Дальше следовала, как и надо было ожидать, просьба о плате за услугу. Фьора подняла на короля испуганный взгляд, но ее глаза были при этом ясны, и рука не дрожала.

— Король на самом деле считает меня способной написать такую мерзость? Меня, которая ненавидит все окружение папы, за единственным исключением в лице донны Катарины?

— Вы — женщина, и женщина красивая. Такие, как вы, способны на все, чтобы заиметь много денег, что даст возможность заниматься только своей красотой, которая, впрочем, скоро проходит, и создавать ей достойное обрамление.

— Я богата и не нуждаюсь в подачках от папы. Монсеньор Лоренцо отдал мне почти все, чем я владела раньше. И после этого я почему-то присоединилась к тем, кто хочет его гибели? — Фьора понимала, что столь слабый довод вряд ли убедит Людовика в ее невиновности.

— Война между Флоренцией и папой далеко не закончена.

Происходит много сражений, и город Красной лилии теряет силы, а Рим их приобретает. С самого начала силы были слишком неравны, и я очень опасаюсь…

— Тогда, — пылко сказала Фьора, — чего же вы ждете и не поможете им? Пошлите солдат, золота, но не дайте Флоренции погибнуть!

Подобие улыбки появилось на тонких губах Людовика XI, и он несколько раз хлопнул в ладоши:

— Браво! В вас пропадает отличная актриса, донна Фьора!

Даже я мог бы попасться на это. Все это так подкупает!

Эта презрительная улыбка подействовала на Фьору сильнее, чем любой приступ гнева. Она опустилась на колени:

— Тогда казните меня, сир! Лишите жизни, но не оскорбляйте! Клянусь моим ребенком, что я не писала этого письма!

— Вы забываете, что однажды уже писали мне, сравнить очень просто…

— А разве это не может быть подлогом? Папа и его клика готовы на все, и у него есть много людей, способных подделать все, что угодно! Как… какими словами и какую клятву мне вам дать в том, что я не писала этой гнусности!

Неожиданно из глубины памяти к ней пришло решение.

— Сир! Один человек был рядом со мною, когда я писала свое письмо.

— Кто же?

— Госпожа Леонарда. Признаюсь, я потратила много сил на то, чтобы составить это письмо, отнюдь не из-за высказанных в нем дружеских чувств и признательности, а потому, что я осмеливалась вмешиваться в вашу политику и обещала просить вас положить конец этой войне, на что я не имела никакого права.

— Хорошо хоть, что вы осознаете это, — с осуждением произнес Людовик. — Вы говорите, госпожа Леонарда?

— Да, сир!

Король хлопнул в ладоши, и на пороге появился тот слуга, который привел Фьору. Подозвав его повелительным жестом, Людовик что-то тихо прошептал ему на ухо. Слуга кивнул в знак того, что все понял, и так же быстро покинул комнату. Король, казалось, несколько смягчился, но все же еще недовольно покусывал нижнюю губу, посматривая на стоящую перед ним женщину.

— В любом случае, — сказал он, — вы уже однажды писали мне письмо, в котором была ложь. Помните, перед вашей поездкой в Париж? Неужели вы станете доказывать, что это сплошная ложь?

Фьора опустила голову и вспомнила о словах Оливье ле Дема. Если он знал, что она родила девочку, то король тем более тоже об этом знал.

— Признаюсь, сир. Я солгала!

— А! — воскликнул он с торжеством. — Вам случается и признаваться! Скажите мне, где вы были всю эту долгую зиму?

Фьора подняла голову: она не могла отказываться от своей плоти, даже если это будет ей стоить жизни.

— Сначала в Париже, и в этом я вам не солгала. Затем в Сюрене, в маленьком владении моего родственника Агноло Нарди, молочного брата моего отца. Там я родила девочку, которой сейчас занимаются Агноло и его жена Агнелла.

— Ну, вот мы и у цели! — воскликнул король, вскочив из кресла, как будто там была пружина, и принялся расхаживать вдоль камина. — Дочь! А от кого этот ребенок? Не надо мне говорить, я и сам знаю: от вашего супруга, Филиппа де Селонже, с которым вы, несмотря на все уверения, тайно встречались!

И это дьявольское письмо тоже не лжет! Вы попросту переговорили, как и сами сообщаете, кое с кем «из мятежников», другими словами, с вашим дорогим супругом, но вы, конечно, не могли мне прямо сказать, что беременны. И потом вы решили скрыться. Видите, я все знаю!

Потрясенная Фьора не сразу сообразила, что ей на все это ответить.

— Что это за бред? — не слишком вежливо спросила она. — Я скрыла бы рождение дочери от моего супруга? Дочери, которую я назвала Лоренца-Мария?

— Лоренца? — Теперь уже удивился Людовик.

— Конечно. Все, кто там был, могут вам это подтвердить: это совсем не плод моего союза с мятежником, который прячется от вас, но именно от него-то я и старалась все скрыть! Ведь дочь родилась от моей любовной связи с Лоренцо Медичи! По-моему, я не утаила от вас, что была его любовницей?

— Действительно, но…

— Сейчас мой супруг знает о наших отношениях с Лоренцо, и, поскольку он навсегда для меня потерян, мне больше нет никакого смысла лишать себя своей маленькой дочери и в мои планы входит воссоединиться с ней.

— Это правда, что вы виделись с графом де Селонже? Где?

Когда?

— Примерно три недели назад, в Нанси, в монастыре Пресвятой Богородицы.

— Значит, вот где он прячется?

Фьора поднялась и спокойно произнесла:

— Я сказала об этом королю, потому что Филипп де Селонже не скрывается! Он выбрал это место, чтобы каждый день молиться на могиле монсеньора Карла, последнего герцога Бургундского и единственного хозяина, которому он когда-либо служил. На днях, возможно завтра, он даст обет.

Людовик XI медленно вернулся в свое кресло и положил руки на резные подлокотники, изображающие львов. Он погрузился в глубокое размышление.

— Он что, хочет стать монахом? Разве он больше вас не любит? — спросил он с иронией, которая сильно задела молодую женщину.

— Я могла бы увезти его с собой, но… ценой клятвопреступления, — призналась она.

— Какого?

— Он потребовал, чтобы я поклялась перед богом… что никогда не принадлежала Лоренцо Медичи. Я не смогла…

Охваченная воспоминаниями, Фьора даже не повернула голову, когда раздался скрип открывшейся двери:

— Девочка моя!

И Фьора очутилась в объятиях Леонарды. Чувство облегчения вдруг нахлынуло на нее.

— Леонарда! Моя Леонарда! Боже мой!

— Я приказываю вам отойти друг от друга, — холодно проговорил Людовик XI. — Женщина, вас привели сюда не для того, чтобы вы устраивали душещипательные сцены. Вы должны ответить на вопросы.

— А пока я спрошу у вас, сир: что вы такое с ней сделали, что довели до этого состояния?

Пораженный Людовик XI не мог произнести ни одного слова в ответ этой женщине, которая осмелилась обратиться к нему таким тоном.

— Вы забыли, кто перед вами!

— Нет… вы — великий король. А она, эта бедная девочка, которой на земле отказано даже в капельке счастья, для меня дороже собственной плоти и крови. Спрашивайте меня, что хотите, но больше не разлучайте нас!

— Как тут узнать правду? — сам себя спросил король. — Ну ладно, попробуем! Прежде всего, что вы знаете о девочке, родившейся в Сюрене этой весной?

— А что про нее знать? — насупилась Леонарда. — Ее зовут Лоренца, и все!

— Хорошо, хорошо! Скажите другое. Известно ли вам о письме, написанном примерно год назад мадам де Селонже донне Катарине Сфорца и переданном кардиналу…

— Монсеньору делла Ровере? Конечно! Оно доставило этому ангелу столько мучений!

— Тогда вы его легко узнаете. Вот оно!

Леонарда с сожалением выпустила Фьору из своих объятий, взяла письмо и прочитала, а затем с отвращением бросила его к ногам короля.

— Фу! Ну и гадость! Я надеюсь, что ваше величество не подумали, что его написала донна Фьора?

— Это ее почерк, ее печать…

— Это больше всего похоже на работу составителя фальшивых бумаг. Если вам удастся его поймать, советую вам, пошлите его на ближайшую виселицу! А того человека, который вам это передал, вы смело можете дать ему в попутчики!

— Это один из наших самых преданных советников!

Не испытывая никакой робости, старая дама рассмеялась.

— Спорю, что его зовут Оливье ле Дем, или сам дьявол, как при него здесь говорят все добрые люди.

— Дьявол? — произнес король, затем несколько раз быстро перекрестился и поцеловал висевший на шее медальон.

— Признаться, слово к нему очень хорошо подходит. К тому же он способен на все, чтобы получить этот чудесный дом, в котором мы были так счастливы. Он даже пытался нас убить!

— Пока оставим это, — нетерпеливо взмахнул рукой король. — Значит, вы считаете, что это письмо — фальшивка?

— Даю руку на отсечение, сир. А сейчас простите меня, я ненадолго выйду и скоро вернусь.

Она подобрала свои длинные юбки и вышла так быстро, как только ее могли нести ноги, уже потерявшие былую легкость, а Фьора и король, оба одинаково изумленные, остались в комнате наедине.

— Куда она пошла? — недоуменно проговорила молодая женщина, не дожидаясь ответа на свой вопрос.

Но на него совершенно естественным тоном ответил Людовик XI:

— Туда, где я их поселил вместе с вашим сыном: в комнаты, которые обычно занимают мои дочери, когда приезжают в Плесси, что случается довольно редко. — А потом добавил с возмущением:

— Не думаете ли вы, что я настолько жесток, что отправлю двухлетнего ребенка в тюрьму?

Огромная радость охватила Фьору, и она даже забыла о своем сомнительном и даже опасном положении, выход из которого зависел от этого властелина с весьма причудливым характером. Ее Филипп был где-то рядом, и. Возможно, ей удастся получить разрешение скоро обнять его.

На дальнейшие вопросы у нее не осталось времени. Вернулась Леонарда с бумагами, перевязанными лентой. Развязав ленту, она протянула их королю с глубоким, хотя и несколько запоздалым поклоном.