Жак Питье, наш кучер, вошел в трактир с самым озабоченным видом.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила я.

– Лошади падают, мадемуазель, – мрачно сообщил он. – Кажется, это карбункул. Уж не знаю, где они его подхватили…

– Что такое карбункул? – переспросила я шепотом.

– Болезнь такая. Лошадей так и косит.

Я рывком выскочила из-за стола, и, распахнув дверь трактира, бросилась к конюшне. Капли дождя упали на мои волосы и лицо.

Четверо наших лошадей лежали на боку в стойле и хрипло дышали. Глаза у них налились кровью. Я в страхе отступила, закрывая лицо руками.

Маргарита вывела меня за порог: здесь воздух был чище.

– В конюшню лучше не заходить, – предупредил меня Жак. – Карбункул, случается, и людям передается.

Я была в отчаянии. От злости слезы показались у меня на глазах. Мой приезд в замок откладывался на неопределенное время. Лошади заболели, а где в этой глуши отыщешь новых лошадей?

– Что здесь произошло? – услышала я мужской голос за спиной. – Вы плачете, мадемуазель?

Я обернулась так стремительно, что мои белокурые волосы волной упали мне на грудь. Это был тот самый молодой человек, которого я видела в трактире. Он подъехал к конюшне на лошади гнедой масти.

– У меня нет лошадей, – сказала я всхлипывая, – мне не на чем ехать.

– А вам нужно спешить? Я не знала, что ответить.

– Ну, в общем, да, сударь. Я спешу.

– Я бы охотно уступил вам своего Каде, – сказал мужчина, – но, к сожалению, я тоже спешу. Если хотите – поедемте со мной.

– С вами? Но как?

– Обыкновенно, верхом.

– Разве у вас две лошади? – с надеждой спросила я.

– Нет, только одна – та, которую вы видите.

Я смутилась и задумалась.

– Вам кажется это неприличным? – спросил он. Молодой человек был без парика, и его черные волосы падали из-под широкополой шляпы до плеч. Голубоглазый брюнет, мечта всех монастырских воспитанниц… Сердце у меня сладко сжалось. Он так хорошо сидел на лошади! Так хорошо, что я даже не укоряла его за то, что он смеет разговаривать со мной не спешившись. Впрочем, я тогда многого не замечала в нем – многого, что следовало бы заметить.

– Конечно, сударь, – решительно вмешалась Маргарита. – Конечно, сударь, мы считаем это неприличным. Увольте нас от вашего предложения. Мадемуазель де Тальмон некуда спешить.

– А, так вы из замка Сент-Элуа! – догадался незнакомец, услышав мое имя. – Тем более, нам по дороге. Мы ведь почти соседи.

– Благодарю вас, сударь, – сказала я, нерешительно поглядывая на Маргариту. – Я бы хотела знать, кто вы.

Незнакомец рассмеялся. Улыбка у него была ослепительная.

– Виконт де Крессэ к вашим услугам, мадемуазель. Ну, так что же вы решили? Разделим ли мы мою лошадь надвое?

– Увы, – сказала я, смущенно улыбаясь, – это невозможно. – Прощайте.

Он поклонился и поскакал к воротам.

– Вот и правильно, – сказала Маргарита, уводя меня в дом. – Нам и тут не так уж плохо. Сейчас мы пошлем Жака в Сент-Элуа, Бог даст, он доберется туда к утру, пришлет нам лошадей…

– Я и не думаю никуда идти по такой погоде, – проворчал Жак сквозь зубы.

– А кто же тогда пойдет?

– Если дождь кончится, то я пойду. А если тебе это не нравится, ты, Маргарита, сама можешь идти хоть сейчас…

И тут я не выдержала; трактир показался мне проклятым заколдованным местом, откуда мне не суждено выбраться.

– Сударь! – закричала я вслед незнакомцу. – Подождите меня, пожалуйста!

Он уже было выехал за ворота, но, услышав мой крик, остановился.

– Вы решили ехать, мадемуазель?

– Да, сударь! – отвечала я, подбегая к нему.

– И не боитесь? – спросил он, усмехаясь.

– Нет, нисколько! Я же буду под вашей защитой.

Он и вправду выглядел благородным и порядочным человеком. Я не чувствовала страха.

– Прошу вас, – сказал виконт, протягивая мне руку.

Я поставила ногу в стремя и вскочила в седло по-дамски, ухватившись за холку лошади. Руки виконта слегка коснулись моей талии, и я вздрогнула, хотя понимала, что у него и в мыслях не было ничего дурного.

– Вы с ума сошли, мадемуазель! – закричала Маргарита. – Убей меня гром небесный, если ваш отец это похвалит!

– Но ты же не расскажешь ему, правда, Маргарита? Она было побежала следом, но, разумеется, угнаться за нами не могла и остановилась, тяжело дыша, у ворот.

Я крепче ухватилась за холку Каде: скачка была быстрой, ветер свистел у меня в ушах.

– До Сент-Элуа долго ехать? – спросила я.

– Нет. Полтора часа.

– О! Неужели так быстро?

– Это хорошая лошадь, мадемуазель; Каде покрыл бы это расстояние за час, однако нас двое…

– Я, наверно, задержала вас, сударь. Вы куда-то спешили.

– Нет… не задержали… быть может, чуть-чуть.

– Вы очень любезны, сударь.

– Благодарю вас, мадемуазель.

Обменявшись этими ничего не значащими фразами, мы замолчали, пребывая в некоторой неловкости, которая всегда возникает между едва-едва знакомыми людьми. Я судорожно вспоминала монастырскую науку о том, как нужно беседовать с малознакомыми людьми. Можно было, конечно, заговорить о погоде. Но это выглядело бы слишком избито. Или, может, спросить, почему и куда он спешит? Но будет ли это приличным – я ведь совсем не знаю его.

– Мы будем ехать более часа, – вдруг сказал он, – если хотите, можете поспать.

– Каким образом, сударь?

– Обнимите Каде за шею, мадемуазель, – обнимите двумя руками… так, покрепче… а я прослежу, чтобы вы не упали. Вам не холодно?

– Нет… совсем немного, сударь.

– Вы даже не захватили плащ!

Он расстегнул свой камзол и укрыл меня.

– Большое спасибо вам, сударь, – сказала я, – однако вы теперь совсем замерзнете.

– Пустяки.

Я последовала его совету и закрыла глаза, обдумывая то, что совершила.

Разумеется, я нарушила все правила приличия: ни одна из моих подруг по монастырю не поступила бы таким образом. Верхом, через лес и поля, наедине с незнакомым мужчиной! Это было неслыханно. Репутация девушки не выдержит подобного удара… А что сказала бы мать Элодия? Она бы прочла мне целую лекцию о добродетели и пороке, о девичьей чести и распутстве, приводя в пример святую Инессу, святую Екатерину и святую Марию Магдалину. Но, к своему удивлению, я не чувствовала ни малейших угрызений совести.

Вот бы выйти замуж за этого молодого человека! Он дворянин, это сразу ясно, и он так галантен! Хорош собой, строен, одет просто, но костюм его очень ладно сшит… В речи чувствуется бретонский акцент, но это ничего не значит. Я в жизни еще не встречала таких привлекательных мужчин, они являлись Ине разве что в снах. О том, что я всего три недели назад вышла из монастыря и еще ни с кем толком не познакомилась, я как-то Не думала. Со всем свойственным мне тщеславием я была уверена, что если уж этот молодой человек мне понравился, то и он в восторге от моего обаяния и красоты.

Потом я вспомнила, что отец уже нашел мне жениха. Далекий, неизвестный, даже смутно мною не представляемый, претендент на мою руку вовсе не казался мне привлекательным. Думать о препятствии, что вдруг выросло на пути моего первого увлечения, было слишком неприятно, и я разом выбросила из головы все мысли об этом.

Проснулась я резко и неожиданно: струйки воды стекали у меня по спине. Над головой что-то сверкало и грохотало.

– Какой ливень! – воскликнула я приподнимаясь. Виконт натянул свой камзол мне на голову, чтобы я меньше промокла, а сам ехал под проливным дождем в одной рубашке, по которой стекали струи воды. Надо же, какое благородство!

– О мадонна! – воскликнула я тоном, в котором были и ужас, и раскаяние. – Пресвятая мадонна, да вы же совсем промокли! Вы простудитесь, сударь!

– Ничего, – прокричал он, стараясь пересилить шум ветра. – Глядите-ка, вот мы и приехали! Сент-Элуа перед вами, мадемуазель.

Мы быстро неслись вниз по склону. В долине я увидела бело-красный замок, ставший теперь моей собственностью. Вспышки молний озаряли его слепящим светом.

– Если я ссажу вас здесь, мадемуазель, вы не будете возражать?

– О нет, сударь, дальше я доберусь и сама!

Он осадил лошадь и осторожно спустил меня на землю.

– Бегите скорее, чтобы не слишком промокнуть! Я ухватилась за стремя лошади.

– Я бы хотела пригласить вас в Сент-Элуа, сударь! Кажется, он с трудом разобрал мои слова из-за шума ливня.

– Идти туда? О нет, мадемуазель, я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Какая чепуха! Вы оказали мне услугу. Было бы неблагородно с моей стороны даже не пригласить вас в дом.

Он улыбнулся мне, как ребенку, и, наклонившись с лошади, пожал мне руку. Я предпочла забыть монастырские уроки о том, что мужчины, пожимающие, а не целующие дамам руки, суть невежи, недостойные именоваться кавалерами.

– Женщинам не обязательно быть благородными, – сказал виконт. – Я очень спешу, мадемуазель, прошу меня простить.

– Прощайте, сударь, – сказала я с явным сожалением.

– Всего хорошего, мадемуазель.

Он хлестнул лошадь, и грязь из-под копыт обрызгала подол моего платья. Я предпочла не заметить и этой неловкости.

Спустившись по откосу, я подбежала к воротам и несколько раз отчаянно дернула веревку звонка. Ждать пришлось долго.

– Господи Иисусе, – вскричала Жильда, открыв, – да это никак мадемуазель де Тальмон!

Мокрая и продрогшая, я склонилась на ее широкое теплое плечо, чувствуя, что у меня слипаются глаза от желания уснуть.

3

Я широко распахнула дверцу зеркального шкафа, занимавшего почти половину комнаты, и быстро перебрала все свои платья. Их было не меньше сотни, и я растерялась.

– Что же мне надеть? – спросила я.

Маргарита выложила половину домашних платьев на диван и захлопнула шкаф.