Розамунда тяжело вздохнула.

— Тогда для чего я старалась всю жизнь? — пробормотала она, словно про себя. — Всеми силами удерживала Фрайарсгейт? Никому не отдала? Потеряв сына Оуэна Мередита, я возложила все надежды на тебя, Филиппа. Бэнон получит Оттерли, и ей Фрайарсгейт тоже не нужен. Что мне теперь делать? Я почти все время провожу в Клевенз-Карне, ибо там должны расти сыновья Логана. Кто же теперь позаботится о Фрайарсгейте?!

— Я, — коротко объявила Элизабет, и все в удивлении повернулись к ней.

Младшая из дочерей Оуэна Мередита. Ее малышка. Девочка, которая всюду ходила за ней как привязанная, а позже босиком гонялась по лугам за овцами. Но теперь все неожиданно поняли, что она выросла. Бесси больше не ребенок. Молодая девушка, которая вот-вот станет женщиной.

— Я позабочусь о Фрайарсгейте, мама, потому что люблю его так же сильно, как ты. Я никогда не хотела служить при дворе или быть где-то, кроме Камбрии. Это мой дом. Мои земли. Фрайарсгейт должен быть моим. Ты не можешь отдать его Хепбернам. Фрайарсгейт останется английским.

Розамунда от изумления онемела. Впервые за много лет она разглядела младшую дочь и увидела перед собой копию Оуэна. Оуэна, так горячо преданного Тюдорам. Оуэна, полюбившего Фрайарсгейт с того момента, как увидел.

— Да, Фрайарсгейту следует остаться английским, — согласился Логан. — Кроме того, мои мальчишки не будут знать, что им делать с овцами. Девочка права, Розамунда.

— Права, — подтвердил лорд Кембридж, обнимая младшую Мередит. — Если Филиппа и Бэнон отказываются от Фрайарсгейта, отдай его Бесси, и никому другому. А ты, Бесси, что скажешь? Будешь ли наследницей Фрайарсгейта, как твоя мать до тебя?

Девочка с готовностью кивнула и добавила:

— Только не зовите меня Бесси. Это детское имя, а я не дитя. Я Элизабет Мередит, будущая госпожа Фрайарсгейта, и с этих пор не стану откликаться на имя Бесси.

— Ура в честь наследницы Фрайарсгейта! — воскликнула Филиппа, улыбаясь, и по залу эхом пронеслось:

— Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура!

Эпилог

Свадьба Бэнон Мередит и Роберта Невилла состоялась теплым осенним днем в конце сентября. Поскольку Бэнон была наследницей Томаса Болтона, то и церемонию решили проводить в Оттерли. Помогая сестре одеваться, Филиппа едва сумела затянуть шнуровку на голубом атласном корсаже.

— Вот к чему приводит обжорство! — съязвила она. — Ты растолстела, Бэнон!

Бэнон повернула голову и лукаво ухмыльнулась.

— Просто я беременна! — гордо объявила она.

— Но ты не замужем! — ужаснулась шокированная Филиппа.

— Через час буду замужем, — отмахнулась Бэнон. — Мы прекрасно провели здесь лето, сестрица, и наслаждались друг другом при каждом удобном случае. А дядюшка Томас был настолько добр, что смотрел на наши проделки сквозь пальцы, благослови его Господь.

— А если бы твой Невилл пошел на попятную? — возмутилась Филиппа. — Помнишь корову и сливки?

Бэнон беспечно рассмеялась:

— Роб любит меня, а его семья очень любит то обстоятельство, что я богата и с годами, возможно, стану еще богаче. Никто не удивится «преждевременным» родам. Только молись, чтобы я произвела на свет сына, ибо мне очень хочется наследника для Оттерли. И дядюшка Томас лишь об этом и мечтает. Он спит и видит, что ребенок будет мальчиком. Филиппа покачала головой:

— Для женщины ты уж чересчур сумасбродна, сестрица. Надеюсь, отныне ты укротишь свой нрав и научишься быть примерной женой и матерью. Не желаешь же ты, чтобы о тебе пошли сплетни?!

— Как всегда, идеальная придворная дама и истинная фрейлина в душе! — фыркнула Бэнон и, к удивлению Филиппы, чмокнула ее в щеку. — Кто знает, сестрица, может, мой ребенок так же полюбит двор с первого взгляда, как ты когда-то. И я отошлю его к своей сестре, графине Уиттон, которая введет племянника или племянницу в высокие круги самой знатной аристократии!

Филиппа улыбнулась и с легкой грустью пробормотала:

— Поверить не могу, что мы обе замужем и ты ждешь ребенка. Наша юность и вправду осталась позади.

— Да, но ведь еще осталась Бесси, — напомнила Бэнон. — Или следует величать нашу младшую сестру «Элизабет, наследница Фрайарсгейта»?

— Кто бы мог подумать, что все так кончится? — заметила Филиппа. — Я графиня, ты наследница Оттерли, а Бесси — будущая владелица Фрайарсгейта. Она девчонка упрямая и своевольная, но ты ей ближе, чем я. И, Бэнон, тебе придется позаботиться о том, чтобы научить ее этикету и приличным манерам, иначе бог знает кто пожелает взять ее в жены! Уж конечно, не джентльмен, а мама не захочет видеть Фрайарсгейт в руках какого-то проходимца!

Это только доказывает, как мало ты знаешь и понимаешь характер Элизабет, — возразила Бэнон. — Она ни за что не позволит указывать ей, как именно управлять Фрайарсгейтом. Уж скорее сойдет в могилу девственницей. И поверь, ее манеры безупречны, просто она предпочитает их не демонстрировать. Кроме того, ей нравится все делать тебе назло и выводить из себя, поскольку она считает тебя чересчур спесивой для девушки из Камбрии. Вот последи за ней сегодня и увидишь. А теперь завяжи чертову шнуровку, как можешь, и покончим с этим. Уж я не заставлю Невилла ждать у алтаря и лишней минуты. Когда ты родишь?

— Мама говорит, в середине марта. Криспин считает, что зиму нам следует провести дома, — вздохнула Филиппа.

— А я — в конце марта или начале апреля, — сообщила сестра, прикрепляя к распущенным волосам венок из маргариток. — Означает ли это, что вы не поедете ко двору на рождественские праздники?

— Не поедем. Останемся в Брайарвуде, но я не расстраиваюсь. Мысль о том, чтобы провести несколько месяцев вместе с Криспином, наполняет меня несказанным счастьем. Когда-нибудь я вернусь ко двору. Но не теперь.

— Ты и вправду любишь его, — тихо заметила Бэнон.

— Очень, — призналась Филиппа с легкой улыбкой. — Ну, ты готова? Позвать дядюшку Томаса?

— Конечно, — кивнула Бэнон, вставая.

И лорд Кембридж пришел и с гордостью повел свою наследницу в маленькую церковь деревни Оттерберн. Местные жители, выстроившись по обе стороны дороги, махали руками и громко желали невесте счастья.

Через несколько минут священник соединил жениха и невесту узами брака. А после, на свадебном торжестве, отчим Бэнон, Лонган Хепберн, танцевал чувственный шотландский танец со своей женой, и, видя, какая любовь горит в их взорах, Филиппа невольно задалась вопросом, не появится ли на свет, несмотря на все добрые намерения матери, еще один маленький Хепберн?

Криспин, сидевший рядом, взял ее руку.

— Еще несколько дней, малышка, и мы отправимся домой.

— Да, — согласилась Филиппа. — Я с нетерпением жду последующих месяцев.

— А я — грядущих лет, — медленно улыбнулся он, кладя ладонь на ее живот. — Это мальчик, малышка?

— Только Господу известен ответ, но если нет, мы сделаем еще одного и еще, пока не добьемся своего, — лукаво усмехнулась Филиппа. — А если это мальчик, ему понадобятся братья и сестры. Перед нами вполне ясная цель.

— Вижу, ты хорошо распланировала нашу жизнь, — заметил граф. — А как же насчет двора, Филиппа? Ты вернешься?

— Когда-нибудь. Но королева была права, объяснив, что прежде всего я должна посвятить себя семье. Семья — величайший дар, ниспосланный Богом.

И весной тысяча пятьсот двадцать первого года графиня Уиттон подарила мужу первого сына, крещенного Генри Томасом Сент-Клером. Три недели спустя Бэнон Мередит Невилл дала жизнь дочери, Кэтрин Роуз. А двадцать третьего мая во Фрайарсгейте Элизабет Мередит отпраздновала тринадцатый день рождения, зная, что, когда ей исполнится четырнадцать, мать официально передаст ей имение. Она не хотела мужа. Не желала, чтобы какой-то мужчина стал ее хозяином и указывал, как поступать. Она уже сделала Фрайарсгейт своим маленьким королевством, а больше ей ничего не было нужно. Но Элизабет Мередит была еще слишком молода, и, хотя ни о чем не ведала, судьба уже распорядилась ее будущим.