– Нет, – подумав, вынесла свой вердикт Татьяна. – С ним даже целоваться невозможно. Нет и нет. Это не он.

– А если он? – пристала Черемушкина.

– Да с какой стати? Мы столько лет дружили, и вдруг – нате вам!

– Танька, ты подумай. Все же не каждый парень способен цветы дарить. Вон я, пожалуйста, хожу как дура – без цветов. И даже не в цветах дело. Мне просто страшно. И мне кажется, что у наших с Димой отношений нет будущего.

– Сдаешься? – испытующе посмотрела на нее Таня.

– Вот еще! Я пойду до конца. Из принципа. И вообще – у меня любовь. Такое чувство просто так не может пройти. Вот когда сама влюбишься – поймешь. Я, между прочим, по ночам в подушку плачу, – призналась Надежда.

– Хорошо тебе, – весьма непоследовательно позавидовала подруга. – Я тоже хочу, чтобы любовь. А кандидатов что-то нет. Был Шараев, и тот к тебе переметнулся. И идея насчет Пузикова меня очень напрягла, надо это обсудить.


Обсудить ничего не получилось. Как всегда – вмешались обстоятельства.

Леша Терехин в преддверии Нового года шел на рекорд. Истории с клеем «Момент» ему показалось мало, и деятельный Леша решил, что она слишком быстро забылась, поэтому снова решил развлечь коллектив.

Все уроки, кроме русского и литературы, были Терехину мало того что неинтересны, он на них искренне мучился, недоумевая, каким образом вся эта загадочная информация может ему пригодиться в будущем. Только физкультуру и историю он еще признавал в качестве предметов, имевших право на существование. Правда, на физкультуре он тоже не давал скучать ни ребятам, ни учителю, который спокойно вздыхал только тогда, когда одиозный Терехин болел. А на истории шибко начитанный Леша, который очень любил дискутировать с историком Павлом Семеновичем, презирая неучей, возмутительнейшим образом подсказывал отвечающим всякие глупости.

Пал Семеныч, конечно, ругался, но чаще хохотал вместе со всеми, поскольку только последний идиот мог, послушав Лешу, объявить, что первый космонавт улетел на метле, а Ленин родился в мавзолее, где и прожил всю жизнь. Конечно, после такого позора некоторые начинали учить историю усерднее, дабы не позориться, и какие-то факты запоминали на всю жизнь. Пал Семеныч был учителем продвинутым, поэтому Лешу ценил и никогда на него не жаловался.

Так вот. Помаявшись на биологии и пошарив взглядом по шкафам, неугомонный Терехин вдруг просветленно улыбнулся, заметив на полке здоровенное гипсовое яйцо размером с голову. Едва закончился урок, Леша, пользуясь общим весельем по поводу звонка, схватил гипсовую фиговину и затолкал в сумку сидевшей впереди него Ани Реховской. Реховская славилась широченной бессмысленной улыбкой, полным нежеланием учиться и склочным характером. В частности, она с первого класса очень любила ябедничать. И так как Алексей был основной ее жертвой, то почему бы не отплатить человеку соответственно? Примерно так рассуждал Терехин, затевая эту небольшую пакость.

Поэтому, когда, дойдя до кабинета информатики и недоумевая по поводу внезапно отяжелевшей сумки, Анна вытащила на парту это яйцо, класс взорвался гомерическим хохотом.

– Реховская снеслась, – констатировал довольный Леша. Он снова был в центре внимания.

Конечно, Реховская тут же пожаловалась классной, классная примчалась с разборками, а Надя с Таней не смогли ничего обсудить.

После уроков Надежду, как обычно, задержал ее принц, поэтому Тане пришлось деликатно удалиться.

Снова повторился ежедневный показной спектакль для Катерины: Дима был галантен, остроумен и заливался, как соловей, старательно изображая ухаживания за Надей. Во всяком случае, Наде казалось, что он именно изображает. Эти сомнения и растущее недоверие мешали ей насладиться общением с любимым и вообще сильно выматывали нервы.

Самое обидное, что своей цели Дима, похоже, добился. Катерина злилась, пыталась говорить гадости Наде и всячески флиртовала с самим Шараевым. На лицо был образовавшийся любовный треугольник. И что-то подсказывало, что Надя из этой геометрической фигуры может вылететь, как лишняя точка.


Новогодняя дискотека в школе была событием долгожданным и судьбоносным для большинства старшеклассников. Именно на ней образовывались и распадались пары, укреплялись или начинали расшатываться устоявшиеся отношения и делались самые уморительные видеозаписи на мобильники, которые потом долго обсуждала вся школа.

– Меня трясет, – в сотый раз повторяла Надя, судорожно комкая в руках накидку. Накидка, как и само платье, взятое напрокат, была тонкой и ажурной.

– Это от холода, – утешала ее Таня, которая нервничала не меньше подруги.

Для столь серьезного мероприятия они нарядились как на свадьбу или выпускной. И той, и другой было очень важно именно сегодня выглядеть сногсшибательно, поскольку решалась судьба. Вернее, не решалась, а должна была круто повернуть и либо пойти намеченным путем, либо превратиться в пунктирную тропку, а потом и вовсе затеряться в дебрях будней.

Именно мама, которой поначалу было так страшно довериться – все же взрослые подростков слишком часто не понимают – помогла Наде найти наряд напрокат. Они перебрали столько тряпок, что в какой-то момент у Надежды зарябило в глазах и ей стало вообще все равно, в чем она пойдет. Как обычно и бывает в таких случаях, когда девушка уже совсем отчаялась, нашлось вот это, потрясающее, ажурное, черно-белое платье с накидкой. Оно идеально подходило к Надиным лодочкам, к волосам и к фигуре. Она чувствовала себя королевой ровно до того момента, пока не встретилась с Таней. Та тоже была хороша, как никогда. Белокурые локоны тщательно завиты, синее платье изумительно гармонирует с глазами и цветом волос, а шпильки…

– Да ну, зря я шпильки надела, – неожиданно призналась Таня. – Ноги уже болят, и хожу, как на ходулях. Пойду, переодену, когда танцы начнутся.

– Танька, да ты что? – расстроилась Надя. – Это ж так красиво!

– Зато я ростом как гренадерша, – хихикнула подруга. – Со мной будут бояться танцевать. Нет, переобуюсь.

А гардероб тем временем наполнялся нарядными старшеклассницами. В воздухе витал запах духов, жвачки и приятного волнения. Именно так пахнет ожидание волшебства.

Надино сердце билось, как сумасшедшее. Ей казалось, что, если сейчас к ней подойдет Шараев, ее вообще разорвет, как бомбу – на тысячу мелких осколков. Лучше бы он подошел потом, когда она успокоится.

Так страшно оказаться не самой красивой.

Так страшно оказаться красивой, но никому не нужной.

И вообще – просто страшно.

Хорошо, когда ничего не ждешь – и расстраиваться потом не придется. А вот когда ждешь – даже зубы стучат.


А потом появилась Совко. И все на ее фоне сразу как-то померкли – словно слабые лампы при свете солнца.

На Катерине было платье до пола, серебристое и переливающееся, как чешуя. А сама она была как русалка – создание неземной красоты, предмет зависти и обожания.

– Ну, куда я против нее, – тут же тихо запричитала Надя. – Лучше бы я вообще не приходила!

– За свое счастье нужно бороться, – глубокомысленно заявила Гусева. – Даже когда ты пешком, а тебе навстречу танк.

Говорить всегда легче, чем делать. Всякие теории из глянцевых журналов очень редко помогают в жизни. Когда там написано «переплюнь соперницу», то совершенно непонятно, что имеется в виду. Вернее, понятно, а вот как это осуществить – инструкции нет. Это из серии кулинарных рецептов – запекать до готовности. А кто ж знает, когда у блюда наступает готовность? Так пока запекаешь, напробуешься сырого теста или мяса, и уже вообще никогда готовить не захочешь.

Надежда сейчас чувствовала себя именно сырым тестом, которое хозяйка по недоразумению раньше времени вытащила из духовки.

– От тебя просто веет неуверенностью, – прорычала Таня. – Ты самая красивая. Ты самая-самая. Давай, вперед! И нос выше.

– Давай лучше займемся вычислением твоего воздыхателя, – трусливо предложила Черемушкина. – Я хочу отвлечься, а то у меня голова кружится и колено трясется.

– Которое? – деловито уточнила Таня.

– Правое.

– Ну, это нормально. Хорошо, что не левое, – облегченно выдохнула подруга.

– А почему хорошо? – озадачилась Надя.

– А потому, Черемушкина, что во всем в жизни нужно видеть позитив. Пошли, будем ждать, кто меня пригласит танцевать.

Через пару часов стало ясно, что Шараев вообще не пришел, а Татьяну приглашают все подряд. Но намеков никто не делает.

– Ну, где твой красавец? – обмахивалась руками разгоряченная Гусева. – Он вообще собирался прийти?

– Я не знаю, – чуть не плакала Надя.

– Как не знаешь? Вы что, не договаривались? – Татьяна обалдело хлопнула ресницами.

– Не-а, не договаривались. Я просто думала, что раз все идут, так и он будет. Вот ведь засада! И даже не позвонить! А вдруг с ним что-то случилось? – Надежда начала заламывать руки, как в малобюджетной мелодраме. Она вообще чувствовала себя героиней водевиля – проще говоря, не в своей тарелке. Парни наперебой приглашали ее танцевать, а она всем отказывала, опасаясь, что вот-вот появится Дима и все не так поймет. Скажи ей кто-нибудь еще месяц назад, что такое будет, Надя ни за что не поверила бы. Да ее вообще кроме Васьки никто никогда танцевать не приглашал.

– Кстати, – а где Пузиков? – очнулась от своей трагедии Надя.

– Вон стоит, – Таня кивнула куда-то в сторону. – Весь вечер на нас зыркает.

– Пойду хоть с Пузиковым потанцую, – вздохнула Надя. – А то неудобно. Бросили мы его.

Но не успела она дойти до Василия, как тот внезапно сорвался с места и деревянной походкой одноногого солдата двинулся куда-то мимо.

– Вась, ты куда? – удивленно поинтересовалась Надя, решившая облагодетельствовать одинокого одноклассника и слегка озадаченная его поведением: Пузиков же видел, что она к нему идет!

Но ее вопрос потонул в грохоте музыки. А Василий тем временем домаршировал до Тани и потащил ее танцевать. Именно потащил, так как Гусева, судя по размахиванию рук, сопротивлялась. Но потом вдруг резко перестала и начала слушать, что ей бубнил Вася.