– Значит, Анна никогда не проснется…

Эти слова выпали из моего рта, как холодные камни на могилу. Я был уничтожен, и я знал это.

Покачав головой, доктор Расмуссен заявил:

– Не совсем так. Она на самом деле не спит. Даже когда мы спим, наш мозг реагирует на внешние раздражители. Это больше похоже на то, что ее мозг перешел в спящий режим, наподобие того, как это происходит с компьютером, когда мы им не пользуемся. Он и не выключен и по-настоящему не включен. Но в этом случае нет никакой возможности узнать, включится ли он когда-нибудь снова.

– Так она просто не отвечает.

Я по-прежнему не был уверен, в чем разница между тем, когда человек спит, и тем, когда он никогда не просыпается.

– Правильно. Существует стандарт, которым мы пользуемся. Он называется «Шкала комы Глазго», используется он для измерения первичных реакций на раздражители. По каждому измерению – реагирование глаз, вербальная реакция и двигательная реакция, она набрала по одному баллу, в общей сложности три. Это самый низкий возможный показатель. Это значит, что не было выявлено ни одной реакции.

– Но… ее состояние может ведь улучшиться, правда?

– Да. И мы будем делать частые измерения, чтобы контролировать ее улучшение. Если ее результат по нашей шкале пойдет вверх, это, безусловно, будет означать положительную динамику. Но ее балл настолько низкий, что… мистер Брайт, у меня были пациенты с более высокими, чем у нее, результатами, которые оставались в коме в течение очень долгого времени.

У меня настолько все пересохло во рту, что я едва мог говорить.

– Как долго?

– Годы, – тихо ответил он. – Пока они наконец не ушли из жизни.

Мне вновь захотелось плакать, но вместо этого я заставил себя разозлиться.

– Тогда, черт побери, не легче было бы просто сказать, что мой близкий человек не выкарабкается? «Привет, мистер Брайт. Хорошая новость: ваша жена не умерла! Плохая новость: она вполне может умереть!»

Доктор Расмуссен проявил больше терпения в своем ответе, чем это мог бы сделать я, если бы мы поменялись ролями. Он просто тихо вздохнул и не произнес ни слова. Медсестра, которая присоединилась к разговору позже, однако, подумала, что мой взрыв эмоций заслуживает ответа.

– Вы должны понимать, что такие ситуации для нас не являются простыми, независимо от того, чем они заканчиваются. Мы знаем, как трудно это для вас. К сожалению, иногда такие вещи просто…

– Нет! – отрезал я, захватив ее врасплох. – Не вздумайте сказать «такие вещи просто случаются». Не говорите это. Такие вещи не «просто случаются». Они просто случайно случаются с Анной и со мной, и я устал от этого! Я устал от вещей, которые просто случаются!

Врачи ждали, пока я не остыл. Тогда доктор Расмуссен откашлялся и обратился ко мне по имени, говоря мягким, размеренным тоном:

– Итан, никто из нас не будет претендовать на то, что знает, через что вам придется пройти или через что вам пришлось пройти в прошлом, если на то пошло. Но я могу сказать, что есть большая разница между тем, когда говоришь кому-то, что его любимого больше нет, и той ситуацией, в которой вы оказались прямо сейчас.

– В самом деле? – огрызнулся я. – И в чем же она?

Он медленно встал и прошелся вокруг стола, потом мягко положил руку на мое плечо. Возможно, так поступил бы мой дед, чтобы успокоить меня, если бы был здесь.

– Как я это вижу, – сказал он, – даже если дела плохи, по крайней мере, у вас есть небольшая надежда, за которую надо держаться.

Он помолчал.

– Итан, вы мало что можете сделать сегодня. Я предлагаю вам поехать домой. Ваша жена все еще находится в постоперационной палате, где она пробудет до завтрашнего дня. И вам нельзя быть с ней в отделении интенсивной терапии. Вы должны поехать и немного отдохнуть.

Я рассеянно кивнул. Другие врачи встали и пожали мне руку. Затем медсестра провела меня обратно в зал ожидания, где Хоуп все еще крепко спала. Даже если они не позволят мне быть с Анной, я хотел находиться настолько ближе к ней, насколько это было возможно. Поэтому я просидел в зале ожидания всю ночь. Хоуп спокойно спала, укрытая моей курткой. А я в это время бодрствовал, волнуясь о том, какое горе ожидало наше маленькое семейство. Даже когда дела в нашей жизни – и в наших семейных отношениях – не были блестящими, я всегда предполагал, что, в конце концов, наше совместное будущее будет озарено светом, но теперь, когда Анна была подключена к аппаратам жизнеобеспечения, я чувствовал, как опускается тьма.

Глава 16

Не буду отпираться, что всегда считал брата Анны, Стюарта, немного странным. Если уж на то пошло, я сомневаюсь, что он не согласился бы с моей оценкой, а тем более обиделся бы на нее. Он был компьютерным фанатом до мозга костей, и я думаю, что в душе ему нравилось жить согласно стереотипам, как в плане внешности, так и в манере поведения. Независимо от того, сколько раз мы все ему говорили, что носки, особенно темные, и сандалии – это дурацкое сочетание, он отказывался вносить какие-то изменения. У него, видимо, круглый год мерзли ноги. Если по-дружески, то «нелепый» – это самое подходящее для него слово. Не составляло никакого труда выявить различия между ним и другим сыном Берка, Лансом, крепким спортивного типа парнем, который преподавал труд в средней школе Покателло, штат Айдахо. В то время как Стюарт был богатым домоседом, Ланс не имел ничего против нищенского существования. Он предпочитал экономить на материальных вещах в течение всего учебного года, чтобы потом потратить сбережения на экзотические приключения по всему миру во время летних каникул. Хоуп как-то раз услышала, как я применил термин «богатый», когда говорил о ее дяде, и после этого решила, что если Стюарт был «богатый», то дядя Ланс был «классный». В редких случаях, когда мы встречались с Лансом, он рассказывал бесконечные истории про свои смелые выходки: как поднимался в горы, путешествовал «дикарем» в бассейне Амазонки или ездил на велосипеде по всему Китаю.

– Черт возьми, – ответил я Хоуп, – я думаю, что было бы чертовски здорово иметь миллионы в банке.

– О, папа, – сказала она таким тоном, будто вдруг превратилась в учителя, а я был глупым студентом, который ничего не понимает, – это просто деньги. Есть вещи, которые нельзя купить за деньги, ты же знаешь.

– Да? Назови хоть одну. – После этого она раздвинула руки так широко, как только смогла, и с улыбкой, которая была еще шире, объявила: – Та-дам!

Умный ребенок.

В семь утра «богатый» появился в больнице вместе с женой Хизер и их двумя детьми, Девином и Джорданом, девяти и двенадцати лет соответственно.

Я только что задремал, когда Джордан шумно плюхнулся на соседнее кресло и выпалил:

– Вот, блин, дядя Итан храпит как медведь. Можно нам посмотреть телевизор, пока он спит?

– Я не сплю, – сонно пробормотал я. – И не храплю.

Я посмотрел на Хоуп – она все еще спала рядом со мной. Затем я повертел шеей из стороны в сторону, чтобы размять затекшие мышцы.

– Прости, что разбудили, – сказал Стюарт.

– Все нормально. Не могу поверить, что вы уже здесь. Как вам удалось так рано приехать? Во сколько вы выехали? Примерно в четыре утра?

– В четыре тридцать. Трафик был zip-o, поэтому мы промчались по магистрали быстрее, чем «Амазон» выплевывает электронные книги из «Виспернет».

Наступила неловкая пауза. Как я уже сказал, он – немного странный.

Хизер закатила глаза, потом приняла очень серьезный вид и спросила, как дела у Анны. Я быстро взглянул на Хоуп, чтобы убедиться, что она все еще крепко спит.

– Я не видел Анну. Но, кажется, не очень хорошо. Вчера поздно врачи зашли и предупредили, что ситуация может осложниться, но не стоит паниковать.

Я остановился и посмотрел на мальчиков. Что-то в их жадном внимании нервировало меня. Может быть, я просто не хотел, чтобы они знали, насколько действительно все было плохо. Стюарт заметил мою нерешительность. Он быстро достал бумажник и протянул каждому из них по банкноте в десять долларов.

– Мальчики, сходите и поищите автомат с чипсами или что-то в этом роде. Принесите мне печенье, если сможете его найти.

Кажется, они оба сообразили, что их присутствие нежелательно при разговоре взрослых. С некоторой неохотой они взяли деньги и ушли.

– Так на чем мы остановились? – спросил Стюарт, когда сыновья скрылись из виду. Я пожал плечами.

– Честно говоря, я пока мало что знаю. Впрочем, мне известно, что она в коме. Только это я и знаю.

Мои глаза быстро бегали меж испуганных взглядов Стюарта и Хизер.

– И даже если во всем остальном Анна придет в норму, – добавил я мрачно, – вполне возможно, что она не сможет выйти из этого состояния.

Хизер закрыла рот рукой. Она сумела подавить глубокий вздох, но не смогла остановить слезы.

– Господи, – сказал Стюарт. Новость настолько потрясла его, что он вынужден был сесть.

– Тебе известно, как это произошло?

В течение следующих пятнадцати минут, в то время как мальчики шарили по больнице в поисках автомата со всякой всячиной, я рассказал им все, что знал об обстоятельствах столкновения. Потом я подробно изложил им события прошлой ночи, начиная с телефонного звонка от Реджи Уилсона и заканчивая беседой с доктором.

Хоуп проснулась ближе к концу разговора и села, прижавшись ко мне. С ее пробуждением я стал осторожнее, чтобы не сказать ничего, что могло бы дать ей подсказку о серьезности состояния ее матери. К радости Хоуп, Джордан и Девин вернулись через несколько минут. Мальчишек вела за собой медсестра, которая назвала мое имя, как только вошла в зал ожидания.

– Это я Итан Брайт, – ответил я, вскакивая на ноги.

– Знаю, что вы ждали долгое время. Спасибо за ваше терпение. Лечащий врач говорит, что вы можете пройти к жене. Хотите вместе со мной?

Все в комнате взволнованно зашевелились.

– Она проснулась? – спросил я. Женщина ответила медленным покачиванием головы.