Тамаш вернулся к своей лодке и теперь уже смело вырулил на чистую воду. Сейчас ему было необходимо найти погонщиков с волами и место, где можно было запастись водой.

Еще несколько лет назад моряки, плавающие по Дунаю, без опасения брали воду прямо из реки, но неожиданно в этих местах разразилась эпидемия холеры. Первыми стали болеть и умирать именно моряки, плававшие по Дунаю. Потом болезнь вроде бы миновала, но опасность заразиться оставалась. Моряки, отправлявшиеся в плавание по Дунаю, предпочитали запасаться водой из родниковых источников.

К счастью, Тамашу не пришлось потратить много времени на поиски. Быки с погонщиками оставались почти на том же месте, где Тамаш обрубил канат. Да и с водой ему тоже повезло. Вверх по течению, совсем недалеко от того места, где в затоке пряталась баржа, виднелся лесистый островок, на котором была чистая родниковая вода. Об этом Тамаш знал наверняка, потому что несколько лет назад ему уже приходилось делать здесь остановку.

Не теряя времени, капитан вернулся на свой корабль, где его дожидался верный Габор.

– Ну что, где турки? – нетерпеливо спросил он, помогая Тамашу подняться на борт.

Запольяи рассмеялся.

– Наверное, Иисус Христос все-таки главнее, чем пророк Магомет. Судя по всему, именно он сделал так, что турки сели на мель. Да и насчет воды нам повезло.

Помнишь тот маленький островок, на котором мы уже однажды останавливались?..

– Да-да,– конечно,– оживился– Габор,– помнится, там был прекрасный родник.

– Погонщики дожидаются нас тут же, за излучиной. Но не забывай, что нам нужно подумать еще кое о чем.

Габор кивнул головой в сторону капитанской каюты.

– Вы имеете в виду покойника?

– Да, нужно поступить с ним по-христиански.

– Вы хотите похоронить его на этом острове?

– Нет, сделаем проще. Похороним его здесь, на берегу.

На лице Габора появилось удивленное выражение.

– Но ведь у нас даже нет досок, чтобы сколотить для него гроб.

Тамаш быстро рассеял его сомнения.

– Похоронить без гроба все-таки лучше, чем швырять его в воду или оставлять его на съедение лесным зверям.

Мезекеру не оставалось ничего другого, как согласиться.

– Ну ладно, капитан. Раз вы так считаете...

– А что девушка? Как она? – спросил Тамаш.

– Я заходил в каюту и спрашивал ее, как она себя чувствует. Но она не отвечает ни слова. Она ничего не понимает по-венгерски. Ума не приложу, что мы с ней будем делать.

Тамаш пожал плечами.

– Я тоже не знаю.

– Да, задал нам задачку этот господин Трикалис,– посетовал Габор.– Раз уж сел на корабль, то будь добр – сойди с него живым. А теперь только лишние хлопоты. Может быть, пристроить ее служанкой к Жигмонду, не везти же ее назад, в Белград? Да и кому она там нужна...

Тамаш вздохнул.

– Да, и вправду, задачка не из легких. Но у нас еще есть время подумать. А сейчас давай займемся Трикалисом.

Вскоре у подножия лесистого холма была вырыта могила, куда и опустили тело бывшего казначея Стамбула, который выдавал себя за греческого торговца Аполлониуса Трикалиса.

Фьора почти невидящими глазами наблюдала за тем, как тело Трикалиса, завернутое в парусину, опускалось на дно могилы.

Двое матросов вскоре выбрались наверх и стали засыпать труп землей.

Небольшой могильный холмик заложили дерном, и Тамаш сказал:

– По христианскому обычаю, конечно, следовало бы пригласить священника, но раз уж его нет, нужно сказать хотя бы несколько слов об усопшем.

Габор хмуро добавил:

– Несколько хороших слов…

– А мы знаем о нем что-нибудь хорошее? – с сомнением промолвил Тамаш.

Габор в раздумии потер подбородок.

– Наверное, он был богатым...

– Кто знает, хорошо это или плохо,– задумчиво промолвил Запольяи.– Впрочем, его богатство, наверное, сослужит кому-нибудь хорошую службу...

Конечно, он имел в виду себя, но окружающие не догадывались о тайном смысле, сокрытом в его словах.

После этого над могилой воцарилось молчание.

Фьоре тоже хотелось сказать несколько слов, но вряд ли кто-нибудь из окружающих понял, о чем она говорит. Поэтому в знак своей признательности к человеку, который помог ей бежать из ненавистного турецкого плена, она опустилась на колени и положила ладонь на могильный холмик.

Тамаш шепнул на ухо Габору:

– Трикалис говорил, будто она его приемная дочь. Габор с сомнением покачал головой.

– Что-то не верится...

– Почему?

– Уж больно красива...

– Что ж в этом плохого?

– Это правда. Ничего дурного в этом нет. Тяжело придется этой бедняжке. Да только, наверное, не хуже, чем в могиле...

– Ну ладно, крест ставить не будем,– сказал Тамаш, подводя таким образом итог прощальной церемонии.

– Почему? – удивился Габор.– Трикалис ведь был греком.

– Хоть и греком, да мусульманином,– ответил Тамаш.

– А не берем ли мы грех на душу, предавая земле по христианскому обычаю тело мусульманина? – засомневался Габор.

– Да ведь в землю зарывают всех одинаково – будь ты мусульманин или христианин,– ответил Тамаш.– А вот крест, и правда, ставить нельзя.

– Ну, ладно,– заключил Габор.– Упокой, Господь, его душу...

– А какого Господа ты имеешь в виду? – спросил один из матросов.

– Бог,– наставительно ответил Габор,– для всех один. Только мы называем его Иисусом Христом, а мусульмане – Магометом.

На этом похороны были закончены, и Тамаш первым зашагал к лодке.

– Габор,– сказал он,– сейчас мы вернемся на баржу, возьмем бочонок для воды. Наверное, девушку нужно захватить с собой. Не оставлять же ее, в конце концов, на пустом корабле.

– Да как же ты ей объяснишь, чего мы хотим?

Тамаш рассмеялся.

– Попробую жестами.

– Свалилось же такое на наши головы,– недовольно пробурчал рулевой.– Не надо было тебе брать этих пассажиров в Белграде. Теперь девчонку куда-то пристраивать придется.

Тамаш нахмурился.

– Да что ты заладил – не надо, не надо? Что сделано, того не воротишь. Добрый католик всегда должен позаботиться о ближнем.

Но Габор не успокаивался.

– Давно ли ты стал католиком? – насмешливо спросил он.– Что-то я не припоминаю за тобой прежде такого почтения к вере. И в церковь-то, наверно, раз в месяц ходишь...

Тамаш сделал вид, будто эти слова Габора его не касаются. Тот еще немного побурчал и успокоился.

Когда они вернулись на судно, Тамаш принялся объяснять Фьоре, что они собираются делать. Он показал рукой в сторону Дуная и внятно сказал:

– Мы едем за водой.

Фьора непонимающе посмотрела на капитана.

– Вода...– еще раз повторил тот, сопровождая свои слова характерным жестом.– У нас нет воды.

Фьора, наконец, догадалась, о чем идет речь. На лице ее выразилось недоумение: ведь вокруг столько воды.

Тогда Тамаш пояснил, показывая пальцем в сторону реки:

– Вода из реки – плохо, нельзя пить. Нужна вода из родника. Понимаешь? Родник...

Фьора снова отрицательно покачала головой. Она догадывалась, что капитан говорит о воде, но какое отношение это имело к ней – не знала.

– Черт возьми...– сквозь зубы процедил Тамаш.– Как же ей втолковать?

Он показал на лодку, потом сделал движения руками подобно тому, как делают это гребцы, и махнул рукой в сторону реки.

– Мы отправляемся туда. Бог мой, как же по-турецки будет вода?.. Разом все вылетело из головы...

Чтобы у девушки не оставалось никаких сомнений в том, что ей нужно делать, Тамаш сначала показал рукой на нее, а потом на лодку.

Только после этого она поняла, что ее просят не оставаться на корабле, а плыть куда-то в лодке по реке. После этого они кивнула и, поддерживаемая за руку одним из матросов, стала спускаться в лодку.

Загрузив туда бочонок для пресной воды, Тамаш скомандовал:

– Отчаливаем.

Состояние, в котором находилась Фьора, трудно описать словами. Поначалу ее охватило отчаяние. Затем оно сменилось слабой надеждой на то, что в Турцию она все-таки не вернется.

Похоже, что этот славянин, капитан баржи, не собирается отправляться назад в Белград. Наверное, нужно покориться судьбе и ждать, надеясь на лучшее. Она еще не знала, что ее ждет в дальнейшем, но хотела верить в свою счастливую звезду.

Ведь уже не один раз она была на волосок от гибели, и все-таки несчастье обходило ее стороной. Гибли ее родные, близкие, люди, которые ее любили и которых любила она, но саму Фьору смерть обходила стороной.

Погрузившись в свои не слишком веселые мысли, она почти не замечала ничего вокруг. Не замечала, как красив Дунай и холмы, его окружающие, как ярко светит солнце, и как красиво поют птицы, как плещется вода под веслами, и как матросы поют песню в ритм движению весел.

Сколько таких песен ей пришлось услышать за те несколько месяцев, что прошли после ее отъезда из Парижа. Она вспомнила, как пели матросы-иллирийцы на урке «Санта Исабель», и странные горловые напевы арабских матросов с джермы, на которой они путешествовали по Нилу; песни итальянских моряков с «Санта-Маддалены» и пьяные вопли корсаров.

Неужели все это произошло с ней, Фьорой Бельтрами? Неужели это не был дурной сон? Перед ее глазами с калейдоскопической быстротой мелькали образы Авиньона и Мальты, Александрии и Каира, Стамбула и Белграда, Крита и Дижона. Ей казалось, что она пересекла уже весь свет, увидав за полгода с небольшим столько, что иным не доводится увидеть за всю жизнь...

Наконец, лодка уткнулась носом в песчаный берег маленького лесистого островка посреди широкой реки.

Первым на берег сошел капитан Тамаш Запольяи. Не забывая о своей пассажирке, он ступил в воду и жестом показал Фьоре, что собирается перенести ее на берег на руках.

Поначалу она не поверила своим глазам, но капитан снова протянул к ней руки.