Послышался стук экипажа, подъезжающего к дому. Эрна вздрогнула: она знала, кто едет. Она медленно закрыла папку и поднялась, но не успела уйти с веранды, как в дверь влетела молодая дама и буквально накинулась на нее с бурными поцелуями и объятиями, а потом так же бурно бросилась к Алисе.

— Валли! Это ты? — закричали обе в один голос.

В самом деле, перед ними была Валли, розовая, веселая, смеющаяся, а позади нее виднелся Вальтенберг, его лицо сияло от удовольствия, что сюрприз удался.

— Да, я, собственной персоной! — сказала Валли. — Альберт ведет в Гейльборне скучнейший процесс, а потому я, разумеется, поехала с ним: надо же хоть немного облегчить бедняге деловую поездку. Я вообще езжу с ним всюду, куда только можно. Я думаю, если бы он захотел вскарабкаться на Монблан или на Гималаи, то я пожертвовала бы собой и полезла бы вместе с ним! Ну, а вы как здесь поживаете? Забыли и думать о столице? Собственно говоря, мой вопрос совершенно излишен, потому что Алиса цветет, как роза, а Эрна, конечно, уже составляет план свадебной поездки. Куда вы отправитесь прежде всего? На острова Тихого океана или на Северный полюс? Я предпочла бы Тихий океан: температура там приятнее!

Проговорив без единой паузы эту приветственную речь, Валли бросилась на стул и объявила, что от усталости не в состоянии вымолвить ни слова.

Сделав общий поклон, Эрнст подошел к невесте и поднес ей букет из прелестных экзотических цветов, выращенных в какой-нибудь оранжерее, очень ярких и с одуряюще сильным ароматом.

— Ну что, сдержал я слово? — спросил он, указывая на Валли. — Я еще вчера вместе с Альбертом задумал этот сюрприз, надеясь, что в сопровождении госпожи Герсдорф я буду желанным гостем.

— Ты всегда желанный гость, — возразила Эрна, взяв букет и мило поблагодарив за него.

— Всегда! — повторил Эрнст, и горькая усмешка пробежала по его губам. — В самом деле? Иногда я в этом сомневаюсь. Разве ты рада, когда я приезжаю? — продолжал он, понизив голос и спускаясь с невестой в сад. — Мне часто кажется, что тебя пугает моя близость, что ты готова отшатнуться, когда я хочу обнять тебя, и я не раз замечал, что ты украдкой вздыхаешь с облегчением, когда я отворачиваюсь.

— Да, ты стережешь каждый мой взгляд, каждый вздох и создаешь муку и для себя, и для меня из всего, что бы я ни сказала, что бы ни делала! — взволнованно проговорила Эрна. — Ты пугаешь меня своей непомерной страстью! Что же будет, когда мы станем мужем и женой?

— Тогда я стану спокойнее, — возразил Вальтенберг с глубоким вздохом. — Ты должна быть моей, совсем моей, никто другой не должен иметь права становиться между нами, и тогда, может быть, я научу тебя любить меня; до сих пор все мои старания были напрасны. А между тем ты можешь любить, я знаю — его ты любила иначе!

— Эрнст, ты обещал мне…

— Не говорить об этом? Да, я обещал, но не думал, что борьба воспоминанием, с тенью будет так тяжела. О, как бы я хотел, чтобы мой соперник имел плоть и кровь, чтобы я мог вызвать его на бой не на жизнь, на смерть!

Его глаза опять горели смертельной ненавистью, как тогда, когда он узнал, что любовь его невесты когда-то принадлежала другому. Эрна побледнела; стараясь его успокоить, она положила свою руку на его и сказала мягким, умоляющим голосом:

— Эрнст, к чему постоянно мучить себя? Ты невыносимо страдаешь, я вижу это и уже несчетное число раз сожалела о своем признании. Неужели я не могу сделать тебя спокойнее и счастливее?

Достаточно было этого тона, чтобы обезоружить Вальтенберга. В приливе бурного раскаяния он прижал руку невесты к своим губам.

— Ты можешь сделать все, когда говоришь таким голосом и смотришь такими глазами! Прости меня, я мучаю тебя… Этого никогда больше не будет, никогда!

Сотни раз уже он давал такое обещание, и сотни раз нарушал его. Эрна улыбнулась в ответ, но бледность все еще покрывала ее лицо, когда они повернули назад к дому.

— Там, кажется, разыгрывается сцена из «Отелло», — сказала Валли, которой усталость не мешала болтать и наблюдать за женихом и невестой. — Вальтенберг имеет опасное сходство с этим черным чудовищем. Я думаю, он тоже способен ни с того ни с сего убить человека, если разбудить в нем ревность. Будем надеяться, что Эрне удастся образумить его, когда она станет его женой, потому что до сих пор он любит ее в высшей степени неразумно. По дороге сюда я рассказывала ему самые интересные столичные новости, но он не слушал меня и все время не спускал взора с вашей виллы, а когда мы подъехали, опрометью бросился из экипажа к невесте. Ах, вот он целует ей руку и смиренно просит прощения! Альберт никогда этого не делал, даже когда был женихом! К сожалению, у него нет наклонности к романтизму, так же как у твоего жениха, Алиса… Кстати, о нем: он придет сегодня?

— Едва ли, — ответила Алиса. — У Вольфганга чрезвычайно много дела. Он и вчера пришел только на несколько минут. Он страшно занят с тех пор, как получил новое назначение.

Слова звучали слишком равнодушно для невесты, которая все-таки должна была чувствовать, что жених невнимателен к ней. Алиса не подозревала о том, что произошло в столице неделю тому назад между ее отцом и женихом. Вольфганг не говорил об этом никому, а предоставил Нордгейму объявить о расторжении помолвки, когда и как ему заблагорассудится, пока же, как можно реже являлся к Алисе. Масса работы сослужила ему службу в данном случае.

Баронесса Ласберг, явившаяся на веранду, поздоровалась с гостьей весьма чопорно. Валли хотела остаться до следующего дня, когда за нею должен приехать муж, чтобы вместе отправиться в Оберштейн, к Бенно. Она вторглась, как вихрь, в этот тихий аристократический дом; всякий этикет исчез, везде раздавался ее звонкий смех, она болтала с Алисой, шалила с Эрной, спорила с Вальтенбергом о восточных обычаях, но, прежде всего изо всех сил злила старую баронессу, сама же буквально сияла от избытка счастья и веселья.

Между тем наступил полдень. Вальтенберг предложил прогулку на одну из окрестных возвышенностей, и все охотно согласились. Алиса, которая еще два месяца назад не могла принимать участия в подобных удовольствиях, теперь храбро присоединилась к остальным, и только баронесса, само собой разумеется, осталась дома. Маленькая компания двинулась в путь, к подножию скалы, круто подымающейся к небу острым зубцом.

— Здесь ты должна остановиться, Алиса, — заботливо сказала Эрна, — последняя часть дороги слишком крута и утомительна, тебе же надо еще беречь силы. А ты одолеешь ее, Валли?

— Я все одолею! — объявила Валли, обиженная этим вопросом. — Ты воображаешь, что на всем свете только и есть два хороших ходока по горам — ты да твой жених? Я пойду с вами!

Вальтенберг снисходительно улыбнулся и бросил многозначительный взгляд на изящные туфельки Валли с высокими каблуками.

— Ну, на сей раз, опасности нет: по дороге на скалу всюду высечены ступеньки и поставлены перила, — сказал он. — Но и с самыми опытными и смелыми ходоками в горах может случиться несчастье, как это было с моим секретарем на Ястребиной скале. Он еще счастливо отделался, только вывихнул ногу, а могло бы кончиться чем-нибудь похуже.

— Ах, вы говорите об этом бесконечно длинном Гронау? — воскликнула Валли. — Куда он девался? Я не видела его в Гейльборне!

— Он взял отпуск на несколько недель, но я жду его на днях, — ответил Эрнст.

Его удивляло долгое отсутствие Гронау: насколько он знал, у того не оставалось в Германии ни одного родственника, и он не мог объяснить себе эту внезапную поездку. Гронау даже не сказал ему, куда именно едет.

Вальтенберг с Эрной и Валли отправился на вершину, а Алиса, послушно покорившись распоряжению Эрны, осталась на маленькой лужайке у подошвы скалы. Это было красивое тихое местечко среди леса, еще не тронутое дыханием осени. Темные сосны и мох были свежи и зелены, последние остатки утреннего тумана постепенно таяли в лучах полуденного солнца. Было тепло и светло.

Алиса сидела одна уже минут десять, как вдруг увидела знакомую фигуру доктора Рейнсфельда, мелькавшую между деревьев. Вероятно, он шел от кого-нибудь больного, жившего в горах. Он так торопился и был гак погружен в свои мысли, что не заметил Алисы, пока та не окликнула его:

— Доктор! Неужели вы хотите пробежать мимо, не взглянув на свою пациентку?

Бенно вздрогнул при звуке ее голоса и остановился, пораженный:

— Вы здесь? И совсем одна?

— О, я не так беззащитна, как вы думаете, — сказала Алиса почти покорно. — Там, наверху, господин Вальтенберг с Эрной и Валли. Я осталась здесь…

— Потому что устали? — озабоченно спросил он.

— Нет, я хотела только поберечь силы для обратного пути. Вы требуете, чтобы я береглась. Видите, как я послушна!

Она подвинулась в сторону, как бы ожидая, что Бенно сядет подле нее. Он несколько секунд колебался, но потом последовал безмолвному приглашению и опустился на мшистый бугор. Они уже не были чужими друг другу и в последние месяцы виделись и разговаривали чуть ли не каждый день.

Алиса продолжала непринужденно болтать; в ее веселости проглядывал беззаботная, невинная радость просыпающихся жизненных сил, когда человек, освободившись от гнета болезни, еще чуть недоверчиво смотрит навстречу новой жизни. Нельзя было вести себя проще и наивнее, чем эта молодая миллионерша, весь облик которой так не подходил к блестящему положению, которое доставляло ей богатство отца. Здесь, на опушке леса, без роскошного наряда, только тяготившего ее, под золотистыми лучами солнца, падавшими на порозовевшее личико, она была невыразимо мила и приветлива.

Доктор, напротив, казался необычно серьезным. Он принуждал себя улыбаться и весело отвечать Алисе, но было видно, что его веселость деланная. Алиса, наконец, заметила это и сама притихла; когда же наступило довольно продолжительное молчание, которое Рейнсфельд и не пытался прервать, она спросила: