Роксана Гедеон - Фея Семи Лесов

Она, казалось, совсем не ревновала меня. Напротив, в ее голосе слышались странные дружелюбные нотки.

– Честно говоря, я слегка боялась вас, – сказала я напрямик.

Тонкие брови герцогини приподнялись. Больше она ничем не выдала своего удивления.

– Что ж. Надеюсь, сейчас этот страх прошел, – сказала она, обнимая меня за плечи, как, бывало, часто обнимала Марию Антуанетту. Герцогиня была значительно выше меня ростом.

– И вы не питаете ко мне неприязни?

Некрасивое остроносое лицо Дианы было спокойно и бесстрастно.

– К вам? Но, дорогое дитя, как вы могли подумать такое? Наоборот, я даже исполню ваше желание. Я сделаю то, что не сделала королева. Речь идет о герцоге де Кабри…

– Откуда вам это известно? – воскликнула я.

– У Туанетты есть камеристки, которые при виде золотого ливра становятся очень разговорчивыми…

– Вы следите за королевой и ее разговорами?

– Разумеется, иначе как бы я существовала при дворе?

– Слежка – не очень хорошее средство.

– Оставим это, мадемуазель… Итак, я знаю, что вы хотите отомстить герцогу де Кабри, с которым были обручены и который ныне находится в Лионе. Вы ненавидите его.

– Это правда, мадам.

– Вы хотели бы, чтобы его заключили в тюрьму?

– О да, хотела… Но королева отказала мне.

– Я вполне заменю вам королеву.

– Вы поможете мне? – воскликнула я, хватая герцогиню за руку. – Боже мой!

– Терпение. Ведите себя спокойно. Я, конечно, не в силах засадить герцога за решетку…

– А, – сказала я разочарованно…

– …Но я сделала кое-что другое, что наверняка вас удовлетворит. Вот, читайте.

Она протянула мне приказ принца Конде.

– Герцог де Кабри может оказаться сосланным в Вест-Индию во мгновение ока, – пояснила герцогиня, – и уж, конечно, не останется в неведении, по чьей милости его послали. Вы сможете упиваться местью, дорогая. Он пробудет там не меньше трех лет.

– Принц Конде подписал это по вашей просьбе?

– Да, моя дорогая, по первой же моей просьбе. И в моей власти дать этому документу ход. Но…

Герцогиня деликатно забрала у меня бумагу.

– Но только в том случае, если вы ответите на один мой вопрос – совершенно пустяковый, уверяю вас.

– Дорогая герцогиня, – вскричала я в волнении, – я отвечу хоть на сто вопросов!

– О, мне достаточно одного. – Она так и впилась глазами в мое лицо. – Вы на этой неделе дежурите у королевы?

– Да, и даже иногда сплю в ее комнате.

– Иногда – то есть в тех случаях, когда к ней не приходит любовник, граф де Ферзен?

– Да.

– Мне нужно время и день, когда они встречаются, – резко произнесла мадам де Полиньяк.

Я беспечно пожала плечами.

– О боже, с некоторых пор – почти каждый день. Хоть сегодня, хоть завтра. Он приходит обычно в час ночи. Я по условленному стуку открываю ему дверь, веду к королеве и ухожу. Это у них называется жизнь без предрассудков.

– И все? – испытующе сказала герцогиня.

– Конечно. Потом у меня находятся свои дела. Диана с нервным смехом пожала мою руку.

– Вы великолепны, мадемуазель. Можете быть уверены, ваш бывший жених будет тщетно проклинать вас с острова Сан-Доминго… Ах да, уже завтра он получит этот приказ. Помогайте нам и впредь, дорогая.

– Если только это не заденет моей части, мадам. Диана де Полиньяк глухо рассмеялась.

– Слово «честь», мадемуазель, каждый понимает по-своему. И это понятие меняется… с течением времени. Черт побери, – добавила она, – я склонна думать, что д'Артуа сделал неплохой выбор.

Она коснулась рукой моей щеки и, тотчас же отдернув руку, пошла навстречу мадам Жозефине.

Тот последний вечер был прекрасен. Вернувшись из Марли, где мы с графом д'Артуа были на небольшой вечеринке, которую устроила графиня де Бальби, мы сидели в блестящем ресторане и ели раков в белом вине. Стены здесь были отделаны золочеными зеркальными эстампами, в которых цветными огоньками вспыхивали свечи. Я видела свое отражение – пышное воздушное платье из тончайшего розового муслина на серебристой подкладке, сияние рубинового ожерелья, томные от белладонны огромные черные глаза, безукоризненно уложенные золотистые волосы. Эта прическа особенно шла мне, ибо открывала длинную точеную шею. Я казалась себе чуть старше своих лет. Мне можно было дать восемнадцать или двадцать.

Граф д'Артуа смотрел на меня полунасмешливо-полувосхищенно. Это был его обычный взгляд, я к нему привыкла, и поэтому спокойно, без тени смущения выслушивала все шутки и анекдоты, которыми он меня развлекал. Вообще-то – и я была вынуждена это признать – равных ему по умению вести себя с дамой не было. Он так брал меня за руку, так угадывал все мои желания, что у меня появлялось убеждение, что уж сейчас-то я куда выше королевы.

– Тебе хорошо? – изредка спрашивал он.

Я отвечала ему легким лукавым движением век.

Да, он умел ухаживать и обольщать. Иногда мне становилось очень жаль, что между нами нет любви. Временами я даже хотела, чтобы это чувство появилось. Пока же все наши отношения строились на взаимном влечении. Граф д'Артуа казался мне лучше и интереснее всей остальной придворной камарильи.

Он, в свою очередь, находил меня необыкновенно красивой, юной и обаятельной; я была для него самой желанной из всех дам. Но любовь? Нет, романтики, сантиментов, сопутствующих ей, тут не было.

Я очнулась от своих мыслей, почувствовав ладонь графа на своей руке.

– Вот, взгляните, моя прелесть, Старина Рампоно достал это по моей просьбе для вас.

Я осторожно взяла из хрустальной вазочки что-то розово-белое, воздушное. Это что-то имело непередаваемо сладкий вкус и таяло во рту.

– Рахат-лукум, восточное лакомство, – самодовольно сказал Принц, – такое же аппетитное, как вы. А вот с вином…

Он налил мне бокал холодного шампанского. Я сделала один глоток, потом другой, и вдруг непереносимая дурнота подкатила к горлу. Я вскочила, зажимая рот салфеткой, и едва успела выбежать из зала, как меня стошнило. Ресторатор сразу же прислал мне на помощь служанку. Она помогла мне умыться и не испортить платье.

Встревоженная, я спустилась по лестнице. Граф уже ждал меня в вестибюле. Лакей накинул мне на плечи манто.

Я была немного смущена и не решалась заговорить первая. Уже на площади рука принца нашла мою руку и крепко сжала.

– У вас нет жара, моя красавица? Вы здоровы?

– Да, теперь вполне.

– Я раньше не замечал за вами такого. Полагаю, сегодня наши планы не отменяются?

– О, нет, – сказала я поспешно. – Я в порядке.

В комнате, где мы обычно встречались, уже под сенью Версаля, я сбросила манто, развязала ленты шляпы. Горничных, разумеется, не было. Стоя перед зеркалом, я сама распустила прическу, провела щеткой по золотистым локонам… Руки принца обняли меня сзади, губы долгим поцелуем прильнули к шее. Я обернулась, рот у меня был полуоткрыт… И вдруг, между поцелуями, он спросил – прямо и резко:

– Тебе не кажется, что ты беременна?

Я с ужасом посмотрела на него. Это было похоже на помешательство. Никогда раньше – я готова была в этом поклясться – подобная мысль не приходила мне в голову. Я еще слишком юна для этого… Нет, это просто чепуха!

– Как вам такое могло взбрести в голову? – сказала я возмущенно.

– А почему бы нет?

– Такого не может случиться, – сказала я упрямо, чувствуя внезапную злость. – Замолчите, я не хочу об этом говорить!

Я была раздражена, причем по-настоящему. Принц примиряющим жестом привлек меня к себе.

– Ну, успокойся! Мне не нравится, когда ты сердишься.

В его голосе было столько необычной нежности, что я легко успокоилась, снова отдалась во власть его рук…

И тут из галереи, ведущей в комнаты Марии Антуанетты, послышался вдруг ужасный гам, топот множества ног, возмущенные крики и… как мне показалось, истерические рыдания королевы.

– Боже мой! – вырвалось у меня. – Что же это? Сначала у меня мелькнула мысль, что совершено покушение на королеву… или на короля, потому что среди прочих голосов я слышала и его гневные крики.

Я рванулась к двери, но принц удержал меня за руку.

– Останься! Там обойдутся без тебя!

Я взглянула на него, и какое-то смутное подозрение мелькнуло у меня в голове при виде его спокойного лица.

Послышался громкий топот, словно по галерее бежала швейцарская стража.

– О, там, наверное, случилось что-то ужасное! Полураздетая, я выбежала в галерею. Подобно мне, многие придворные, не сняв даже ночных колпаков, бежали в апартаменты королевы. «Боже, – подумала я, – что за грандиозный скандал!»

Мне с трудом удалось пробиться сквозь толпу, и я с первого взгляда поняла, что ни о каком покушении и речи быть не может, что шум вызван простым адюльтером.

Королева полулежала в кресле и судорожно рыдала, отказываясь принять успокоительное; Людовик XVI в шелковом халате расхаживал взад-вперед с необычной для него живостью: лицо его было бледно от гнева.

– Что произошло? – прошептала я, заметив Диану де Полиньяк.

Она, в отличие от других, была полностью и тщательно одета, словно заранее знала о предстоящем переполохе. На губах ее появилась загадочная улыбка.

– Право, как вы наивны, мадемуазель… Просто его величество, решив посетить ночью ее величество, обнаружил в ее спальне кого-то постороннего. Тот успел бежать через боковую дверь, но оставил свой камзол, и по камзолу теперь всем ясно, что столь поздним гостем королевы был граф де Ферзен. Все случилось с вашей помощью, мадемуазель.

– С моей помощью? – прошептала я в ужасе.

– Ну а кто же, как не вы, открыли нам тайну ночных свиданий королевы в обмен на приказ принца Конде?

Я закрыла лицо руками, не в состоянии произнести ни слова. Мне было стыдно взглянуть на королеву.

Я – предательница! В одну секунду при этой мысли меня охватила ярость. Во мне вскипела кровь моих предков – и тех бешеных итальянцев, легко хватающихся за нож, и благородных принцев, чтущих свою родовую честь. Больше всего я боялась, что королева обратится ко мне, что-то попросит. Нет, я этого не выдержу! А вдруг она скажет «Сюзанна, дитя мое»?