– Да… Да, я знал, но теперь я жалею, что заговорил об этом. Не лучше ли тебе остановиться на минуту и не продолжать до конца это сошествие в ад, которое ты начала? Я бы хотел, чтобы ты сама себя пожалела…

– Труден лишь первый шаг. По крайней мере, я увижу, прав ли был Данте, когда изобразил ведьм в аду с головой, повернутой назад, так что слезы капают им на спину…

О Фонтелюченте ходила ужасная молва. По всеобщему признанию и ко всеобщему ужасу, это было место, которое облюбовали ведьмы во всей Тоскане. Там были и нагромождения камней, и грот, и хижины, в которых жили существа, походившие на людей только внешне. В своем большинстве это были несчастные люди, доведенные нищетой, болезнями или людской жестокостью до растительного существования. Изгнанные отовсюду и повсюду преследуемые, они отвернулись от неба и его милосердия, в которое они больше не верили, и вступили в сношения с темными силами, надеясь отомстить за себя и посеять страх, который бы их охранял.

И это им удалось, их заклинания и колдовство вызывали такой ужас, что вокруг этого веселого и плодородного места образовалась пустыня, и все называли его проклятым. Здесь же брал свое начало чистый и звонкий источник, который орошал пышную и разнообразную зелень, но, боясь колдовства, все избегали брать из него воду.

Случалось, однако, что темной ночью какая-нибудь неясная фигура, закутанная в темный плащ, пробиралась в Фонтелюченте. Это была или девушка, желавшая скрыть плод незаконной любви, или женщина, искавшая погибели своей соперницы, влюбленный юноша, отвергнутый своей красоткой, или даже благородная дама, которая для удовлетворения своих низменных страстей готова по-царски оплатить услуги. В ненависти или любви они черпали смелость, чтобы пойти к ведьмам.

Живя среди природы, эти люди открыли много тайн. К тому же они владели рецептами различных лекарств, волшебных напитков любви, сохраняемых в глубокой тайне от посторонних.

В определенные дни, чаще всего в новолуние, колдуны собирались вместе со своими собратьями из близлежащих мест, к ним присоединялись и их собратья, пришедшие издалека, чтобы вместе почтить своего покровителя, князя тьмы, властелина зла, имя которого не все осмеливались произнести, а люди, принадлежащие церкви, называли его сатаной и при этом осеняли себя крестом. Из предосторожности место встречи каждый раз менялось и сообщалось об этом условными словами, внешне мало что значившими, которые передавались из уст в уста.

Так и Деметриос отправился сегодня утром в город и узнал это слово от Бернардино, который, как всегда, просил милостыню у собора и прошептал его в обмен на серебряную монету. На этот раз встреча была назначена в поле, находившемся на склоне горы Чечери. На одном конце его рос лес. С других сторон оно было окружено обветшалыми стенами заброшенного монастыря, вдали от всякого жилья.

Приближалась полночь, когда Деметриос, Фьора и Эстебан подошли к полю. Из предосторожности они отправились туда пешком и трудной дорогой, которая вилась между кустарников и каменных уступов. Грек продвигался твердым шагом человека, знавшего, куда он шел. Наконец он остановился за полуразрушенной стеной в том месте, где над выбоиной густо поднялась зеленая растительность.

– Отсюда мы сможем наблюдать, не рискуя быть замеченными. Я хорошо знаю это место, куда мне случалось заходить для медитации…

Он посадил Фьору на большой камень и осторожно раздвинул ветки деревьев и кустов дикой малины, чтобы можно было наблюдать за происходящим. В дополнение к остальным мерам предосторожности молодая женщина, как и ее спутники, прикрыла лицо черной маской и на руки надела перчатки. Таким образом они были почти невидимы и открытые части тела были защищены от колючих кустарников.

Перед Фьорой простиралось поле, окруженное старинными монастырскими зданиями. Оно напоминало широкую скатерть, постеленную среди возвышений, которые вырисовывались неясными очертаниями. Вокруг все было тихо, лишь из соседнего леса трижды раздался крик совы, в ответ на поле послышался звук, напоминающий громкий вздох.

Вдруг из руин вышел человек с факелом в руках, он быстро зажег два костра, расположенных по краям поля, и сразу же середина его ярко осветилась, как сцена в театре, открыв зрителям устрашающие декорации.

Между двух костров стоял грубый стол, сделанный из двух камней и каменной плиты, позади него было небольшое возвышение, увитое плющом, на котором возвышалась статуя, раскрашенная с такой реальностью, что у Фьоры волосы зашевелились на голове. Туловище голого мужчины с козлиными ногами, сидевшего на корточках, было увенчано отвратительной головой. Острые уши, длинные закрученные рога и жесткая свисающая борода были взяты у козла, длинный, загнутый нос, красный гримасничающий рот и налитые кровью глаза были почти человеческие. Мужчина зажег три свечи, стоявшие на голове статуи между рогами, в когтистых руках статуи были в одной серп, а в другой золоченый кубок.

– Дьявол! – выдохнула Фьора, машинально перекрестившись.

Деметриос прикрыл ей рукой рот.

– Больше ни слова! – прошептал он ей на ухо. – Ты можешь выдать нас…

В свете костров стали видны призраки, сидевшие вокруг отвратительного идола, закутанные в темное. Они одновременно сбросили свои накидки и предстали перед наблюдавшими. В своих обносках когда-то богатых одежд они являли собой сборище кошмарных фигур, создать которые мог лишь воспаленный мозг, охваченный бредом.

Здесь были беззубые старухи с ввалившимися щеками, уродливые мужчины с воспаленными глазами, блестевшими из-под копны сальных волос, еще молодые, но потрепанные разгульной жизнью женщины. Те, кто пришел из Фонтелюченте и из других мест, стояли тихо и неподвижно немного поодаль, такие же отвратительные, как и их идол, которому они поклонялись.

В это время человек с факелом, воткнув его в землю, удалился и появился вновь с черным покрывалом в руках, набросил его на стол, поставил два железных подсвечника с черными свечами и зажег их. Черный зловонный дым поднялся кверху, к голове идола. Послышалась заунывная мелодия, которую затянули колдуны с закрытыми ртами, сначала тихая, но постепенно становившаяся все громче, мужчины и женщины принялись раскачиваться слева направо в такт ее медленному ритму, уставившись неподвижным взглядом перед собой и держа скрещенные руки на коленях. Над долиной вместе с тяжелыми облаками дыма поплыло мычание, лишь отдаленно напоминавшее пение. Постепенно поле стало оживляться…

Люди в масках выходили из леса или из руин монастыря. Когда они сняли свои плащи и накидки, Фьора, которая глядела широко раскрытыми глазами и не упускала ни одной детали, увидела среди них мужчин и женщин, молодых и старых, в черных истрепанных одеждах, чьи изможденные лица говорили о долгих ночных бдениях, проведенных в поисках решений нераскрытых тайн; увидела нищих, среди которых, ей показалось, она узнала Бернардино, крепких юношей, нескольких красивых девушек.

С изумлением Фьора отметила присутствие трех женщин в масках, роскошные туалеты которых говорили об их высоком положении, также было несколько мужчин в масках и в вышитых одеждах. Но самым удивительным был дух братства, который объединял всех этих людей, в глазах и благородной дамы, и грязного нищего, и крестьянина можно было прочитать одинаковое чувство ожидания.

Пламя костров, в которое бросили смолу, стало желтым и сделало все лица похожими. Колдуны продолжали раскачиваться, выводя медленную и мрачную мелодию, которой, казалось, не было конца, те, кто приходил вновь, подхватывали ее и также раскачивались, это монотонное движение стало всеобщим. Завороженная Фьора должна была ухватиться за ветки кустарника, чтобы не последовать их примеру, но тут она укололась о колючий куст, и наваждение прошло…

Вдруг послышался низкий, глубокий звук, похожий на удар гонга, и мгновенно наступила тишина. Из развалин появился кортеж…

Во главе, неся крест, к которому был привязан труп собаки, шел негр атлетического сложения, одетый в ярко-красного цвета рясу, с разрезами, через которые было видно его бронзовое тело, за ним шли две девушки, нагота которых была едва прикрыта прозрачными белыми туниками. На головах у них были венки из плюща, одна несла кадило, вторая держала двумя руками кубок, наполненный зернами пшеницы и черными маслинами. Мужчина, похожий на священника, заключал процессию.

На нем была одежда, точно такая, как у христианского священника. Только она была белая с красной подкладкой и вышивкой в виде длинных языков черного пламени. Вместо креста его грудь украшал какой-то странный амулет. На голове у мужчины было что-то похожее на небольшую каску с рогами, в руках он нес чашу, накрытую красным покрывалом. Колдуны поднимались и кланялись ему, когда он проходил мимо. Они отодвинулись от алтаря, если можно было назвать так это сооружение, и выстроились в два ряда с двух сторон.

Священник поставил чашу на алтарь, затем, пав на колени, воздел руки к демонической статуе и громко воззвал:

– Отец зла и греха, разврата и преступления, сатана, бог удовольствия и богатства, вечный источник мужественности и запретных страстей, хозяин тех, кто предается разврату, приди к нам сегодня ночью сюда, где мы собрались, чтобы почитать тебя и обожать!..

Несмотря на запрет Деметриоса, Фьора не выдержала и тихо спросила:

– Кто этот человек?

– Священник, лишенный сана, только бывший священник может служить эту мессу…

– Он…

– Замолчи и, что бы ты ни увидела, не произноси ни слова! – строго сказал Деметриос.

Церемония вошла в новую фазу: сначала колдуны, а затем и все присутствующие парами стали проходить перед статуей для приветствия. Они простирались ниц перед алтарем и перед статуей, затем возвращались на свое место. Последней оставалась одна женщина из тех трех, которые, должно быть, принадлежали высшему обществу. У нее в руках был серебряный поднос, на котором лежало что-то бесформенное. Встав на колени, она подала его священнику, который поднес блюдо к идолу: