях — дивные колье и ожерелья, а на руках и ногах — браслеты, которыми не пренебрегли бы даже королевы, зато у некоторых не хватало глаз, рук, ног… Какой-то жалкий безногий калека, безухий и кривой на один глаз, чинил паруса. Он взглянул на девушку и издал нечленораздельное восклицание, больше похожее на мычание, чем на человеческую речь. Батистина пригляделась к бедняге и с ужасом догадалась: несчастный разинул жуткую пасть, лишенную языка.

Батистине было трудно с непривычки ступать по твердой земле. За три месяца пути она привыкла к вечно колеблющейся палубе под ногами, и сейчас ей казалось, что земля может в любую минуту уйти у нее из-под ног.

Матросы из команды Фоккера крепко-накрепко заперли пленниц в большой хижине, снабдив их всем необходимым для того, чтобы девицы могли привести себя в порядок, а сами, вооружившись до зубов, принялись охранять свою добычу. Казалось, они гораздо больше не доверяли своим собратьям-пиратам, чем опасались, что девицы сбегут. Батистина устроилась рядом — в просторной хижине своего любовника. Конечно, она пользовалась полной свободой, могла идти, куда захочет, но пираты нагнали на нее такого страху, что она и носа не осмеливалась высунуть наружу. Батистину, правда, немного утешало то, что три верных приспешника Фоккера охраняли ее с мушкетами в руках. Было ясно: они готовы стрелять в любого, кто посмеет приблизиться к ней. Атмосфера всеобщей подозрительности и взаимного недоверия, царившая в лагере, действовала девушке на нервы.

— Эй! Красавица! Как ты там поживаешь? — про кричала Дядюшка, найдя довольно большую щель в гнилых досках, из которых была сколочена хижина, где держали девиц.

— Не знаю… — откровенно призналась Батистина. Она прилегла после того, как освежилась и переоделась. Жорж-Альбер на время ее покинул — он отправился осматривать остров. Издалека до девушки доносилось печальное пение негров. Пираты загнали несчастных в некое подобие корраля, словно скот.

Нервы у Батистины были напряжены до предела. Она чувствовала себя совершенно усталой и разбитой. Она долго ворочалась в постели, но уснула, так и не дождавшись Фоккера. Он явился лишь под утро и величественно изрек:

— Я женюсь на тебе сегодня вечером!

— Вот так манеры! Это просто потрясающе! Вы оставили меня одну на всю ночь! Бросили! А кстати, где это вы изволили пропадать ночь напролет? И откуда вы сейчас явились? — сказала Батистина, обиженно поджав губы и не давая Фоккеру и рта раскрыть.

— Ну-ну, принцесса! Похоже, ты больше не можешь и часу прожить без твоего Фоккера? — захохотал гигант. — У меня было много дел, маленькая блошка, и мне надо опять тебя оставить… Ведь это не так просто — разгрузить корабль! Ну же, улыбнись! Принарядись и сделай себя красивой ради нашей свадьбы! — ласково похлопал Батистину по попке знаменитый пират.

— Но… разве здесь, в Баратарии, есть священник? — заикаясь, спросила ошарашенная девушка. Она могла вообразить все, что угодно, но только не то, что в один прекрасный день какой-то пират станет ее мужем.

— Ха-ха-ха! Ты всегда будешь заставлять меня помирать со смеху, принцесса! Я пришлю за тобой ближе к ужину! — закричал гроза морей, в восторге хлопая себя руками по мощным ляжкам, обтянутым черными штанинами. Фоккер выплыл из хижины и присоединился к своим матросам.