Ехать пришлось в наёмном экипаже, громоздком и неудобном. Дороти сидела в уголке кареты тихонько, как мышка, и старалась занимать как можно меньше места. Отец её как будто и не замечал. Он был занят своими мыслями, и время от времени высказывал их вслух. Он, как понимала девушка, надеялся получить от отца хоть что-то, и в то же время сомневался, что это возможно. Ведь когда родители отправили его в деревню после особо выдающихся художеств, отец предупредил, что не даст ему ни пенса, и пусть сынок-шалопай учится сам обеспечивать себя, он денег на ветер бросать не намерен.

Дорога была долгой и очень нелёгкой. Но подошла к концу и она. Дороти была ошеломлена видом огромного города, его шумом и многолюдьем. Но больше всего её поразил сказочно прекрасный особняк, принадлежавший её деду. Он располагался в районе Челси, где гордо красовался среди таких же богатых строений. Дом был великолепен, и девушка оробела. Здесь, и правда, собрались все братья её отца, двое из них в жёнами. Все они весьма неприветливо смотрели на её отца, изо всех сил старавшегося произвести благоприятное впечатление, а на саму Дороти поглядывали с пренебрежением. И кто, спрашивается, она здесь, в этом роскошном доме, среди этих богато одетых и высокомерных людей? Девушка готова была уже расплакаться, когда в гостиную, куда они с отцом попали, вошла пожилая женщина, величественная и даже красивая, несмотря на преклонные годы.

2

— Что я вижу? — произнесла она приятным мягким голосом. — Это ты ли, Джулиан? И кого ты привёз с собой?

Лорд Джулиан кинулся целовать матери руку.

— Да, матушка, это именно я, хотя мы так давно не виделись, что могли бы, пожалуй, и не узнать друг друга при случайной встрече, — ответствовал сын, и в голосе его прозвучала обида. — А привёз я с собой свою единственную дочь, названную в вашу честь. Позвольте представить: мисс Дороти Клинтон.

Все глаза обратились на девушку, и она сжалась под неприветливыми взглядами. Особенно колючими были глаза двух молодых леди, увидевших в новоприбывшей ещё одну претендентку на деньги графа Линкольна. Этого только недоставало! Их и так слишком много здесь, наследников, желающих получить свою долю.

Однако глаза пожилой леди, графини Линкольн, смотрели на Дороти с любопытством. И что она, интересно, из себя представляет, эта доселе неизвестная ей внучка? Одета в высшей степени скромно, но во всё новое. Видимо, её тщательно готовили к этой поездке. Но зачем? На что она рассчитывает?

— Подойди ко мне, девочка, и дай взглянуть на тебя поближе, — велела она.

Дороти робко приблизилась и встала перед графиней.

— Добрый день, миледи, — почти прошептала она.

— Я тебе бабушка, и разрешаю называть меня так, — слегка нахмурилась пожилая леди.

— Но я не решаюсь, — ещё тише прошелестела девушка, — ведь я вас совсем не знаю.

Графиня улыбнулась. Такой поворот ей понравился. Девочка не кинулась ей на шею, не набивалась в любимые внучки. Она оробела и явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Это легко исправить, малышка, поверь, — мягко произнесла она. — Мы обязательно познакомимся с тобой поближе. И я представлю тебя твоему деду графу. Он, правда, совсем плохо себя чувствует последнее время, однако по утрам ещё достаточно бодр, чтобы разговаривать со своими наследниками. Для него твоё появление будет большой неожиданностью.

Графиня улыбнулась, а обе молодые леди недовольно поджали губы, что не осталось ею незамеченным. «Злятся, — поняла она, — чувствуют опасность для своей доли наследства». Однако её это не волновало. Своих невесток леди Дороти не слишком-то жаловала.

— А сейчас отдохни с дороги, девочка, устала, наверное, — проговорила она, — я велю тебя устроить со всеми удобствами. Ты ведь впервые у нас в гостях.

И она отпустила внучку, слегка улыбнувшись ей на прощание.

Крайне удивлённая и даже растерянная Дороти последовала за служанкой, появившейся как по мановению волшебной палочки. Покои, куда её привели, были, по мнению девушки, слишком роскошными для её скромного положения. Однако находиться там было исключительно приятно. Особенно когда ей предоставили возможность с удовольствием искупаться в огромной ванне и уложили в шикарную постель под зеленовато-голубым шёлковым балдахином. Ох, как же это было хорошо. Дороти расслабилась и почти мгновенно уснула. Ведь в дороге нормально поспать у неё не было никакой возможности.

Утром девушка проснулась прекрасно отдохнувшей. Комнату заливали мягкие солнечные лучи, и это ещё улучшило её настроение. Появилась горничная, которая назвалась Кристи и заявила, что ей велено быть при молодой леди постоянно. Она помогла Дороти одеться и сделала ей такую красивую причёску, какой девушка отродясь не видала. Взглянув на себя в зеркало, Дороти была просто ошеломлена. Свежее миловидное личико, блестящие прекрасно уложенные волосы — да ведь это не она вовсе. Молодая леди в зеркале совсем не была похожа на неё прежнюю.

Когда Дороти была готова, другая служанка принесла ей завтрак, а потом третья отвела девушку в покои графа, где уже сидела у постели больного очень переживающая за супруга графиня. Комната её деда была большой и красиво отделанной деревянными панелями. Но окна закрыты и плотно зашторены, и от этого здесь было душно, и держался неприятный запах, какой бывает в помещении тяжело больного человека. Дороти взглянула на своего деда, и сердце её сдавило от острой жалости к нему. Похоже, большой и сильный прежде мужчина был совершенно измождён, очень слаб и бледен. Лицо его имело желтоватый оттенок, и даже глаза отдавали желтизной, а тело исхудало до крайности. Больной взглянул на вошедшую и постарался улыбнуться ей, но получилось не очень убедительно, поскольку почти сразу на лице его отразилась боль. По-видимому, ему было очень плохо, совсем худо.

— Дедушка, — кинулась к нему Дороти, на глазах которой выступили слёзы, — чем я могу вам помочь, скажите?

— Мне уже ничем не помочь, малышка, — прошелестел тихий ответ, — я умираю. Но я рад, что перед смертью увидел свою новую внучку. Ты красива и добра. Это хорошо.

Больной стих, пытаясь отдышаться, даже говорить ему было трудно. А из глаз Дороти полились крупные слёзы, которые она не смогла сдержать.

— Вам ещё рано умирать, дедушка, — проговорила она. — Нельзя сдаваться, нет, вы должны жить.

Граф печально взглянул на девушку, а графиня горестно покачала головой:

— Лекарь, которого мы приглашали, сказал, что графу осталось жить не больше двух-трёх недель. Он очень исхудал, не может ничего есть, и теряет силы с каждым днём.

— Лекарь неправ, — вскинулась Дороти, — наша старая знахарка Хильда хорошо лечила таких больных, я сама видела, потому что часто помогала ей. Она давала им отвар из специальной травы, и они начинали потихоньку есть. А потом она велела им совсем не употреблять жирной пищи на протяжении хотя бы года. И люди поднимались на ноги. Это правда. И она никогда не разрешала закрывать окна, говорила, что чистый воздух и свет нужны любому человеку, чтобы стать здоровым.

Дороти говорила так убедительно, что графиня заколебалась. Она взглянула на мужа и уловила ответ в его глазах. Тотчас же была призвана служанка, которой велели открыть окна и впустить в комнату воздух и свет. Сразу стало легче дышать, и больной немного ожил.

— И ты знаешь, что это за трава и где её можно найти? — в глазах пожилой женщины загорелась надежда. Терять им было нечего, и она готова была рискнуть.

— Знаю, — уверенно ответила на вопрос Дороти, — я же говорила, что часто помогали Хильде. А трава эта растёт на болотах, но в открытых местах, где много света.

— И ты смогла бы её найти? — глаза графини горели нетерпением, а сам граф неотрывно смотрел на внучку в ожидании ответа.

— Да, — твёрдо сказала девушка. — Но я ведь не знаю ваших мест.

— Я подскажу тебе, — графиня встала и нервно зашагала по комнате. — Ты умеешь ездить верхом?

Дороти кивнула.

— Тогда решено. Вы поедете прямо сейчас. Это не так и далеко.

Через час Дороти в сопровождении Кристи и трёх дюжих слуг в качестве охранников отправилась на болота. Траву нашли легко и набрали побольше. По возвращении девушка сразу принялась за приготовление отвара, и вечером граф принял первую порцию целительного напитка. Вначале ничего не изменилось, но на третий день ему стало немного легче, и он сумел проглотить три ложки постного куриного бульона. А дальше дела пошли на лад. Граф стал выглядеть не таким измождённым, попробовал садиться в постели, а потом и вовсе поднялся на ослабевшие дрожащие ноги. Он смотрел на внучку такими глазами, что у неё каждый раз наворачивались слёзы на глаза, — как будто она ангел, спустившийся с небес. Графиня же не знала, куда посадить её и чем порадовать. Зато все остальные, включая её отца, смотрели на девушку волком — они вовсе не ожидали такого поворота событий, и теперь вынуждены были остаться ни с чем. Ведь граф даже и думать забыл, что собирался умирать, и с каждым днём становился всё крепче и веселее. Он часто приглашал к себе внучку и подолгу разговаривал с ней. Иногда к ним присоединялась и графиня, которая полюбила девушку всей душой.

Время шло. Закончилось лето. Все родственники, собравшиеся поживиться от наследства графа, разъехались не солоно хлебавши, проклиная в душе зловредную девчонку, которая разрушила их надежды. Даже отец был немного зол на неё, хотя ему, как он понял, рассчитывать было не на что. Просто не понравилось то, что девчонка стала любимой внучкой, а он оставался паршивой овцой, как и раньше. Хотя, возможно, так даже лучше, решил он, подумав. Если бабка расщедрится, ему тоже может кое-что попасть в руки, ведь он отец, и только он вправе решать судьбу дочери.