Криспин гоже поднялся рано и, подойдя к окну, увидел легкую фигурку, танцующую в саду среди цветов. Это была Филиппа. Он зачарованно наблюдал за ней и в этот момент внезапно осознал, что влюбляется в девочку, на которой сегодня должен жениться. Граф потрясенно улыбнулся. Похоже, он окончательно поглупел! Она так невинна… И в то же время так умудрена жизнью! Ничего не скажешь, ему еще многое предстоит о ней узнать.

В спальню Филиппы вошла Бэнон, сонно потирая глаза.

— Клянусь, мне никогда не удастся выспаться как следует за все потерянные при дворе месяцы! — пожаловалась она. — Нельзя ли разделить с тобой ванну?

Широко зевнув, она плюхнулась на кровать.

— Люси сейчас принесет завтрак, — ободрила Филиппа. — А день какой чудесный! Воздух теплый и пахнет свежестью.

— Как я рада, что возвращаюсь в Оттерли до появления чумы, — заметила Бэнон.

— Чума бывает не каждый год, — запротестовала Филиппа. Вошла Люси с тяжелым подносом, который поставила на дубовый стол посреди комнаты.

— Идите сюда и позавтракайте спокойно, — проворчала она. — А я пока прикачу чан, потому что слуги уже несут горячую воду. Накиньте шали на плечи! Нечего выставляться перед остроглазыми лондонскими парнями!

Она поспешно схватила шаль и завернула в нее Филиппу, прежде чем броситься в соседнюю комнату и вернуться с шалью для Бэнон.

Сестры с аппетитом принялись за яйца в соусе из сливок, сыра и укропа, заедая их ломтями свежей ветчины и хлеба с маслом. Люси не забыла горшочек с вишневым джемом и корку каравая с овсянкой. К каше полагались мед и сливки. Несмотря на статус придворной дамы, Филиппа не потеряла вкуса к еде, а Бэнон не отставала от сестры. Они усердно жевали, пока на столе не осталось ни крошки. Люси принесла кубки с вином, разбавленным водой, уверив, что для нервов и пищеварения это лучше, чем эль, от которого только живот пучит.

Слуги усердно таскали ведра с горячей водой, предварительно выставив огромный дубовый, окованный обручами чан перед камином. Когда чан был почти полон, Люси закрыла дверь и принялась готовить ванну.

— Только не лей туда масло ландыша, — попросила Филиппа. — Бэнон тоже хочет купаться, а я не желаю пахнуть теми же духами.

— А мне и не нравится ландыш, — отмахнулась Бэнон. — У меня от него голова болит.

— Тогда налью дамасскую розу, — решила Люси, откупоривая узкую глиняную флягу и выливая масло в воду тонкой струйкой. — Поторопитесь! Нечего объедаться. Того, что вы слопали, хватило бы для целой армии! Не оставили ни корки для бедных, ни крошки для птиц!

Девушки, засмеявшись, встали из-за стола, отложили шали и сняли сорочки.

— А у тебя груди выросли! — заметила Филиппа. — Больше моих, хотя ты моложе! Какая несправедливость!

— И твои вырастут, если их каждый день будет ласкать мужчина, — ухмыльнулась Бэнон. — Будешь их прятать, так и не вырастут! О, как я тебе завидую, сестрица! Почему сегодня не моя брачная ночь?!

— Слышала бы вас матушка, — неодобрительно проворчала Люси.

— Ах, Люси, не стоит сердиться! — попросила Бэнон. — Тем более что мать спала с отчимом еще до свадьбы и была любовницей графа Гленкирка. Да и твоя сестра понесла до замужества. Мы с Филиппой всего лишь имеем в виду страсть! Сама знаешь, что мы еще девушки!

— И слишком юные, чтобы разбираться в подобных вещах! — отрезала Люси.

— Никто не обращает внимания на детей, — мудро заметила Бэнон. — А они многое слышат и подмечают!

— Немедленно мыть волосы, — приказала Люси. Сестры со смехом переглянулись, но сделали, как было велено, помогая друг другу промыть от мыла длинные рыжие пряди. Заколов волосы, они продолжали мыться. Потом Люси завернула каждую в большие полотенца, гревшиеся до этого у огня, протянула Бэнон еще одно для волос и, усадив Филиппу, принялась вытирать ей голову: в конце концов, именно она, а не Бэнон была хозяйкой!

Люси трудилась не покладая рук, зато волосы Филиппы легли на плечи блестящими волнами.

— Сначала я одену мистрис Бэнон. Ее платье уже готово, — объявила она и помогла Бэнон натянуть чулки, подвязки и шелковую камизу с круглым вырезом. Вдела ее руки в рукава корсажа, узкие до локтя и кончавшиеся расширенными книзу манжетами, из-под которых выглядывали присборенные у запястий рукава камизы. Далее последовали нижние юбки и верхняя, из розовой шелковой парчи, как и корсаж с квадратным вырезом, отделанным вышитой полосой и каймой из золотых и серебряных лент. Широкие манжеты были из розовой с золотом парчи. Такой же тканью были обтянуты ее туфельки и маленький английский чепец с короткой прозрачной вуалью. На шее висела простая золотая цепочка с золотым крестиком, усыпанным жемчугами и рубинами.

— До чего же тебе идет этот цвет! — восхитилась Филиппа. — Наверное, из-за голубых глаз. У нас одинаковые волосы, а я в розовом кажусь настоящей уродкой!

— Покажи свое платье, — попросила Бэнон. — Материя была просто роскошной.

Филиппа уже успела облачиться в чулки, камизу и нижние юбки, и Люси надела на нее корсаж свадебного платья из шелковой парчи цвета слоновой кости. Из-под широких рукавов, перевязанных золотыми шнурами и стянутых у запястий кружевными оборками, выглядывала ткань камизы. Квадратный вырез тоже украшала вышивка золотом и жемчугом. Верхняя юбка расходилась надвое, открывая нижнюю из бархата цвета слоновой кости с золотом, отделанную вышивкой.

— Ах, сестрица, — восторженно промолвила Бэнон, — тебя следовало бы нарисовать в этом платье. Как жаль, что мама тебя не видит!

— Ты же знаешь, весна для нее — самое хлопотливое время, — напомнила Филиппа. — Зато она будет на твоей свадьбе, там и увидимся. Я и Криспин должны пожениться сегодня, ибо королева хочет, чтобы во Францию мы отправились мужем и женой.

— Ты всегда будешь служить королеве Екатерине? — спросила вдруг Бэнон.

— Разумеется.

— Ходят слухи, что король несчастлив с ней, потому что она не может дать ему наследника, — пробормотала Бэнон.

— Нет наследника? А принцесса Мария? У короля нет другого выхода, если только королева не умрет. Несмотря на все свои недостатки, она его жена, пока смерть их не разлучит.

— А мне говорили, что король, если захочет, может развестись и жениться на молоденькой, более плодовитой, — возразила Бэнон. — Во всяком случае, немало христианских монархов так поступали.

— Этого не может быть! — отрезала Филиппа. — Или ты забыла, что говорят супружеские обеты? Надеюсь, ты не повторяла эти мерзкие сплетни при дворе?

— Нет, конечно. Я только слушаю, ничего больше, — покачала головой Бэнон.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Филиппа, надевая парчовые туфельки.

Раздался стук в дверь, и на пороге появился лорд Кембридж. При виде Филиппы он прижал руку к сердцу и театрально воскликнул:

— Дорогая, ты — волшебное создание! Тебя следовало бы запечатлеть в этом платье. Я сам поговорю с графом.

Он поцеловал руку Филиппы и отступил.

— Да, и Бэнон тоже так сказала, — кивнула Филиппа, целуя его в щеку. — Спасибо, дядюшка Томас, за все, что ты для меня сделал. И устроил для меня гораздо лучший брак, чем я могла надеяться. Я благодарна безмерно!

— Похоже, он тебе пришелся по душе, дорогая, и я желаю вам только счастья. Кроме того, я уверен, что дело теперь не в земле. По-моему, он просто голову потерял. Я это чувствую, иначе не позволил бы тебе выйти за него. Я обещал твоей матушке позаботиться о тебе, а ты знаешь, что мне она дороже всех на свете. Ни за какие сокровища мира я не огорчил бы ее, — объявил Томас, целуя локон ее волос.

— Знаю, конечно, — улыбнулась Филиппа. — Дядюшка, почему ты так скромно одет сегодня? Ни вышитых колетов, сверкающих золотом и жемчугами, ни ярких шоссов, ни усыпанных драгоценными камнями гульфиков! Сегодня день моей свадьбы, а ты появляешься в синей бархатной куртке с опушенными мехом рукавами… Если бы не толстая золотая цепь с огромной блестящей подвеской на твоей груди, я бы с трудом тебя узнала! Даже туфли самые обыкновенные!

Томас смешливо фыркнул:

— Сегодня твой день, дорогая. Не хочу затмевать невесту! Зато видел твоего суженого. Он неотразим в зеленом! Рукава с разрезами и вышиты золотом! Воротник заложен складками, как и короткая широкая куртка. А гульфик! Дорогая, это шедевр, как ты сама скоро увидишь. Я безмерно ему завидую и наверняка ревновал бы, женись он на ком-то, кроме тебя. Он уже в зале, а его сестрички попеременно щебечут и рыдают от радости. Я оставил с ними молодого Невилла. Кстати, где твои драгоценности?

— Я как раз собиралась их вынуть, когда вы вошли, милорд, — вмешалась Люси, надевая на шею хозяйки длинную нить жемчуга и вдевая в ее уши жемчужные серьги.

— Вот теперь все. Ну не красавица ли!

— Так мы готовы? — уточнил лорд Кембридж. — Люси, ты тоже иди.

— Я?! О, милорд, спасибо вам! Минутку, только сбегаю за передником! — воскликнула она.

— Поторопись, девушка! Поплывем на барках до Ричмонда, где один из капелланов королевы обвенчает молодых. Беги, Бэнон, а мне нужно кое о чем потолковать с твоей сестрой.

Он мягко подтолкнул девушку к двери и, повернувшись, нерешительно уставился на молодую родственницу.

— Не мне следовало бы говорить с тобой о подобных вещах, но больше некому, дорогая, — начал он, сконфуженно переминаясь с ноги на ногу.

Филиппа усмехнулась:

— Все в порядке, дядюшка! Я примерно осведомлена об этом деликатном предмете. Королева, другие девушки, моя сестра и Люси были очень добры, поделившись со мной своими познаниями. И королева считает, что слишком обширная осведомленность в такого рода вопросах вредна для новобрачной.

— Слава Богу! — облегченно вздохнул Томас. — Я боялся, что упаду в обморок, прежде чем осмелюсь рассуждать с тобой о столь деликатном предмете.

— Я готова, милорд, — объявила Люси, уже успевшая нацепить на простое черное шелковое платье нарядный батистовый передник с кружевами.

— Тогда в путь! — воскликнул Томас.