У меня в горле сжался ком.

– Анна, что случилось? – Я слышал, как она хлюпает носом. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и, медленно выдыхая, сказала:

– Все пропало, Итан.

– Что?

– Все. Наша мебель, наша одежда, квартира – все пропало. Огонь распространился так быстро. Слишком быстро…

Голова шла кругом. Я так долго пребывал в мире грез после заключения брака, что мне было трудно подвергнуть анализу то, что она говорила. Я пытался сосредоточиться на ключевых словах. Курица. Огонь. Квартира. Сожженная. Все.

– Все? – спросил я.

– Да! – взвыла она.

– Кровать, подаренная твоим отцом?

– Сгорела.

– Твои рассказы и рисунки?

Она громко заплакала и потом засвидетельствовала еще одно горестное «пропали». Я пытался сглотнуть, но у меня все пересохло во рту, и ком в горле даже не сдвинулся с места.

– А что с дедушкиной гитарой? И всеми моими песнями?

– Гитара была рядом с в-входной дверью. Я успела схватить ее. А твои нотные тетради лежали на т-тумбочке. – Анна разразилась новым приступом рыданий. – Я… так… сожалею, – сумела она выговорить между вздохами, полными слез.

– Но с тобой все в порядке, верно? Ты не пострадала?

– Я вся провоняла дымом, но я в порядке. Ты можешь прийти домой?

Завуч нашел для меня замену, и я смог отправиться домой, чтобы быть с Анной и осмотреть повреждения. Когда я прибыл на место, пожарные машины еще не уехали, но пожар уже почти был потушен. На месте происшествия находился управляющий, который разговаривал с Анной в тот момент, когда я подошел.

– Само здание застраховано от пожара, – сказал он мне. – А у вас есть какая-либо страховка арендатора для покрытия убытков при потере личных вещей? Ваша супруга точно не знает.

Я внимательно посмотрел на Анну, и слезы навернулись у меня на глазах.

– Нет, – прошептал я и обнял ее. Я прижимал ее к себе со всей силой. – Я планировал, но… у меня совсем это выскочило из головы.

Анна продолжала рыдать. Не только сгорело все, что у нас было, так еще без страховки не было никакой возможности все это восполнить. Позже, когда опасность миновала и можно было войти, начальник пожарной команды провел нас по квартире. То, что было моим домом, когда я ушел отсюда рано утром, теперь представляло собой лишь тлеющий остов из золы и угля. Холодильник расплавился. Стены и потолки были покрыты толстым слоем сажи. Кровать превратилась в груду обломков, а наши комоды – в тлеющие угли. Рисунки Анны, результат бессчетных часов работы, теперь были всего лишь слоем пыли на выжженном полу. И не осталось ни малейшего доказательства, что я когда-либо писал музыку. Нас обоих трясло, когда мы вышли из квартиры. Ощущение утраты было деморализующим. Вся наша напряженная работа, все наши мечты буквально превратились в дым. Я не винил Анну за то, что она «сожгла курицу», как и она не обвиняла меня в том, что я не оформил страховку, но факт оставался фактом – мы вдруг лишились всего, и эта мысль потрясла нас до глубины души. Но на этом потрясения дня не закончились. После того, как мы остались одни в машине, в которую сели, чтобы покинуть пепелище, у Анны было еще кое-что, чем она хотела поделиться со мной. Она порылась в сумочке.

– Все получилось не так, как предполагалось.

– Ты имеешь в виду, что чересчур поджаристо? И не говори.

– Нет, я имею в виду сегодня. Все не так.

Я медленно выдохнул, глядя на провисающую обшивку потолка машины.

– Что может быть не так с потерей всего, что у тебя есть?

Она проигнорировала меня.

– Когда они не пришли на этой неделе, я испугалась, предположив худшее. Вот почему я так сильно захотела сбегать в магазин. Я не думала, что это будет так долго.

– Что?

Она нашла именно то, что искала, но продолжала держать руку внутри сумочки и дрожала.

– Я не знаю, как сказать это, Итан. Это явно не лучшее время для ошибок такого рода…

– Может, ты уже скажешь? Наш дом только что сгорел. Что может быть хуже, чем это?

Впервые за все время нашей супружеской жизни я разговаривал с Анной до некоторой степени без особого обожания. Я тут же об этом пожалел. Ее свободная рука взметнулась к лицу, закрыла глаза, и у нее начался новый приступ слез. Понимая свою ошибку, я мягко извинился, и, кажется, она успокоилась.

– Пожалуйста, – сказал я, – просто скажи, что случилось, чтобы я мог помочь.

Она вытерла рукавом следы слез на щеках, взяла себя в руки и посмотрела мне прямо в глаза.

– Дело в том… Итан… что… помимо паршивой курицы в духовке, есть еще кое-что.

– Что, какой-то гарнир?

– Ну, можно сказать и так, – невозмутимо сказала она и выдернула руку из сумки. На колени ко мне упала странного вида палочка. Она была в форме шпателя, которым оттягивают язык при осмотре горла, только из пластика и с небольшим окошком на одном конце. Я просто смотрел на нее, слишком взволнованный, чтобы взять ее в руку.

– Что не пришло на этой неделе?

– Мне действительно нужно сказать? Я думаю, что «плюс» на ней достаточно хорошо все объясняет.

– Так… вместо того, чтобы следить за курицей, ты…

– …делала тест на беременность. Я не могла дождаться, когда узнаю. Поэтому нашла пустую кабинку в туалете продовольственного магазина и сидела там в ожидании результатов. На самом деле это уже третий тест. В первый раз я не поверила результату, поэтому пошла и купила большую бутылку воды и еще один тест. Но он показал то же самое. Я уверена, что кассирша посчитала меня сумасшедшей, когда я в третий раз подряд пришла за водой и очередным тестом на беременность. Во всяком случае, после того как я увидела плюсик на последнем тесте, все пошло как в тумане. В конечном итоге я вернулась домой, а там уже из окон валил дым и люди из жилого комплекса начали бесцельно бегать туда-сюда. Я быстро схватила гитару, но это было все, до чего я смогла добраться. Соседи не позволили мне вернуться, чтобы попытаться спасти что-нибудь еще.

– Все будет хорошо, – заверил я, но где-то там, в подсознании, у меня мелькнула мысль, что медовый месяц, безусловно, закончился.

* * *

Октавий был более чем счастлив, когда разрешил нам вернуться к нему домой. На этот раз без каких-либо правил, запрещающих нахождение ночью в одной комнате. Он даже не назначил для нас арендную плату, чтобы мы могли накопить денег и купить все вещи, которых у нас не было – одежду, кровать, мебель, все для рисования, постельное белье, посуду, полотенца. И это только если сказать навскидку. Потребовалось несколько недель, чтобы мы смогли все купить, но шок от пожара постепенно отошел на задний план и мы смогли сосредоточить внимание на беременности Анны. К счастью, ее совсем не тошнило, и она пребывала в приподнятом настроении. Ночью мы, бывало, лежали в постели и вместо того, чтобы спать, пытались разобраться в деталях нашего внезапного статуса будущих родителей. Я, как правило, сосредотачивался на том, что, по моему мнению, было более насущным и требовало скорейшего решения. Как скоро мы сможем вернуться в собственное жилье? Сколько стоит содержать ребенка? Можем ли мы распределить бюджет так, чтобы свести концы с концами? И как же все-таки нам заработать достаточно денег, чтобы оплатить счета врача? Хотя она не отстранялась от прозаических реалий нашей ситуации, Анна в большей степени беспокоилась по поводу того, как ребенок будет выглядеть, будет это мальчик или девочка, и к чему у него будет склонность – к музыке, как у папы, или к искусству, как у мамы?

– Он или она, возможно, вообще не будет любить искусство, – заметил я как-то ночью. – Может, ребенок будет как твой брат, умник в области техно-гаджетов, чьим единственным творческим проявлением станет программирование видеоигр.

Она ахнула.

– Представляешь, если мы вырастим маленького Стюарта? Ни за что. Я просто окуну его в искусство с первого дня и докажу, что воспитание имеет больше влияния, чем природа.

Несмотря на то, что было уже далеко за полночь, она сбросила одеяло и вылезла из постели.

– Ты куда собралась?

– У меня есть некоторые забавные идеи, как нарисовать животных, чтобы повесить в детской, с расчетом на то, что у нашего ребенка будет детская. Они будут веселые, сильные и смелые, как наш ребенок. Я хочу начать рисовать, пока их образы свежи в моей памяти. А ты ложись спать.

– Анна, – окликнул я ее, пока она не выскользнула из спальни, – тебя действительно радует мысль, что ты будешь мамой, не так ли?

Она плавно подошла к кровати и поцеловала меня, пожелав спокойной ночи.

– Я боюсь, – призналась она, – но я никогда не была более счастливой, чем сейчас.

Исходя из практической необходимости, наши персональные мечты о будущем отошли на задний план перед лицом срочных общих нужд на данный момент. Мы оба были полны решимости внести свою лепту, чтобы дела пошли как надо. Я соглашался на любые замены в школе, как уроков музыки, так и по другим предметам. Я также увеличил количество рабочих часов в музыкальном магазине и дополнительно взял еще трех учеников для частных занятий по выходным. Анна увеличила количество часов в универмаге почти до тридцати в неделю. Она попросила еще больше, но работодатель не захотел быть на крючке и доплачивать ей, поэтому держал ее на позиции, предполагающей просто нижний предел количества рабочих часов. Дважды в неделю по вечерам она также давала уроки живописи акварелью в местном магазине товаров для рукоделия. Анна считала деньги, заработанные в магазине «Умелые ручки», небольшой заначкой, которую она тратила на свое усмотрение. Обычно эти деньги шли на покупку чего-то для «ребенка» – пинеток, комбинезона для сна, обуви и даже изредка комплектов одежды.

– Я не понимаю, как ты можешь покупать одежду для новорожденных, – сказал я ей, когда она воспроизводила по образцу самое последнее предложение, которое нашла в магазине детских товаров «Джимбори». – Мы даже еще не знаем, кто у нас.