Изловчившись, я подалась немного в сторону и изо всех сил ударила ему локтем прямо в лицо. Ценой большого усилия мне удалось чуть-чуть вырваться – затрещала ткань платья, рука герцога до крови расцарапала мне плечо. Он быстро пришел в себя, снова схватил меня и опрокинул на землю. Его колено разомкнуло мои ноги, он старался задрать мне юбку, и дикая волна ужаса окатила меня; я закричала так пронзительно, что мой крик, вероятно, услышали и в соседних деревнях.

Я царапала ему лицо всеми десятью пальцами, извивалась, стараясь высвободиться из-под этого противного тяжелого тела. Невыносимая тошнота подступала к горлу, отвращение и ужас душили меня. Герцог все время старался поймать, задержать мои руки, однако это ему не удавалось, и он в каком-то остервенении разрывал мою одежду в клочья. Омерзительные, невыносимо противные губы прилипали к моему рту, и тогда я думала, что сойду с ума от отвращения. Едва мне удавалось высвободить свои губы от его рта, как я начинала кричать. Всадник, всадник на дороге! Теперь он должен быть где-то здесь, где-то поблизости!

У меня не было больше сил, я была близка к обмороку. Закрыв глаза, чтобы не видеть этого побагровевшего лица, склонившегося надо мной, я почти потеряла сознание. И вдруг.

Какая-то невероятная сила отбросила от меня герцога. Сразу стало легко, ужас прекратился… Но я билась, билась на земле в судорожных рыданиях, непрерывные спазмы сжимали мне горло.

Я увидела перекошенное от злобы лицо герцога и спокойное бледное лицо виконта де Крессэ. Я пока не воспринимала на слух того, что они говорили. Я только заметила на руках и спине герцога полосы от кнута, который сжимал в руках виконт.

– Убирайтесь, – крикнул герцог, – какое вам дело до моей жены? Я имею на нее все права.

– Насколько мне известно, – произнес виконт дрожащим от гнева голосом, – никаких прав у вас нет. Мадемуазель Катрин еще не жена вам. Ей омерзителен ваш вид. Если в вас осталось хоть какое-то благородство, освободите ее от своего присутствия.

Герцог взглянул на меня. Мне стоило больших усилий сдерживаться и не осыпать его самыми грязными ругательствами, какие остались в моей памяти еще с Тосканы.

– Я требую, чтобы вы удалились, – сказал виконт, – видеть ваше лицо – унижение для любого аристократа. Я буду стрелять в вас, если вы не уберетесь отсюда.

Он вытащил из-за пояса пистолет и взвел курок.

– Но я же безоружен, вы же видите! – закричал герцог в бешенстве. Его расцарапанное в кровь лицо было страшно. – Давайте-ка лучше отложим наш поединок на потом, когда у меня тоже будет пистолет.

– Я буду стрелять в вас, сударь, – холодно произнес виконт, – вы слышите, я буду стрелять в вас!

Я была так потрясена, что даже не заметила, как герцог уехал. Рыдания душили меня, казалось, им не будет конца.

– Вот видите, – нравоучительно сказал виконт, усаживаясь рядом со мной, – что значит обручаться не подумав.

Он попытался взять меня за руку, но я вздрогнула так, словно мне к горлу приставили нож, и крикнула:

– Не трогайте меня!

Он не обратил внимания на мои слова и, сильным движением обхватив за плечи, заставил подняться. Его действия были настойчивы, но не грубы.

– Вам нужно умыться, – сказал он.

Я умывалась, смешивая и воду, и слезы. Ссадины на груди ныли так, что я всхлипывала от боли. Умывшись, я попыталась кое-как подобрать волосы, но у меня не нашлось булавок. Виконт протянул мне черный шнурок от своего ягдташа.

Тяжело вздыхая, я приводила себя в порядок. Впрочем, из этого мало что получалось. Разорванный корсаж пришлось на груди стягивать рукой, юбка висела клочьями. Этого герцога надо бы прикончить на месте! Хорошо еще, что поблизости оказалась вода, и я могу смыть с себя его прикосновения. Стоя на берегу, я с трудом удержала равновесие. Рука виконта предусмотрительно меня поддержала.

– Благодарю вас, – пробормотала я.

Я немного успокоилась, и во мне начинали пробуждаться чувства. Первое, что пришло мне на ум, – это сходство того, что случилось со мной, с историями из романов: невинная девушка, демонического склада насильник и благородный рыцарь, что-то вроде Ланселота или Персифаля. Я поневоле улыбнулась.

– Хорошо, что вы успокоились, – произнес виконт, заметив мою улыбку.

Я села рядом с ним. Мне было нехорошо, я боялась, что меня стошнит.

– Я бы советовал вам быть осторожней, Катрин, – сказал виконт, желая чем-нибудь меня отвлечь, – то, что поблизости оказался я, – это же чистая случайность. Бросельянд и Гравель всегда безлюдны, а уж по воскресеньям…

– Боже мой, как я благодарна вам, Анри, – прошептала я со слезами на глазах. Сама того не заметив, я впервые назвала его по имени. – Вы себе не представляете, как я вам благодарна.

Я сжала виски руками: у меня очень кружилась голова.

– Вы знаете, у меня ведь еще никогда… никогда ничего не было с мужчинами. Да, это правда. И как только я представила, что в первый раз у меня это будет так ужасно, мне захотелось умереть… Уж лучше никак, чем так.

Я говорила то, что никогда не следует говорить кавалерам.

– Я никогда даже не предполагала, даже подумать не могла, что со мной может такое случиться… что он способен отважиться на такую низость… О, какой мерзавец!

– Вы ведь не любили его ни капли, Катрин.

– О, да я его с самого начала терпеть не могла!

– Зачем же вы так тщательно это скрывали?

– Приличия требуют, чтобы жених и невеста любили друг друга, – пробормотала я неуверенно. – Я соблюдала приличия.

– Затоптав свое собственное счастье?

– Ничего не затоптав! – воскликнула я. – Неужели вам так нравится задавать мне подобные вопросы?

Он умолк.

Я оглядела себя, сознавая, как неприлично выглядит сейчас моя одежда.

– Как же я поеду домой? – спросила я в растерянности.

– Полагаю, мне уже разрешается говорить? – иронично спросил виконт.

Я покраснела.

– Нужно подождать до вечера, – сказал он, – потом я провожу вас в Крессэ, это в двух шагах отсюда. У моей жены много лишних платьев.

– В Крессэ? – переспросила я упавшим голосом.

Это было бы верхом неприличия для незамужней девушки, да и для женщины тоже. Кроме того, мне совсем не хотелось встречаться с виконтессой. Каждый раз при встрече с Анри я совершенно забывала, что он женат, а он словно нарочно каждый раз напоминал мне об этом.

– В сущности, вы можете ехать домой и так.

– О нет! – сказала я. – Не хочу выглядеть униженной. Мне ведь придется влить много яда в уши отца.

– А куда подался этот негодяй, ваш жених?

– Да уж конечно не в Сент-Элуа.

Наступила пауза. Его рука совершенно случайно наткнулась на кончики моих пальцев, легко погладила шелковистую кожу ладони. Я подняла голову. Меня поразило лицо виконта – оно имело какое-то странное, незнакомое мне страстное выражение. Казалось, он не может отвести взгляда от моего полуразорванного корсажа. Я невольно поднесла руки к груди, чувствуя смутный, неосознанный страх. Виконт трудно глотнул, словно превозмогая что-то. Я хотела отодвинуться, но не… не могла.

– Вам удобно? – вдруг спросил он.

Господи Иисусе, я буду последней дурой, если упущу такую возможность… Вместо ответа я, словно нечаянно, ближе пододвинулась к виконту. Его рука очутилась на моей талии. Сладкие, нервные, горячие токи пронизывали меня, и от них тревожно замирало сердце и напрягались груди. Я замерла, стараясь ничем не потревожить своего состояния, не изменить позы.

Его пальцы слегка шевелились, и при каждом их движении что-то пронзительно сладкое растекалось по телу, мне становилось жарко и появлялось необъяснимое желание сильнее ощутить эти прикосновения, раствориться в них. Он вдруг резко пошевельнулся, и моя голова оказалась у него на груди. В ту же минуту его губы слегка коснулись моих полуоткрытых губ.

Этот поцелуй был так мимолетен, что я почти не заметила его и, широко раскрыв глаза, изумленно смотрела на виконта. Он, наверное, подумал, что я оскорблена.

– Простите меня, – сказал он.

Я закрыла глаза, и, хоть мне хотелось тысячу раз повторить этот поцелуй, я была горда, что сдержалась. Хотя сознание этой гордости томило меня еще сильнее.

Я заснула; однако сон мой был беспокойным: мне снились руки виконта, его глаза, губы, поцелуй которых так приятен…

Когда я открыла глаза, были сумерки; огненный солнечный шар тонул за горизонтом, золотя траву и ежевичные кусты. Виконт все так же сидел, опираясь спиной о дерево и закрыв глаза, однако я чувствовала, что он не спит. Мои длинные светлые волосы были рассыпаны по груди его и локтю.

Он открыл глаза и слегка усмехнулся.

– Столь безмятежный сон бывает только у ребенка, – сказал он, – вы спали более двух часов, Катрин.

– Простите, – сказала я.

Быстро поднявшись, я подошла к роднику и умылась: вода теперь была гораздо холоднее, чем прежде. Виконт тем временем разминал затекшую руку. Внезапно он тоже поднялся и, легко перепрыгнув на другой берег ручья, тоже подставил руки под воду. Он показался мне удивительно милым в это мгновение, и я невольно залюбовалась им.

Желая дать ему больше места, я подвинулась к самому истоку родника, небольшому мшистому холмику, и наши руки встретились. Словно электрический ток пронзил нас обоих. Его пальцы обхватили мои кисти, вода с журчанием заливала меня по локоть, волнистые концы волос мокли на самом дне родника, но я не решалась и не хотела поднять глаза: мы оба с удивительной тщательностью продолжали делать вид, что ничего не произошло, тем временем как наши руки сплетались все крепче, никак не желая разъединяться. Мне было и томно, и жарко, и душно…

Центр нашей тяжести переместился полностью на наши руки. Мы, словно притягивая друг друга, все больше сползали с берегов; наконец я ощутила, что носки моих туфель замочила вода, и уже хотела принять более удобную позу, как вдруг виконт слегка дернул меня за руки, и я упала на траву рядом с пшеничным полем. В ту же минуту виконт склонился надо мной, прижал мои плечи к земле, а его губы оказались над моими… и поцеловали их.